Низкий поклон Олегу Ефремову

День памяти актера и режиссера Олега Ефремова пройдет в подмосковном музее А. Чехова "Мелихово".

 Два года назад, за несколько дней до смерти Олег Николаевич Ефремов приезжал в Мелихово. Приезжал, чтобы посмотреть на своих выпускников, игравших на фестивале чеховских пьес "Бабье царство". Как рассказывал занятый в постановке молодой актер МХАТа Павел Ващилин, Ефремов улыбался, аплодировал им, словом, вел себя как рядовой зритель. И первое, о чем ребята вспомнили, когда узнали о трагедии, как по окончании спектакля, выслушав похвалу Олега Николаевича в свой адрес, поклонились ему низко в ноги. Не сразу пришло осознание того, что происходило прощание. Ведь в молодости разве когда скажешь педагогу "большое спасибо"? Все кажется, что люди вечны.

О любви

Сергей Шнырев, артист МХАТ имени А. П. Чехова

 Во время домашних репетиций последнего своего спектакля Сирано де Бержерак по пьесе Эдмона Ростана и в переводе Юрия Айхенвальда Олег Николаевич много рассуждал о любви. Вспоминал разные истории из жизни «Современника».

 Например, рассказал про известного актера, которого во время гастролей театра спас от самоубийства: тот уже стоял в оконном проеме, когда Олег Николаевич вошел и увидел его. Несчастный был влюблен в особу, которая дала понять, что его ухаживания бессмысленны, - вот он и решил убить себя.

 В Сирано я репетировал Кристиана в очередь с Борисом Щербаковым (Борис Щербаков так и не вышел на сцену в этой роли, зато сейчас играет Графа Де Гиша примечание автора). На нашу роль Ефремов мало обращал внимание, это и понятно.

 Но однажды сказал Щербакову (значит, меня его слова тоже касались): Кристиан, конечно, любит Роксану, но ты пойми, он очень нервный, очень восприимчивый. Действительно, прежде Кристиана таким никто не играл. Играли пустым влюбленным красавцем. Но не даром же в пьесе все время повторяют слово душа , душа важнее. Олег Николаевич говорил, что у Кристиана тоже есть свой божий дар -дар души, поэтому он очень впечатлительный, поэтому сразу не видит, что Сирано влюблен в Роксану.

 Последняя репетиция у Олега Николаевича дома. В Сирано есть сцена, в которой Кристиан все понимает про любовь Сирано к Роксане. Вдруг Олег Николаевич говорит: А может, Кристиан любит Сирано? Я не понял, а он мне объяснил: В смысле не порочная связь, а влюбленность в гения.

 Мы много размышляли, что такое любовь, приводили примеры из литературы, и я вспомнил строчки одного поэта XIX века: «Бог сохраняет все, особенно слова прощенья и любви, как собственный свой голос». Олег Николаевич попросил: Как-как, а ну повтори еще раз. Он переспрашивал, как будто накапливал, вбирал в себя важные для жизни вещи. Хотя, казалось бы, с его здоровьем (он дышал с помощью специального аппарата) можно быть только отрешенным.

 Конечно, нам было тяжело репетировать: больной человек забирает энергию. Мы уходили от него очень уставшие, обращенные в себя. Но удивительно! Меня вводили на роль Молчалина в «Горе от ума» и Валеру Трошина - на роль Чацкого. Олег Николаевич пришел на прогон - тогда уже плохо себя чувствовал. Но когда он показывал Чацкого - будто вспыхнул огонь в его глазах. Все девчонки-актрисы, которые играли, в один голос восхищались: Ну как возможно! Семьдесят лет человеку, а он смотрит на тебя такими глазами, что невольно начинаешь - а-ах! - волноваться.

 В «Борисе Годунове» Олег Николаевич играл царя, я - его сына. Меня сразу предупредили: «Сережа, выучи текст. Мало ли, Олег Николаевич забудет слова». Но ни разу этого не произошло! Когда Ефремов читал последний монолог Годунова перед смертью, наставлял сына, мне становилось безумно страшно, потому что казалось: ой, не дай бог он сейчас умрет по-настоящему! Обстоятельства в жизни совпадали с обстоятельствами, вызвавшими накал страстей на сцене, и он так этой стихии отдавался, что под конец монолога у него пена шла изо рта. Пока он играл, я безумствовал от ужаса. И - только свет гас - теперь главное поймать его руку, чтобы помочь спуститься с поднятой площадки. Мы уходили, и Олег Николаевич часто вздыхал: «Ну-ух... Слава Богу...». Так просто.

 Вторая наша совместная работа не состоялась. Олег Николаевич последнее время искал современную пьесу. И у него вызвала интерес - хотя не знаю, понравилась или нет, - пьеса Михаила Угарова «Зеленые щеки апреля». Мы несколько раз встречались: я, Ефремов, Станислав Любшин и Андрей Мягков. Но не поверили в эту пьесу, особенно Андрей Мягков, не смогли понять, для чего же ее ставим. Ведь не редко случалось, что Олег Николаевич год репетировал, а потом собирал всех исполнителей и, помолчав 20 минут, выкурив сигарету, вдруг задавал вопрос: «А зачем ставить эту пьесу? Что мы хотим ею сказать?»

 Дмитрий Брусникин восстанавливал спектакль Олега Николаевича «Иванов». Я репетировал Львова и задал режиссеру вопрос: «Львов любит Сару? Ведь чувство долга к умирающей выросло у него до желания защищать ее». На что Брусникин ответил: «Не-ет... Никаких чувств, он же доктор. Это ходячая честность. Показываем работу Олегу Николаевичу, и вдруг он спрашивает меня: «Ты подумай, Сереж, может, Львов любит Сару?..»

Театр как знакомая неожиданность

Борис Щербаков, артист МХАТ имени А. П. Чехова:

 Честно говоря, я был очень удивлен, когда меня назначили на роль Кристиана.

 Ведь он же еще мальчишка, ему восемнадцать лет... Потом я понял, что Олег Николаевич с высоты своего возраста на всех нас смотрел как на пацанов. Когда он умер, я перестал репетировать.

 А репетировал Ефремов гениально, словами этого не передать. Когда я сидел рядом с ним, его огромная работа мысли ощущалась почти физически. А иногда он вдруг так задумывался, что замирал, и не произносил ни слова. Эта пауза могла длиться до пяти минут. И все мы, актеры, сидели как мышки. Олег Николаевич был очень мудр, и я его побаивался, немножко терялся в его присутствии, даже когда он бывал у меня дома. Иногда я ему что-то не говорил о своих ролях, потому что мне всегда казалось, что бы я ни произнес, Ефремов все знает, и ему неинтересно слушать. Хотя в разговоре он никогда не унижал собеседника, скорее, пытался возвысить его до себя.

 Во время репетиции "Сирано де Бержерака" Ефремов произнес фразу, которая меня потрясла. Критики пишут сотни, тысячи томов о сущности театра, а Олег Николаевич объяснил ее одной фразой: "Театр - это знакомая неожиданность".

  Наталия Бойко,

 Анна Чепурнова