03.10.2002 16:57

Я ль виноват, что я поэт… - 3 октября 2002 г.

Сегодня – исполняется 107 лет со дня рождения Сергея Есенина.

Я ль виноват, что я поэт…

В последние годы мы как будто утратили очарование есенинской поэзии – с тех пор, как он перестал у нас быть поэтом «слегка неодобряемым», с тех пор, как стали доступны стихи поэтов «запрещенных под страхом».

Потом пришла волна интереса и пена разоблачений - с кем жил поэт. как жил, как умер...Айседора Дункан, Зинаида Райх.. Но ведь все этоневажно, вернее, важно не это...

Впрочем, изменились мы, но поэзия Сергея Есенина и его место в русской культуре осталось прежним. И время расставит все по своим местам, поправив нас, захлебнувшихся от впечатлений…

Проза Есенина так же свежа и хороша, как стихи. Иронична и очень насыщенна смыслом на количество слов, чем роднится пушкинской прозе.

"Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии, Рязанского уезда, Кузьминской волости, в селе Константинове.

С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, кая щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: "Эх! Стерва! Ну куда ты годишься?.. "Стерва" у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял ему охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мапьчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче'» Бабушка любила меня из всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.

Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень хотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно - учительскую школу, окончив которую я должен был поступить в Московскии учитольский институт. К счастью, этого не случилось.

Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательноэ творество отношу к 16—17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в "Радунице".

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Тем меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась при всей нашей внутренней распре большая дружба.

В эти же годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 1,5 года, и снова уехал в деревню.

В университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко.

Из поэтов - современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.

В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом.

От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции.

С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед напротив. Был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы.

После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.

В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по - своему, с крестьянским уклоном.

В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину.

Что касается остальных автобиографических сведений, - они в моих стихах.

Октябрь 1925 года. Сергей Есенин."

* * *

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи!

Ты, земля! И вы, равнин пески!