"Нехорошие" квартиры Москвы. Взгляд специалиста

Юрий Николаевич Александров – известный ученый, автор 20 книг и более сотни статей по истории, архитектуре, топонимике Москвы. Он входит  в состав экспертной комиссии Мосгорархитектуры, ученого совета Музея истории Москвы и других научных и общественных организаций.

Фото: Ю.Н. Александров. "История Москвы в памятниках"

Он ушел на фронт добровольцем со студенческой скамьи и прошел свой солдатский путь до конца, демобилизовавшись в 1946 году и испытав ужасы гестапо и фашистских концлагерей, штрафбат и прифронтовые госпиталя. Имеет 14 правительственных наград.

После войны работал в Центральном совете по туризму и экскурсиям ВЦСПС, главным архитектором НИИ теории и истории архитектуры, вел циклы передач о Москве на радио и телевидении, занимается издательской деятельностью, сотрудничает с журналом «Наше наследие».

Сейчас Юрий Александрович подготовил к печати книгу своих воспоминаний «Ворошиловский призыв. Записки солдата». Но главным делом его жизни по-прежнему остается Москва, ее архитектурный облик, памятники истории, музеи.

- Когда-то столичных школьников водили на экскурсии в музеи-квартиры писателей, художников, музыкантов, ученых, политических деятелей. К сожалению, сегодня хорошая традиция приказала долго жить. Почему?

- Видимо, во многом из-за того, что в культурном хозяйстве города царит неразбериха. Увы, точного числа действующих в Москве мемориальных музеев не знает никто. Специалисты называют разные цифры. От 50 до 100. Общей статистики не существует. Любой читатель может проделать такой эксперимент. Возьмите самый подробный телефонный справочник и обзвоните все мемориальные музеи. Уверен, что во многих вам скажут, что «мы временно не работаем». Каждая квартира находится в ведении того или иного министерства, научного учреждения, центрального музея, а то и просто частного лица. Кроме того, существуют так называемые внутриведомственные музеи, куда посторонних не пускают.

Например, в Министерстве обороны есть закрытый кабинет маршала Жукова . В него водят только важных гостей города, а простые граждане о его существовании даже не подозревают. Хотя наверняка нашлось бы много желающих побывать в памятном месте. Ждет разочарование и тех, кто захочет посетить легендарную квартиру Луначарского в Денежном переулке, полюбоваться на изысканную коллекцию предметов искусства, собранную самым образованным и утонченным наркомом просвещения (по-нашему, министром культуры) России. Оказывается, сегодня в ней расположен рукописный отдел Государственного литературного музея. Да и его несколько лет назад затопило, и туда никого не пускают. Интересно, какова судьба стоявшего там бесценного мебельного гарнитура в стиле жакоб? Или так в свое время поразивших меня фарфоровых шахмат, отлитых по эскизу выдающегося скульптора 20-х годов Натальей Данько специально для Анатолия Васильевича? Помнится, пешки были сделаны в виде разрывающих цепи рабов, королевы держали над головой серпы, а короли – молоты. Кстати, в принадлежащей тому же Литмузею бывшей квартире Демьяна Бедного тоже нет никакой экспозиции. Там расположен книжный фонд. Помнится, когда-то можно было, придя в мемориальную квартиру великого Гольденвейзера, расположиться в кресле музыканта и углубиться в чтение любой из книг его обширнейшей и уникальной библиотеки. Сегодня такое, конечно, трудно себе представить. Подчас потенциальному посетителю невозможно получить информацию о том или ином музее-квартире. В телефонных справочниках о многих из них вообще нет никаких сведений.

Существуют ли в столице музеи-квартиры Гиляровского, Телешова, Павла Корина, узнать неоткуда. Даже в Интернете о них нет никаких сведений. Теоретически они существуют, и многие научные работники, специалисты, историки, москвоведы не раз там бывали. Однако рядовому посетителю попасть туда невозможно.

- Что мешает?

- Самые разные причины. Например, в квартире Гиляровского , где хранится значительная часть литературного архива писателя, проживает его дальняя родственница, очень пожилой человек. Она там прописана и никуда переезжать не хочет. Само собой, принимать потоки посетителей для нее не по силам. В музей-мастерскую художника Корина подолгу не могут найти смотрителя. Никто не идет на маленькую зарплату. Поэтому ее двери большую часть времени закрыты. То же самое происходит и с квартирой художника Андрея Васнецова .

- Может ли частное лицо открыть музей-квартиру своего умершего знаменитого родственника?

Юрий Николаевич Александров

- В принципе закон не возражает. Если человек считает, что ему в наследство досталасьценная музейная коллекция, куда входят предметы быта и произведения искусства, то он должен подать заявление в Министерство культуры и получить лицензию на проведение музейно-выставочной работы. Но ждать придется долго, несколько лет. Сначала создадут экспертную комиссию, которая определит, имеют ли находящиеся в квартире вещи культурное значение, какой вклад внес их бывший владелец в историю страны. Кроме того, многое будет зависеть от ваших условий - ведь они могут и не устроить комиссию.

Например, вы предлагаете передать квартиру вместе с ее содержимым государству, а вам предоставляют новую жилплощадь. Пока ни один такой вариант не прошел. Или же к вашей инициативе подключаются многочисленные родственники, которые гробят идею в зародыше. Характерный случай произошел в Питере со вдовой Марка Бернеса . Ее сын отсудил в свою собственность комнату, где она решила было устроить мемориальный музей. А наследники архитектора Мельникова, брат и сестра, никак не могут поделить доставшийся им чудо-дом, шедевр архитектуры, который самой судьбой предназначен для того, чтобы стать одним из ведущих столичных архитектурных музеев. Уже состоялось бесчисленное множество судов, которые так ничем и не кончились. А тем временем гениальное творение необратимо разрушается.

Из-за бюрократических препон не удалось довести до конца создание мемориальных музеев Романа Кармена , Михаила Ромма , десятков других достойных деятелей культуры и науки. А проблемы с жильцами? Вряд ли соседи обрадуются, что у них на лестничной площадке гостеприимно распахнет двери музей и в подъезд будут заходить толпы посторонних. Например, хозяева музея-мастерской Налбандяна поступают так. Экскурсовод собирает группу внизу, у подъезда, предупреждает, чтобы вели себя тихо, и потом поднимается с группой по лестнице. А самое главное в том, что содержать музей с финансовой точки зрения очень накладно. Когда квартиру переводят из жилого фонда в нежилой, оплата всех коммунальных услуг возрастает в четыре раза.

Прибавьте сюда расходы на смотрителей, экскурсоводов, уборщиц. Так что бизнеса не сделаешь. Впрочем, богатые предприниматели, пользуясь неразберихой в законодательстве, то и дело обращаются к хозяевам музеев-квартир в центре Москвы с предложениями приобрести их в частную собственность. Потенциальные владельцы не скрывают, что могли бы использовать памятник культуры с максимальной эффективностью. Например, открыть в нем что-то вроде ночного клуба для богатых с просветительским уклоном. Днем пускать всех желающих, а по вечерам отмечать в знаменитых интерьерах памятные события или устраивать презентации. Говорят, что такая практика уже получила распространение. За энную сумму можно договориться о проведении в их стенах вечеринки даже с администрацией известных государственных музеев.

- Есть ли положительные примеры, когда наследникам все же удалось увековечить память о своих знаменитых родственниках?

- Например, актриса Мария Владимировна Миронова , потеряв мужа и сына , при жизни завещала свою квартиру в Малом Власьевском переулке Музею театрального искусства имени Бахрушина. А вот Галина Сергеевна Уланова не оставила завещания на свою четырехкомнатную квартиру в высотке на Котельнической набережной. И хотя наследников у нее не было, нашлись энтузиасты, которые спустя два года после смерти великой балерины сделали его филиалом того же Бахрушинского музея.  

- Как вы относитесь к тому, что квартиры, связанные с большевистскими деятелями, закрыли?

- Нет больше кабинета Калинина , квартиры Крупской , где в советские времена устраивались новогодние утренники для школьников, музея-квартиры Ленина в Кремле. Политические тенденции берут свое, но ведь квартиры — неповторимые носители бытийной информации.  В большинстве из них нет каких-то сверхценных шедевров, а только атмосфера, связанная с частной, приватной жизнью людей той или иной эпохи, представителей определенной культурной прослойки. Такие места дороги своей атмосферой, в которую мы имеем возможность погрузиться.  Вон у Рериха или Булгакова квартиры почти пустые, там по большому счету вообще ничего «подлинного» нет. Но сами имена стали стимулом, ради которого туда приходят люди, причем только для того, чтобы приобщиться к ауре своего кумира. Поэтому для историка «нехороших» квартир не бывает.

- Для вас, как для знатока московской старины, несекрет, что исторический облик столицы безвозвратно уничтожается. Сегодня возобладала та точка зрения, что сохранять памятники архитектуры выгоднее всего путем их полного разрушения с последующим созданием макетов, муляжей и, в конечном счете, потемкинских деревень.

- Любое здание, от которого хоть что-то осталось, можно восстановить. Правда, потом главное - не позволить арендаторам довести его до аварийного состояния. Что же касается нехватки денег в стране, то всегда необходимо помнить, что культурное наследие, к сожалению, такая вещь, которая не восполняется. Его потеря необратима. Допустим, если у вас нет денег сегодня, то завтра вы их можете заработать. Но если мы утрачиваем культурное наследие, его уже восстановить невозможно, на то оно и наследство. Оно или есть, или его нет. Все, что не оно, - уже неподлинное. Сейчас на наших глазах повсеместно сносятся старинные здания, а на их месте строятся их копии. Которые, кстати, тоже стоят огромных денег.

- Все ли из памятников заслуживают сохранения любой ценой?

- К сожалению, подавляющее большинство снесенных за последнее время построек официально числились памятниками архитектуры. Я несколько раз я задавал своим зарубежным коллегам, которые живут в странах, где процветают капиталистические отношения, простой вопрос: что нужно, чтобы сохранить культурное наследие? Они всякий раз отвечали: просто надо очень хотеть его сохранить, и тогда  все получится. Сейчас мы слышим много рассуждений о том, что у страны нет денег, чтобы сохранять памятники архитектуры, поэтому выгоднее их сносить и на их месте строить их копии. Но ведь после войны мы были гораздо беднее и вся страна лежала в руинах. Вспомним наши города, тот же Новгород. Фантастика, но к 1960 году все новгородские памятники восстановили. А ведь мы тогда были нищими, гораздо беднее, чем сегодня. Но было желание народа, власти. И в нищей, разоренной стране нашлись средства, деньги, ресурсы, чтобы восстановить разрушенное. Потому что в основе всего лежит именно человеческая позиция, а не какие-то объективные обстоятельства, которыми всегда можно оправдать нежелание что-то делать.

- Чем вы объясняете тот факт, что на строителей не существует никакой управы?

- Конечно, у нас есть закон об охране памятников истории культуры, принятый еще в 70-е годы, никто его не отменял, и согласно ему сносить памятники нельзя. Но, как мы видим, он легко обходится. Да, у нас все кому не лень занимаются самоуправством. Но все же главная проблема в том, что общественность не следит так внимательно, как хотелось бы, за судьбой культурного наследия. Люди обязаны понять, как много мы потеряли в результате нашего равнодушия. Конечно, органы прокуратуры, внутренних дел обязаны исполнять закон и следить, чтобы памятники сохранялись. К сожалению, у нас и в советские времена статистика уголовных дел, возбужденных в связи с нарушениями в области охраны памятников, исчислялась единицами. А в постсоветское время вообще ни одного случая. Пока общество будет равнодушно к своему прошлому, пока оно не станет подталкивать государственную машину, чтобы она вставала на защиту памятников, печальная тенденция будет сохраняться.

- Почему общественность не проявляет активности, защищая свою историческую среду обитания?

- Весь 20-й век у нас шла сплошная реконструкция, перестройка, перекройка, переселение народов. В результате утрачена традиция, которая существовала в старой России, сохранять родное гнездо, свой родной дом. Очень немногие люди могут похвастаться чувством хозяина дома, гражданина города. К тому же общество в значительной степени развращено поступками власти. Никому ведь не придет в голову, скажем, взять какую-нибудь картину великого художника и вместо реставрации все смыть и написать заново красивую и блестящую. Понятно, что тогда картина потеряет в рыночной стоимости, она просто превратится в копию, цена ее - грош в базарный день. Абсолютно то же самое относится к памятникам архитектуры, с которыми делают, что хотят. Я бы посоветовал читателям посмотреть дом №23 на Большой Полянке и сравнить его с иллюстрацией в книге «Памятники архитектуры Москвы», том 4-й «Замоскворечье». Вы легко убедитесь, что восстановленный вариант не имеет ничего общего с первоначальным обликом памятника. И такое происходит сплошь и рядом. Понимаете, получилось так, что мы постоянно употребляем словосочетание «борьба за сохранность культурного наследия». С кем мы боремся? Почему приходится использовать военные термины?

- Неужели все так печально?

- У нас было несколько шансов исправить ситуацию, когда мы переживали несколько всплесков общественной активности. Один в 60-е годы,когда было создано Общество охраны памятников. Другой - в середине 80-х, когда с началом демократизации начались уличные выступления в защиту памятников, чего сто лет не было. Потом, к сожалению, у людей началась трудная жизнь, многим уже стало не до того… Сейчас те, кто работает в системе охраны памятников, вынуждены зарабатывать себе на жизнь какими-то другими вещами. К сожалению, научными исследованиями не прокормишься. Люди, которые работают в сфере культуры, святые, и их очень мало.

- Когда во время сербо-хорватской войны обстреливали Дубровник, у сербского генерала спросили: как можно разрушать красивый старый город? Он сказал: ничего, мы построим новый, который будет еще красивее.

- Дело в том, что в Москве в последние годы стремительно растет количество жителей, проживающих на ее территории. И вновь прибывшим подчас совершенно безразлично, старые или новые дома преобладают в городе. Им даже больше нравится, когда все свежее, яркое, красивое. Да и многие люди, которые лет 20 назад уехали из России, сейчас возвращаются в Москву, и им тоже нравится новый облик российской столицы. Хотя на самом деле раньше Москва привлекала туристов всего мира именно своими историческими и архитектурными памятниками. Я все же думаю, что если все останется как есть, наш город в конце концов перестанет быть центром мирового туризма, потому что западным людям смотреть на евроремонт и на бетонные стены новых московских особняков, которые не имеют ни исторической, ни художественной ценности, неинтересно. В результате Москва будет нести большие убытки, потому что туристы начнут ездить туда, где действительно историческая застройка и много архитектурных памятников.

- Где же выход?

- Мы, специалисты, должны повышать уровень культуры власти. Учить ее пониманию того, что такое подлинная ценность. Неправильно, когда вновь построенный храм Христа Спасителя, бетонный, отличающийся от его исторического предшественника, предлагают внести в списки Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО и одновременно сносят десятки подлинных памятников архитектуры, да еще связанных с именами наших великих зодчих Казакова, Баженова, Шехтеля, с именами Пушкина, Островского. Получается, что отсутствует понимание разницы между оригиналом и копией. Более того, копии сейчас ценятся даже больше, потому что они сделаны «своими руками» и как бы демонстрируют размах планов. Кроме того, строительство в исторической зоне Москвы часто идет не на бюджетные средства, а на средства инвестора, который должен отдать 50% Москве. Значит, он вынужден как-то компенсировать затраты и выбирать самый дешевый вариант. Задача же рачительного хозяина - поступиться сверхприбылями, но заставить инвестора сохранить исторический облик памятник.

Отдел культуры

Судьба музея-квартиры Андрея Миронова висит на волоске