Памяти эпохи Высоцкого

Сегодня 25 января, День Высоцкого. День человека, который стал для половины поколения судьбой.

Кто-то помнит концерты и ощущения от человека — Высоцкого. На долю моего поколения остались только записи и мечта совершенно невозможная — если бы быть на концерте, хоть раз в жизни... Если бы послушать его, когда он был еще жив...

Высоцкий — человек, которого не было официально. Но который был — больше всех остальных.

Сегодня подростки слушают его песни, они даже им нравятся, но — понять нашего замирания сердца и преклонения перед памятью — не в состоянии.

Сегодня — можно исключительно все. Тогда — он был едва ли не единственным человеком, который не боялся быть "не таким". Белая рубашка, костюм, микрофон в руках... Так тогда пели на "советской эстраде". Шаг влево- шаг вправо — опала, невыезд за границу, исчезновение со сцены...

Высоцкий один рисковал. Карьерой, жизнью, судьбой — он ведь был еще актером, который играл в театре, и который снимался в кино. Ему могли перекрыть кислород, и — перекрывали. И тогда он хрипел, а все остальные ловили хрипы как глоток воздуха, как нечто совсем необычное и ощущали, что еще не погибли, потому что хоть кто-то один крикнул — "спасите нас"...

Конечно, история диссидентства, конечно политика, литература... Но в музыке — только Высоцкий. Не умаляя достоинств всех остальных... Но у них была иная судьба. Галич уехал и тосковал, Окуджава был относительно признан... Один Высоцкий мотался между Москвой и Парижем и рвал свое сердце и глотку, крича за всех нас...

Каким счастьем было достать календарь... Фотографию большого формата — такие раньше глухонемые носили по поездам... Высоцкий с Мариной Влади. Потом, позже, на вторую, третью годовщину смерти от руки распространялись листки со стихами, написанными "на смерть".

Честно говоря, стихи были так себе, но имена под ними стояли большие — Например, Андрей Вознесенский. Вряд ли он писал эти стихи, но всем так хотелось хоть чуточку приблизить поэта к признанию, к тому, чтобы о нем перестали молчать...И мы переписывали странные вирши, переписывая и подпись под ними.

Потом... Потом его не было уже долго-долго, и вдруг хлынул поток. "Нерв" - книга стихов... Проза в журналах. И — воспоминания, воспоминания на воспоминания, и — ругачка лучших друзей — кто на самом деле был лучший друг, а кто его двадцать раз предал...

Схлынула и эта волна. Сейчас — лучше. Спокойней сейчас. Сейчас лишь остатки пены вокруг его имени, и не спекуляции, а так просто, бред, вроде премии, которую вручают тем людям, которым бы он захотел...

И какие-то нелепые рассуждения о том, как хорошо, что он вовремя умер. А вот было бы ему 65, да и впал бы в маразм и испортил бы нам песню, и вообще...

Не случилось. Ничего не случилось. Не дожил, не вручит премии... Остался навсегда с двумя — тремя поколениями и будет жить, пока будут жить они, а, может, и дольше.

Самое близкое прикосновение к Высоцкому — уже после смерти его, несколько лет спустя, на Ваганьковском кладбище — постоять в толпе возле памятника, заваленного живыми цветами, окруженного горящими свечами, послушать его песни именно тут... Женщины плачут, мужчины часто отходят курить. Быстро никто не уходит. Увезти фотографию памятника... И — никаких премий... Какое-то политическое словосочетание, название партии, что ли — "Единая Россия". Это — натяжка... Если где Россия и бывает единой, то у таких вот могил, как могила Высоцкого Владимира Семеновича, царствие небесное ему. И помянем, не чокаясь.