Борис Моисеев – возмутитель спокойствия

Недавние гастроли Бориса Моисеева в Екатеринбурге показали, что концерты Моисеева превращаются в шоу, но не песенно-танцевально-костюмное, а религиозно — политическое.

Порядок у здания цирка, где проходили выступления артиста, пришлось охранять дополнительными силами милиции ввиду решения общественной организации организации "Православное студенческое братство" пикетировать концерт.

За время выступления был отслужен молебен, проведен пикет с раздачей информационных листков и поставлен вопрос о лечении гражданина Бориса Моисеева в психиатрической клинике.

Печально, что организация, называющая себя православной, идет на экстремистские действия, да еще по отношению к артисту, искусство которого, какую бы направленность оно не носило, все же искусство и будит прекрасное в душах людей.

Феномен Бориса Моисеева заключается в его талантливости и чрезвычайной гармоничности духу времени, декадансу ушедшего века.

Популярность городского романса, плебейского жанра, в начале двадцатого века была невероятной. Это чуть позже, к началу тридцатых годов он стал обретать рафинированность и утонченность Вертинского, сентиментализм Козина и трагизм Юрьевой.

Потом в стране, где большая часть населения сидела в лагерях или как-то иначе была связана "с зоной", развитие городского романса пошло одновременно по двум направлениям — в шансон и блатняк, и в утонченную сентиментальность. Которая до прихода на сцену Бориса Моисеева успела практически выродиться, а родившаяся "бардовская интеллигентская песня " отпочковалась от городского романса во вполне самостоятельную ветвь.

И тут вихрем влетает Борис Моисеев, который толком не может вообще ничего — ни петь по-настоящему, ни танцевать, ни играть в драматическом театре. Но его уникальный талант заключался в том. что свой драматический шепот, даже — "шопот" - как писали в дореволюционной орфографии, потому что чувствительность и сентиментальность, по которой истосковался человек двадцатого века, Моисеев вытащил в таком невероятном количестве, что это даже стало приторно-тошно с непривычки. К умению мало-мальски изящно передвигаться и чувствовать себя на сцене свободно, Моисеев добавил восхитительные костюмы Готье и сдобрил все это пряностями трансвестизма.

И вывел все это текуче-переливающееся через край действо, которое прочно держалось на жанре городского романса, с его забубенностью — томностью-душещипательностью, на грань фола с пошлостью.

И делает это намеренно — чувство волнения, сопровождающее все его шоу на предмет — "упадет — не упадет в пошлость" придает остроту и динамику, компенсируя недостаточность внутреннего содержания красивых, но достаточно плоских в смысловом отношении декадентских текстов о нравственном и физическом тлене современного индивидуума.

При этом Моисеев несет пошлую чушь, откровенно, намеренно пошлую чушь в своих интервью, создавая фон для восприятия шоу и удивляет своим перевоплощением из банально-слащавого "крошки-Бори", которому в гротескно придуманной тюрьме "было нечего кушать" в Артиста, который из ничего творит Искусство, играя последний акт пьесы о погибающем жанре городского романса.

"Мне ничего не хотелось так сильно и откровненно, как открыть Вам мир своих чувств прекрасной музыкой и словом! Приоткройте свою душу, и я уведу Вас в лабиринт радости и грусти, надежд и расставаний, одиночества и встреч.Как перед Богом, мои друзья, моя исповедь и правда". - Борис Моисеев...