Сошествие в ад

Они называют зто «спуск».

 Мне потребовалось почти четыре месяца, чтобы уговорить Скворцова позволить мне спуститься вместе с отрядом. Четыре месяца каждодневного нытья при встречах и по телефону, пока однажды вечером он не рассвирепел настолько, что протянул мне бумагу и ручку:

 - Черт с тобой! Пиши!

 - Что?

 - Я, такой-то, полностью осведомлен о задачах и характере работы особого дератизационного отряда. Я обязуюсь во время спуска беспрекословно исполнять все приказы старшего по группе. Я согласен, что вся ответственность за любые возможные последствия...

 Он диктовал, а я торопливо заносил на лист путаные бюрократические обороты, последовательно лишавшие меня каких бы то ни было прав и самостоятельности. Я не протестовал. Я знал, что такова единственно возможная плата за шанс увидеть то, что до меня не видел ни один журналист мира, и участвовать в событиях, о которых - не считая ничтожной горстки посвященных - пока не подозревает никто.

 Я понимал, что, пуская меня вниз, Роман Скворцов идет на риск. В отряде из восемнадцати человек семеро - бывшие десантники, а остальные, включая и Романа, - морские пехотинцы. Бывшие, понятно. В зтой компании Сталлоне выглядел бы так себе, на троечку. Пять-шесть часов ежедневной тренировки: каратэ, кроссы, дзюдо, а помимо этого - целый комплекс особых упражнений на специально построенном ими же полигоне. Сверх того - картография всех подземных коммуникаций Москвы, от размещения тоннелей метро до кабелей правительственной связи, изучение всех примененных моделей вентилей, клапанов, задвижек, переключателей и прочего, обращение с приборами химического и радиационного контроля. Плюс первая доврачебная помощь. Плюс... - словом, рядом с этими парнями я выглядел смешно. Вернее, это мне было смешно. А Скворцову было не до смеха: отряд работает в зкстремальных условиях, и неподготовленный новичок вроде меня становился обузой. Сознавая все это, я был готов на все, лишь бы хотя бы раз провести ночь рядом с этими людьми, сделавшими своей профессией очищение московских подземелий от странных и загадочных чудовищ, которых Скворцов и его бойцы именовали кто «твари», кто «крысы», а кто - чуть суеверно - просто «они»...

 И все-таки «они» - зто были крысы, гигантские рыжие и серые крысы, в длину достигавшие метра (Скворцов утверждал, что зто не предел), а в высоту - семидесяти сантиметров. Первые свидетельства очевидцев появления таких крыс относятся к 1989 году: они пытались напасть на монтеров, обслуживавших газовую сеть. Как водится, первым рассказам никто не поверил. Однако все новые доказательства стали появляться с нарастающей быстротой. Гигантские крысы выходили на поверхность в районах свалок, атаковали мясокомбинаты. Соба­ки - даже самые свирепые - боялись их панически, яды они обучались распознавать молниеносно, отстрел, казалось, только прибавлял им злости и хитрости. Стало очевидним, что, если не перенести борьбу в глубины канализационных коллекторов и полуразрушенных подземелий, в тоннели метро (а машинисты поездов метро не раз сообщали о гигантских крысах, чьи горящие глаза или вздыбленные загривки мелькали в лучах фар) и телефонные колодцы - туда, где рождаются и где живут зти бестии, шансов на победу у человека почти нет.

 Для начала ценой неимоверных усилий отловили трех чудовищ. Зто был первый случай, когда гигантских крыс удалось рассмотреть внимательно при свете дня. То, что люди увидели, было ужасно. Двадцать пять -тридцать килограммов витых мускулов, напоенных хитрой, изобретательной злобой и ненавистью: вот что такое были зти звери. Они обладали фантастическим иммунитетом к различным ядам, их сантиметровые у корня резцы перекусывали стальную сетку клеток как сухие галеты, а способностью к адаптации и обучению они превосходили собак и человекообразных обезьян.

 Никакими принципиальными отличиями от распространенных обычных крыс их гигантские сородичи не обпадали. Наибольшей загадкой оставалось их происхождение. Гипотез на зтот счет хватало, но постепенно общепризнанной и, так сказать, официальной сделалась одна, согласно которой гигантские крысы - зто продукт мутаций, вызванных суммарным воздействием на обычных крыс повышенной радиации, химических веществ и злектромагнитных полей. Ни качественных, ни количественных данных о предположительных мутагенных воздействиях пока получить не удалось. Не увенчались успехом и попытки искусственно смоделировать в лабораториях ситуацию, вызывающую у крыс аналогичные мутаций. Тем временем картина вырисовывалась все более тревожная. Если на поверхности крысгигантов кое-как удавалось удерживать «в рамках приличия», то подземные зтажи города были занять) ими, без сомнений. Они прокусывали и перегрызали телефонные кабели, в том числе правительственной связи, портили и разрушали сигнализацию в метро (хотя частенько погибали здесь: даже случайного касания оголенных шин с тремя киловольтами для зтих живучих созданий было все-таки достаточно), из-за них боялись спускаться в коллекторы ассенизаторы и газовщики. Подземный «город», от которого в значительной степени зависело благополучие города наземного, требовал срочной помощи...

 ...Скворцов мрачно перечитал написанное мною. Я видел, что он уже жалеет о своей минутной слабости, но гордость не дает ему отказаться от обещания. Позтому ему хочется отыскать в тексте любую зацепку, чтобы оставить меня наверху. Но зацепки нет. Я записывал все слово в слово за ним. И Роман сдался окончательно.

 - Добро! Пойдешь сегодня. Витя, Андрей (разговор наш происходит в помещении отряда) - вы мне за него головой отвечаете. А тьі запомни. Увидишь крысу - стой. Побежишь - каюк. Пока стоишь, ты способен отбиваться. Повернешься спиной - никто тебя уже не спасет. Понял?

 Я кивнул.

 - Ладно, посмотрим, как ты понял... Оружие я тебе не дам, иначе ты мне с испугу всех перестреляешь. Штык дам. На всякий пожарный случай. Бить надо либо в глаз в сторону затылка, либо в пасть. Зто наверняка. Все остальное - ерунда. И самое главное - не суетись, под ноги никому не суйся.

 Я снова кивнул. Роман посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.

 - Глупость я, наверное, делаю, что тебя тащу... Ну да ладно. Сбор здесь в 23.00. Не забудь теплое белье, носки шерстяные... не раздумаешь?.. Ну до встречи.

 И я отправился домой собираться в самую невероятную в моей жизни командировку.

 Теплое белье. Плотные теплые шаровары. Резиновые сапоги поверх теплых носков. Свитер. Болоньевая непромокаемая куртка с капюшоном и множеством карманов. Так экипированы все мы - де­сять человек, которые сегодня из небольшой комнаты на одной из центральных станций метро (не называю ее по просьбе самих же ребят) отправляются после того, как пройдет последний поезд ме­тро, в лабиринт подземных московских коммуникаций. Десять человек - стандартная цифра для обычных профилактических выходов. Сегодня на «спуск» я выхожу одиннадцатым.

 - Вообще-то восемнадцать человек на такой город, как Москва, - говорит, пока мы облачаемся, один из моих телохранителей Виктор Колосов, - зто капля в море. Мы считаем, что на борьбу с крысами надо уже сейчас бросить полторы-две сотни человек, а если зтого не сделать сейчас, то через год понадобится уже тысяча... Но о нас никто почти ничего не знает: мы есть и нас как бы нету. Это во-первых. А во-вторых... Ты знаешь, сколько мы получаем?

 Я уже знал...Триста пятьдесят рублей - рядовой боец. Роман как руководитель группы - триста восемьдесят. Плюс по два сорок за каждый спуск. В месяц - четыреста. И это все - за изнуряющую, опасную ночную работу, которую и работой-то не назвать: охота, война ...

 ...Только что отключено напряжение от питающей шины метрополитена. Мы - одиннадцать человек, одетые описанным образом, - выходим из своей комнаты через узкую металлическую дверь в конце платформы, спускаемся в тоннель. Еще несколько десятков шагов - и группа останавливается перед тяжелой чугунной калиткой, забранной на мощный висячий замок. Идущий впереди Костя Павлюченко зажигает висящий на груди фонарь. Мы следуем его примеру. Спустя минуту замок отперт. Мы гуськом погружаемся в кромешную тьму узкого и низкого коридора, которую наши фонари делают еще более черной и густой. Рейд начался.

 Сегодняшний наш спуск - самый обычный. Каждый день дежурная группа обходит дозором очередной участок подземных территорий, истребляя встретившихся крыс, выжигая появившиеся с прошлого обхода гнезда. Рутина, Редко - раз в два-три месяца - объявляется экстренный, чрезвычайный спуск всего отряда: зто когда в каком-то районе замечается аномальная активность крыс или когда надо обеспечить безопасное проведение каких-то подземных работ иными службами. Сегодня ничего такого не запланировано. Мне мерещится, что ребята идут как-то лениво, вразвалочку, хотя я понимаю, что быть этого не может: в их деле ленивому, даже просто несобранному лучше остаться наверху - шансов выбраться назад живым у него маловато . Ведь не было за все время существования отряда ни одного спуска, когда крысы не атаковали бы их...

 Но пока все тихо. Я иду в середине группы, зажатый между Колосовым и Андреем Шредером. В группе я - единственный, чье вооружение состоит из болтающегося на поясе штык-ножа. На каждом из ребят - десантный вариант АКМа, да в подсумке - четыре рожка. Патроны не простые, а с разрывными пулями - только такие «берут» крыс, как мне объяснили. В комплект вооружения входит для каждого баллон со сжатым газом нервно-паралитического действия. Есть в группе и кое-что похлеще: огнемет. Его сегодня несут Андрей Лосиков и Сергей Замедянский.

 Тишину подземелья внезапно разрывает грохот автоматной очереди. Зто Павлюченко останавливает метнувшуюся на него из ниши в стене оскаленную тварь. Продвижение такими колоннами по узким коридорам таит в себе опасность: ведь лобовую атаку в таких стесненных условиях приходится отражать одному, максимум двоим ребятам. Впрочем, это еще - не атака, как поясняет обернувшийся Виктор. Так, самоубийственный бросок одиночки...

 Достигнув перекрестка коридоров, группа останавливается. Короткое совещание идущих впереди, даже не совещание, а обмен несколькими слова­ми - и мы поворачиваем влево. Становится заметно холоднее. Дорога идет вниз. Под ногами начинает хлюпать вода, капли висят на стенах и потолке. Я не задаю никаких вопросов, лишь машинально отмечаю какие-то зарешеченные ниши, полуосыпавшиеся арки, за которыми угадываются новые лабиринты ходов, какие-то лазы и люки... Не дай бог мне оказаться здесь одному: мне никогда не найти дороги обратно.

 То, что происходит дальше, невозможно точно описать. Мы оказываемся в расширении, похожем на часть уходящего вверх и вниз - черный провал в середине огорожен полуобвалившимся кольцом перил - колодца. Внезапно, как по командо, пятеро шедших впереди разворачиваются цепью, а пятеро позади меня (лишь теперь я понимаю, почему Роман определил меня в центр группы) сбиваются в плотный клин, как бы закупоривая собой коридор. Я оказываюсь между двух рядов спин. Взрываются огнем одновременно все десять автоматов. То, что мне удается рассмотреть в свете автоматных факелов и в мечущихся лучах нагрудных фонарей, видимо, смахивает на грядущий конец света. Откуда-то из пустоты, из тьмы, лезут на нас оскаленные чудо­вища с алыми от крови и ярости глазами. Разрывные пули рвут их в клочья, кровь и куски мяса летят в сторону. Где-то сбоку словно бьет в глубь колодца два раза свистящая молния: я успеваю сообразить, что это пущен в ход огнемет. Вой крыс, грохот автоматных очередей, усиленный каменными сводами тоннеля, - все сливается в один невыносимый рев, заставляющий меня против моей воли вжаться в стену. Наверное, будь у меня в руках оружие, я не ощущал бы так остро свою уязвимость и бесполезность.

 Шум боя стихает так же внезапно, как возник. Напавшие исчезли, словно и не были. Я пересчитываю трупы. Четырнадцать крыс с оскаленными в предсмертной судорого пастями валяются там, где их настигли пули. Мне казалось, что бой длился не меньше пяти минут, и я удивлен малым количеством убитых врагов. Делюсь своими соображениями с Колосовым.

 - Пять минут? - он смеется. - Да что ты! Минуту самое большее! Мало убили? Ну крысу вообще пулей трудно убить, даже нашей... Так что многие просто отползли израненные. Между прочим, если ты вернешься сюда через какое-то время, после того как мы пойдем дальше, увидишь: тут будет чисто!

 - Соберут и спрячут своих?

 Виктор сплевывает:

 - Спрячут? Они их сожрут! Так сказать, не про­падать же добру! Ты думаешь, они разбежались? Они здесь, вокруг нас, их тут тысячи... - он обводит круг рукой в воздухе, - и все они следят за каждым нашим шагом, только мы ступили на их землю - они уже следят...

 - Что ты имеешь в виду?

 - Не знаю. Но мы много раз проверяли с часами в руках. Мы, допустим, спускаемся на «Арбатской» или где-нибудь у Яузских ворот, а они в Туши­но сразу под землю уходят. Откуда знают? А черт их разберет...

 Идем дальше. На ходу я выясняю, что переделка, в которую мы только что попали, - самая что ни на есть рядовая. Попали в засаду. Шредер так и сказал: попали в засаду. У него выходит, что, как только крысы убедились, что взять нас врасплох им не удалось, они отступили.

 ...Мы поднимаемся и спускаємся по каким-то коридорам, то узким настолько, что протискиваться приходится почти боком, то таким широким, что по ним могла бы проехать кавалькада всадников; то холодным, словно склепы, то, напротив, разогретым до банной температуры близким присутствием какого-то неизвестного мне источника тепла; то грязным и заброшенным, то чистым, ухоженным, освещенным аккуратными, уходящими за повороты рядами люминесцентных ламп. О назначении этих многочисленных тоннелей, переходов, каналов я могу только догадываться... Еще трижды мы ввязываемся в такой же внезапный и такой же быстротечный бой, как первый. Мы открывали огонь, потом по команде прекращали его, куда-то бежали, перепрыгивая через еще подрагивавшие в конвульсиях тела сраженных крыс, снова стреляли... Ощущение нереальности, какой-то оторванности происходящего от того, что осталось наверху, овладело мною. И когда Павлюченко вдруг скомандовал привал, я, ка­юсь, первым повалился на пол.

 Из подсумков появился горячий кофе в металлических термосах. Есть, как сказалось, здесь ничего нельзя: случайно проглоченная даже мельчайшая частица крысиного мяса с рук, одежды, с лица может вызвать у человека тяжелейшее отравление.

 Спрашиваю: сколько времени нужно на то, чтобы изучить подземный город так хорошо, как знают его они? Оказавшийся рядом Лосиков морщит лоб.

 - Ну, смотря как изучить... Здесь ведь много этажей, и можно просто не соваться на те, которых не знаешь. Скажем, обычное метро - раз. Специальное метро, о котором мало кто знает, - два. Канализация, газ, телефон, водопровод - в общем, все коммунальное хозяйство - три. Система гражданской обороны - четыре. С этим всем проще, потому что хотя бы схемы и карты существуют, но и они подчас безбожно врут. Но есть же и такое, что ни на каких картах не отмечено... Подземные ходы рыли под Москвой еще со времен Ивана Грозного. Они осыпались, рыли новые, старые обнаруживались... Этого никто до конца не знает и знать не может, даже Роман.

 И снова мы на ногах. Я совершенно потерял ориентировку, и, если мне скажут, что над нами Париж или Свердловск, я поверю. Внезапная остановка. На стене - начерченный белой краской или мелом крест в круге. Я догадываюсь, что это какой-то условный знак, но, что он обозначает, мне неведомо. Короткое совещание, обмен несколькими фразами, смысл которых от меня ускользает, - и группа сворачивает в неприметный лаз, показавшийся мне сперва просто щелью между двумя бетонными плитами. Этот ход просто прорыт в зем­лю, это скорее даже не ход, а нора: тесная, низкая, сырая. Краем правого глаза вдруг замечаю, что земля на уровне плеча зашевелилась. Только я собираюсь открыть рот, чтобы спросить, что зто значит, как идущий сзади Шредер буквально припечатывает меня к противоположной стене. Снова ревут автоматы, гильзы летят мне в лицо, а земляная стена перед нами словно ожила. Я вижу всего в полуметре перед собой выныривающую из развороченного суглинка оскаленную крысиную голову. В ту же секунду она словно взрывается: это, кажется, Колосов сбоку пустил автоматную очередь. Я что-то кричу и пытаюсь размахивать непонятно как сказавшимся у меня в руке штыком: когда зто я успел его выхватить?

 Автоматы бьют в упор. Мгновенная пауза, и вдоль стены, обжигая нам ресницы, летит долгая спасительная струя огня. Потом еще одна. Отвратительный запах паленой шерсти и мяса. Еще несколько выстрелов - и вновь тишина. Кажется, отбились.

 Пятясь, мы выбираемся обратно в большой коридор. Осматриваемся: все целы и невредимы.

 - Если бы не новенький со своим ножичком, нам бы крышка! - шутит кто-то. Я краснею, но смеюсь вместе со всеми.

 Мой спаситель Шредер обьясняет: мы обнаружили крысиный инкубатор. Так называется гнездо, куда сползаются рожать и выкармливать детенышей самки. По лицам ребят я понимаю, что зто большая удача: еще бы, ведь за каких-то тридцать секунд они уничтожили больше крыс, чем за иную неделю охоты!

 Павлюченко смотрит на часы на запястье и делает жест, который можно истолковать только одно­значно: домой! Я тоже смотрю на часы - и присвистываю. Оказывается, мы под землей уже почти пять часов! Мы строимся в прежнюю колонну и пускаем­ся в обратный путь...

 Спустя полчаса, пройдя маршрут без добавочных приключений, мы сбрасываем доспехи в маленькой комнате, из которой начинали поход. Ребята по очереди моются под единственным в помещении кра­ном: о душе им приходится только мечтать. Павлю­ченко обсуждает с Романом итоги рейда. Они склонились над столом, и Костя что-то показывает Ро­ману, водя по картам обкусанной спичкой.

 История с инкубатором не выходит у меня из памяти.

 - А кто обнаружил его? - спрашиваю я у блаженно затягивающегося сигаретой Колосова. Он смотрит на меня непонимающе.

 - Обнаружил? Что обнаружил?

 - Ну инкубатор. Кто-то же его нашел, пометил крестом...

 Виктор медленно качает головой:

 - Никто...

 - Как - никто? - удивляюсь я. - Кто-то же крест нарисовал. Кто?

 - Не знаю. И никто не знает.

 Я продолжаю настаивать. И Колосов неохотно, осторожно подбирая слова, обьясняет.

 Происхождение крестов - неизвестно. Понятно только, что они появляются не сами собой. Кстати, не только кресты, а еще и треугольники, квадраты, волнистые линии: зто сегодня нам так не везло, а обычно они попадаются в нескольких местах. Брали пробы красителя. Оказалось - обычный мел или известняк, которого под землей предостаточно. Кто и зачем ставит зти знаки - самая главная загадка. Удалось только установить, что крест в круге, который мы видели сегодня, означает предупреждение о близком скоплении крыс. Но кому адресовано зто предупреждение - тоже вопрос. Отряд часто пользуется этим знаком для выполнения своей задачи - и никогда не ошибался.

 - Смешно думать, что мы знаем все о подземной Москве, - заканчивает свой рассказ Виктор Колосов. - Там обитает кто-то, кто знает эти все ходы-переходы, как ты свою квартиру. Но нам ни разу не посчастливилось встретиться с зтим существом. Оно и понятно: нас же видно и слышно за версту, а этот крот видит и ориентируется в темноте лучше, чем мы на свету. Но мы даже следов его пребывания пока не обнаружили, если не считать пары-тройки явных признаков свежих земляных работ...

 Мы расходимся в разные сторону, пожимая друг другу руки. Они едут по своим квартирам отсыпаться, а вечером поздно вновь встретятся здесь, чтобы опять спуститься туда, к крысам.

 Кто знает, что ждет их в эту ночь?

 Алексей Кузнецов

Ссылки по теме AURA