Виртуальный дневник пожилой леди - 22 ноября 2002 г.

Никогда не понимала, как это у людей получается планировать жизнь. Пишут они себе в ежедневники строчки, и, что самое удивительное, по этим записям и живут.

Я вот назапланировала себе кучу всего на выходные, ан нет же, не вышло, потому как сегодня ночью уже еду в Питер, чего с утра вовсе не знала. Сплошная спонтанность, ежедневники мои отдыхают. В Питере, правда, тоже всего напланировала, но думаю, что все будет не так, а совершенно иначе.

В связи с тем, что неделю меня не будет в Москве и надо предупредить массу народу, как московских, так и питерских тож, начались извечные разговоры о том, что Питер — это много хуже Москвы, и вообще все эти гонки по Питеру — исключительно из-за того, что он нынче в моде, благодаря Президенту. Это мне заявил Белиал, причем, будучи москвичом в каком-то колене, заявил, как все москвичи, безапелляционно и авторитетно, тоном, насколько можно понять в аське, возражений не допускающим.

Ну, естественно, я не стерпела, фыркнула, выразила крайнее неудовольствие, и он, будучи человеком, как мне кажется, неплохо воспитанным, согласился сквозь зубы, исключительно из любезности, что -де Питер да, имеет право на существование не только как модная родина Президента России.

Эх, елы-палы, дык, дык... Ну куда пойти в этой Москве? На Поклонную гору? Полюбоваться на муки творчества Зураба Константиновича? Выйти в центр, на Кремль поглядеть? Так я его много раз видела. Угусь, ощущала приезжая в Москву, что вот стою на брусчатке, в центре сердца нашей Родины, блин, и дальше идти некуда. Причем во всех отношениях.

Ну, может мне Москва не открылась, или не открыли мне ее так, чтобы можно было полюбить не "ритмы столицы", за которые меня агитировать нечего — сама их люблю до невозможности, а именно город...

И потом, научите меня ощущать московский genius loci, а я за это научу чувствовать питерский... Если он, конечно, есть в московском исполнении... М-да...

Питер, это "амур фаталь", это "амур импоссибль", это страсть, которая не может быть утоленной — бродить по улицам и переулкам, которые тысячу раз пройденные, всякий раз будут новыми и неожиданными. Это смотреть на Исаакий ночью, когда не существует ничего, только небо, Исаакий и ты, маленький, но очень гармонично вливающийся песчинкой в эту великую вечность.

Ну естественно, когда я живу в Питере, я ворчу, как и все остальные, что вот какая нелегкая понесла Путина вместе со Шредером на Исаакий в три часа ночи, не могли они что ли в другом месте где-нибудь встретиться, а мне вот теперь домой не попасть... В конце концов, домой попадаю, Шредер отъезжает в Германию, а Исаакий мне остается. Ежевечерне. Ежеутренне. Красивейшая в мире картина. Вне зависимости от времен и от ритмов.

У каждого петербуржца есть свой Исаакий. Может быть, когда-нибудь я что-то такое увижу в Москве. Но пока в Москве совершенно не ощущаю счастья, максимум — эстетическое наслаждение от хорошей архитектуры.

Недавно возвращалась домой, в Петербург... Иду себе ранним утром по Малой Морской, и знаю, что Питер мне не изменит... Сначала узкие уютные стены Малой Морской, потом волна сырого приморского воздуха вынесет на Исаакиевскую... И натыкаюсь на разрытую площадь. Горы песка, глины, техника, красные с белым тряпки и ленточки... Кусочек привычного счастья отрезали. Нет же! Вот он, Исаакий, стоит, как стоял, и если задрать голову, то все это непотребство исчезнет, останется город и наше с ним счастье, и живой genius loci.

И, в общем, совершенно неважно, что там и как ремонтируют. Поэтому что это частности и Питер может позволить себе эту небрежность, которой не может позволить Москва.

Чайка, например, лечится от невзгод Питером. И ей он тоже не изменяет. Она садится за руль и едет по Питеру, чтобы он лечил ее раны. Город — целитель...

Помню, как ехали с Чайкой по Питеру... Ей было неважно. И на углу Суворовского и Невского стало совсем плохо... Мы выехали на Невский — самую оживленную магистраль Питера, и тут Чайку прорвало — она принялась неудержимо рыдать, закрывая лицо руками и всхлипывая так жалобно, что сердце разрывалось. На автопилоте машина промчалась по Невскому. Питер не подвел свою Чайку. К Адмиралтейству она проревелась и задумалась, наконец, куда крутануть руль. Тем, кто не чувствует genius loci Санкт-Петербурга, Чайкин трюк с Невским проспектом не повторить нипочем.
А ей Питер простил этот фокус наверное за стихи...

Снится опять этот город продрогший,
Пронизанный сыростью каменных снов,
Застывший навеки средь тяжких оков,
Его окружают решетки мостов,
А в центре — сам царь, безнадежно промокший.

Марсово поле — огромный каток,
Здравствуй, пронизанный болью от гнева,
Продутый ветрами и справа, и слева
Под серым и сизым питерским небом
С огненным всплеском тьмы лоскуток!

Здравствуй, веками ногами изрытый,
Отчаянно рвущийся в ждущую ночь,
В себя пропускающий слезы и дождь
Песок, словно ждущий кому-то помочь
И свет фонарей над умершим гранитом.

И негде спастись, хотя окна закрыты,
От ярких, пьянящих, зовущих лучей,
От ждущего марева белых ночей,
Зимой — от неясных бегущих свечей,
А в замке — сам царь, с головой непокрытой...