Валентин Сидоров: Побеждая в себе страх ненавистной розни мира

Валентин Михайлович Сидоров — человек деятельный. Список его должностей и званий занял бы добрые две страницы: действительный член Российской Академии художеств, председатель Союза художников России, президент Международной конфедерации союзов художников стран СНГ... И прочая, и прочая...

Искусство пейзажа второй половины ХХ века нельзя представить без его полотен. Картины художника Сидорова выставлены в Третьяковской галерее.Своих семидесяти лет Валентин Михайлович не чувствует, он полон сил и замыслов. Одно из удивительных его качеств — способность аккумулировать идеи и доводить начатое до конца. И весь его жизненный путь посвящен одному — служению Родине.

— Валентин Михайлович, как живет сегодня Союз художников?

— Финансово очень трудно. А художественно? Несмотря на самое активное действие сил, ведущих к разобщению общества, у нас сохранилось сознание необходимости единения. Самое главное, наш Союз сохранил свое культурное пространство. Недавно в Доме художника впервые за последние десять лет прошла выставка картин живописцев бывших союзных республик. Это было столпотворение, битковые залы. На открытие пришли старейшие художники: 90-летние Мариан Асламазян и Михаил Моторин. И что характерно, художники старшего поколения привезли с собой молодых.

— А что делается сегодня для поддержи художников?

— В России с 1823 года существовало Общество поощрения художников. В свое время оно сыграло колоссальную роль в развитии русского искусства. Многие художники от общества имели возможность съездить в Италию, Францию, другие страны. А порой и просто жили на средства общества. Сейчас мы возрождаем его. Оно создано при московском правительстве. Уже дважды мы заседали в особняке Рябушинского, который когда-то был членом этого общества. В его состав, кроме Союза художников, входят представители банков, деловых кругов страны, общественных организаций. Общество поощрения художников должно выявлять молодых перспективных, талантливых художников, оказывать им содействие в реализации их таланта.

Раньше Министерство культуры заключало с молодыми художниками ежегодно по 200 договоров. Сейчас — ни одного. Так вот, это общество может оказать здесь помощь. А также посодействовать в организации выставок, творческих поездок, формировании коллекций, проведении пленэров.

— А как сейчас обстоят дела с домами творчества?

— При нынешней-то жизни Союз художников сохранил все свои дома творчества. Хотя влачим такое бедственное существование, что иногда думаешь, как мы еще держимся! Нашей Академической даче более ста лет. В свое время она существовала благодаря Обществу поощрения художников, к этому прямое отношение имел Василий Александрович Кокорев, промышленник и общественный деятель своего времени.

Очень надеюсь, что эта традиция продолжится. Сохранились у нас и в Париже, в Центре искусств, около Лувра, две мастерские конфедерации и одна российских художников. Мы имеем возможность посылать туда на два месяца художников, знакомиться с музеями, писать, участвовать в выставках. В сентябре в Париже откроем выставку российских художников.

— А много студентов сейчас учится в художественных вузах?

— Наша изобразительная школа пользуется большой популярностью во всем мире. И в Петербургской Академии художеств, и у нас, в Институте им. Сурикова учатся студенты из всех стран СНГ и из-за рубежа.

— А в чем уникальность нашей школы? —

Наша школа, я имею в виду советскую, основывалась, при всех ее недостатках, не только на традициях русского искусства, но и мирового. И эта опора на лучшие достижения мирового искусства, мировой школы, мировой классики обеспечила нам высокий авторитет и высокий уровень школы вообще. Недавно нас с ректором Суриковского института, пригласили в Японию, в город ХХI века — Коба для выбора здания будущего филиала нашего института. Меня поразил этот суперсовременный город. Здесь все — высшее проявление человеческого ума: форма, архитектура, дизайн — на высшем уровне достижений науки и техники. И вместе с тем все удивительно национально.

А ведь недавно город был разрушен землетрясением. Выбирая для нас здания, из разговора мы узнали, что в Кобо открыт филиал хореографического училища Головкиной, а также филиал драматической студии МХАТ Олега Табакова. Что же за интерес такой к русской культуре, спрашиваю? Переводчик говорит буквально следующее: “Компьютера сказала, что школа профессионального искусства сохранилась только в России!” Вот так!

— Что же лежит в основе мировосприятия русского художника?

— В основе лежит наше отношение к миру. Когда-то Саврасов сказал: “Земля — это рай. Жизнь — великая тайна. Прославляйте жизнь”. Красота мироздания, красота жизни, красота мира лежит в основе нашего мировосприятия. Мы руководствуемся тем, что искусство должно возвышать человека. Эта мысль старая. Но если мы думаем о сохранении Земли, ее красоты, о сохранении человека, как высшего создания природы, то мы должны стремиться не к эгоистическому проявлению его сознания, а к подлинному выражению его индивидуальных способностей в утверждении красоты мира.

Русский художник — гражданин своей Родины, деятель. Задачи у него всегда большие, нравственные. А как же! Ведь участвуя в общем большом деле, человек раскрывается! Все таланты, вся широта души проявляют себя! Вспомним Сергия Радонежского, какие замечательные слова он сказал, когда глядел на “Троицу” Рублева: “Каждый воззрением своим на Пресвятую Троицу побеждает в себе страх ненавистной розни мира сего”. Эти слова — завет, каким должно быть искусство.

Икона и живопись Андрея Рублева были высшим проявлением искусства. А если о природе таланта, то у русского человека при быстрой реакции существует способность к неторопливому созерцанию и размышлению. Это вызвано проникновением в перспективу жизненных и временных пространств, в историю человека, живущего сейчас. Он как бы не торопится, но все сферы чувств работают. Потому в нашем искусстве всегда есть напевность, музыкальность, цветность, красочность мира, ощущение страдания и боли не одного человека, отзывчивость при всех имеющихся других проявлениях.

Все это налагает свой отпечаток на характер человека. И когда это проявляется — это и есть национальные черты. В чем сегодня конфликт? На птичьем базаре все кричат: это я! это я! это я! У нас в искусстве сейчас происходит то же самое. Все пытаются обратить на себя внимание. А подлинное искусство не кричит о себе. Оно рассчитано не на сиюминутный эффект, а на вечное обращение к душе человека. Я считаю, что достижения нашей школы надо развивать и расширять. И не надо сужать понятие о реализме.

Реализм — понятие очень широкое и емкое. И он был разный в каждую эпоху. Разве искусство Египта — это не реализм? Реализм, но другой, со своей знаковой системой. Деяния рук человека, которые направлены на утверждение мироздания, — реализм, отражающий мировосприятие эпохи. А когда было ограничение этих понятий, мы наносили вред нашей школе. Как-то Академия художеств проводила в Нью-Йорке выставку студенческих работ, и эта выставка стала сенсацией. Они не предполагали такого высокого уровня обучения в наших институтах. Три года назад в Париже была выставка дипломных работ, и снова — сенсация. О нашем искусстве мало знают.

А жаль. Мы более любознательны. Если американцы руководствуются принципом: “Америка превыше всего!” — мы, наоборот, можем восторгаться французскими импрессионистами. Мы ходим по Парижу и восклицаем в разных его уголках: “Ах, Моне! Ах, Дега!” А ведь мы интересны друг другу своим национальным лицом. Только нужно сделать так, чтобы все имели возможность развития.

— А есть у вас девиз, свой, личный?

— “Не во славу, а в добро”, — говорила моя бабушка. Тихо делать свое дело — это особенность русской интеллигенции и русского искусства в целом. Руководствуюсь этим правилом.

Беседу вела Вероника ЗУЕВА.

10.06.98