Доктор сказал: в морг!

Доктор сказал: в морг!
Помните этот анекдот? Очнулся пациент после операции. Катят куда-то, а не видать ничего — нос простыней прикрыт. Ну, хрипит он: теперь, мол, в реанимацию?
А санитары бодро так отвечают:
- Не-а! Раз доктор сказал: в морг — значит в морг!

Увы, теперь это уже не черный юмор, а наша вполне вероятная завтрашняя реальность. Шансов на реанимацию у нас, простых смертных, явно поубавилось.

Уж извините, скажу несколько слов о делах печальных, но неизбежных. Итак, в процессе умирания присутствуют четыре стадии: агония, клиническая смерть, смерть мозга и биологическая смерть. С агонией и биологической смертью все, увы, ясно. При клинической смерти патологические изменения во всех органах и системах носят полностью обратимый характер. Смерть мозга проявляется развитием необратимых изменений в головном мозге, а в других органах и системах частично или полностью обратимых.

А теперь, когда мы это запомнили, обратимся к инструкции по определению критериев и порядка определения момента смерти человека, прекращения реанимационных мероприятий, которая утверждена, в качестве приложения, приказом Минздрава РФ от 4 марта 2003 г. № 73. Очень интересный документ, знаете ли!

Раздел ll, "Констатация смерти человека". Производить ее, согласно этой инструкции, следует в случае биологической смерти (на этом останавливаться не будем — все признаки прописаны в разделе l и знакомы даже студенту-медику) или смерти мозга. А вот это уже значительно сложнее. Да, в инструкции указывается: "Диагноз смерть мозга устанавливается в учреждениях здравоохранения, имеющих необходимые условия для констатации смерти мозга". Но скажите, уважаемые, а во многих ли медучреждениях у нас имеются эти "необходимые условия"? А если и есть аппаратура, то в каком она состоянии, насколько изношена, когда в последний раз проводила проверку? Наконец, какого она года выпуска?

Представьте обычную районную больницу (даже не участковую). Ох, как-то не слишком верится, что такой сложный процесс там смогут зафиксировать безошибочно! Да и когда последний раз доктор из глубинки выезжал на курсы, знакомился с современными методиками?

Но пойдем дальше. Подлинный шедевр министерского судьботворчества еще впереди. Нас ждет раздел lll "Прекращение реанимационных мероприятий". Переворачиваем страницу: пункт 5, подпункт "б": итак, реанимационные мероприятия не проводятся "при наступлении состояния клинической смерти на фоне прогрессирования достоверно установленных неизлечимых заболеваний или неизлечимых последствий острой травмы, несовместимой с жизнью".

Вот эти строки, уважаемый читатель, и могут стать приговором тысячам несчастных, которых еще можно было бы спасти — во всяком случае, по моему дилетантскому мнению и житейскому разумению (помните, при клинической смерти — "изменения" носят обратимый характер?).

Это кто же будет "достоверно устанавливать" неизлечимость заболевания? И какого, кстати? Может, и перечень имеется, только пока не попал в поле зрения СМИ? Рак — это неизлечимо? А если клиническая смерть наступит у онкобольного, так его и не попытаются спасти? Может, он бы еще полгода прожил? Да хоть месяц! СПИД — это вовсе неизлечимо. Гепатит С — также. Скажем, сердечный приступ и клиническая смерть у пациента с подобным страшным диагнозом — не попробуют доктора завести моторчик, сразу в морг?!

Опять же травма, насколько она несовместима с жизнью — это еще также вопрос. У разных докторов мнения разные, да и медицинская наука не стоит на месте. И Пушкина, и Лермонтова сегодня в той же районной больнице спасли бы с высокой степенью вероятности! Да что так далеко заглядывать? Вы поговорите с пациентами: к одному хирургу они под нож готовы ложиться, от другого бегут, как черт от ладана, хотя у обоих дипломы абсолютно одинаковые...

Господи. Да все мы прекрасно поняли! Что воду в ступе толочь?

Очень боюсь, что этот самый приказ № 73 с инструкцией-приложением будет и впрямь иметь "необратимые последствия" для отечественной реаниматологии. Опять же исключительно по моему личному мнению, он позволит врачу не сражаться за жизнь пациента до конца. В поединке с подступающей смертью нам придется полагаться лишь на его компетентность (а это понятие относительное) и его совесть (в чем мы также не всегда можем быть уверены).

Я давно уже рассталась с иллюзиями: и до выхода подобной инструкции далеко не все врачи боролись за спасение незнакомого им человека так, словно на койке или операционном столе лежит, цепляясь за жизнь, член их семьи. Для многих клятва Гиппократа — это анахронизм. Помните недавнюю трагическую историю в Торопце, когда совсем еще юный парнишка умер в больнице, потому что ночью отсутствовал дежурный хирург? Оперировать было некому... А 40-летняя женщина, которую в тяжком состоянии пару лет тому назад доставили в одну из тверских городских больниц, и вовсе не была принята — у врача кончалось дежурство, а сменщик еще не пришел. Больная скончалась в машине "скорой помощи", пока ее везли через весь город в другую больницу.

Я могу привести немало подобных примеров. Точно так же, как могу назвать множество замечательных, самоотверженных, порядочнейших врачей.

Но человеческая порядочность — не юридическая категория! И не профессиональная составляющая — к диплому она не прилагается.

А еще вспомните о состоянии нашей "бесплатной" медицины. О мизерных, зачастую задерживаемых бюджетных зарплатах медиков. О горькой, унизительной. Развращающей человека нужде... Тогда и в самом деле становится страшно!

Потому что очень подозреваю: "несовместимой с жизнью" куда как чаще сочтут травму у человека малообеспеченного, чем у богатенького и платежеспособного. А таких малообеспеченных и попросту бедных у нас порядка 60-65 процентов населения. Про "неизлечимые заболевания" уже и не говорю. Все мы не самые здоровенькие! Что же до людей старшего возраста, дедусь и бабусь, так им уже солоно приходится. Дальше-то что будет? Еще несколько откровенно страшных цифр. Сегодня 26,5 процента от общего числа умерших — это люди еще молодые, трудоспособного возраста. И прогнозируемая статистиками средняя продолжительность нашей жизни — 62 года (для мужчин — чуть поменьше, для женщин — чуть побольше). Но так было до ввода этого самого приказа и этой самой, извините, людоедской инструкции.

Кстати, в тот же самый день, 4 марта 2003 г., Минздрав издал еще один интереснейший документ — "Приказ о внесении дополнений в приказ Минздрава России и РАМН от 13 декабря 2001 г. № 448/106 "Об утверждении перечня органов человека — объектов трансплантации и перечень учреждений здравоохранения, которым разрешено осуществлять трансплантацию органов". То есть таких учреждений теперь больше. Добавились три федеральных (разрешено производить пересадку сердца и почки — двум и сердца — одному) и три территориальных (областные клинические больницы — в Ярославле и Иркутске и городская клиническая — в Оренбурге; они займутся пересадкой почек). Я, конечно же, не утверждаю, что эти приказы как-то связаны! Но какой-то червячок в душе ворочается: с одной стороны, очередь на пересадку огромная, с другой — на столе-то лежит почти покойничек! И как-то, господа, тошно становится.

Впрочем, если у семьи на оплату "реанимационных мероприятий" деньги найдутся, будьте уверены, ни один шанс не будет упущен — и при "несовместимых", и "при неизлечимых"... Но как это все согласуется с правом каждого из нас на жизнь, гарантированным Конституцией РФ?

Проблем у медицины хватает. И, наверное, подобные приказы издаются не от хорошей жизни. Я заранее вздрагиваю при мысли, какие упреки адресуют мне врачи. И все же убеждена: говорить об этом нужно. Это, уж простите, та самая ситуация, когда пресса должна кричать и бить во все колокола.

Лидия ГАДЖИЕВА

"Тверская Жизнь"