Карты чуть не сгубили русскую литературу

Слово charta, безусловно, имеет непосредственную связь с картоном, или бумагой. Однако игральные карты в разных странах и в разные эпохи изготовлялись из самого разного материала. В Европе были карты из металла с обтяжкой из материала, из кожи, на лакированных деревянных дощечках. В Индии – из слоновой кости, прочной ткани, изредка из драгоценного черепашьего панциря и перламутра. Немецкий исследователь карт Д. Хоффман в иллюстрированной книге «Мир игральных карт» наряду с этими примерами, указывает также на знаменитые кожаные игральные карты индейцев Северной Америки. Спутники Колумба, едва обосновавшись на острове Сан-Доминго, принялись за изготовление карт из пальмовых листьев.

Кстати, и форма карт бывала и бывает различной. В Китае они имеют вид длинных бумажных полосок. В Индии нормальные карты – круглые. Однако характерной особенностью для карт являются ни материал, из которого они сделаны, ни форма или размер. Общий признак – каждая карта имеет свое достоинство: числовое значение и принадлежность к определенной масти. Карты от двойки до девятки включительно называются фосками. Валет, дама и король называются фигурами или, в просторечии, картинками.

Как и где появились игральные карты доподлинно неизвестно. По одной из версий первые карты с фигурами появились в Индии. Некоторые исследователи склонны считать родиной карт Персию. Еще по одной легенде карты современного вида введены в употребление французским живописцем 14 столетия, королевским шутом Жакменом Грэнгоннером , якобы придумавшего их для развлечения слабоумного короля Карла VI. Некоторые ученые приводят документальные свидетельства того, что подобные карты еще раньше в буквальном смысле слова ходили по рукам в соседней Италии.

В европейских законодательных актах игральные карты впервые упоминаются 23 мая 1376 года. В этот день во Флоренции была запрещена введенная незадолго до этого азартная игра «наиббе». В 1379 году итальянский живописец Николо Кавеллуццо (как сообщает русский словарь «Брокгауза и Ефрона») написал в хронике своего родного города: «введена в Витербо игра в карты, происходящая из страны Сарацин и называемая ими наиб». В датированной 1377-м годом хронике немецкого монаха Йоханнеса, жившего в Швейцарии, карты называются «мудрой и нравоучительной игрой». Скорее всего, карты появились в Европе не ранее эпохи крестовых походов.

В России игральные карты появились в 17-м столетии. Предположительно, малороссийские казаки коротали время за игрой в карты. Впервые официально об игроках в карты сказано в Уложении 1649 года. Царь Алексей Михайлович предписывал поступать с ними «как писано о татях» - значит, бить их кнутом и рубить им руки и пальцы.

«Карточная игра – одно из самых благопристойных и вместе с тем опасных развлечений XVIII века. Помещичья семья коротала время в сельской глуши, перекидываясь в картишки. Девушки не только гадали на женихов, но и обставляли друг дружку в «марьяж», «хрюшки» или «шнип-шнап-шнур». Матушки не отставали от них, сражаясь в «носки» и «Никитичны». Почтенные отцы семейства потели за вистом. Даже дети вместо настольного лото резались в «дурачки», имевшие десятки разновидностей», - утверждает Ольга Елисеева, автор книги «Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины».

«Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас, - писал князь П.А. Вяземский. – В русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий». Классики отечественной словесности, если и сами не были подвержены этой страсти, то отлично разбирались в карточной терминологии. В рассказе Гоголя «Пропавшая грамота» описана игра в «дурня» (в дурачки) старого казака с ведьмами, а пьеса «Игроки» целиком посвящена приключениям компании шулеров. В записной книжке Николая Васильевича был раздел «Банчишки», в котором он записывал карточные термины.

А вот Александр Сергеевич Пушкин был известен как страстный игрок в карты, преимущественно в штосс. Однажды, играя с А.М. Загряжским , поэт проиграл все бывшие при нем деньги и в качестве ставки предложил только что оконченную им 5 главу «Евгения Онегина». Рукопись тоже представляла собой большие

деньги, поскольку Пушкин получал по 25 ассигнаций за строку. Рукопись также была проиграна. И только поставив пару пистолетов, Пушкин сумел отыграть и рукопись, и деньги да еще выиграл тысячи полторы. Даже со своим коллегой Адамом Мицкевичем «солнце русской поэзии» познакомилось за игрой в фараон.

Одним из первых, кто попытался проанализировать пагубную страсть к картам, был Гаврила Романович Державин . Сделал он это, правда, не в художественных произведениях, а в мемуарах, описав свой собственный печальный опыт. Служа в Преображенском полку, сначала рядовым, потом унтер-офицером, он коротко свел дружбу с братьями Лутовиновыми. В компаннии с этими молодцами Державин, по его признанию, «нередко упражнялся в зазорных поступках, то есть в пьянстве, карточной игре и в обхождении с непотребными ямскими девками». Они подолгу проводили время в кабаках знаменитого села Валдай – маленького Вавилона на Петербургском тракте или тогдашнего Лас-Вегаса.

В Москве Державин проиграл своему кузену Н.Я. Блудову в карты «данные ему от матери на покупку деревни деньги». Старушка присмотрела на Вятке именьице душ в тридцать и долго копила, но игорная страсть сына погубила все ее надежды. Родственник ссудил поэту нужную сумму, но под залог будущей купленной деревни и материнского имения. Державин оказался в долговой кабале. С отчаянья он начал ездить по трактирам в поисках игры, где научился у шулеров мошенническим проделкам.

В 1769 году Державин, будучи сержантом, обобрал в Москве прапорщика Дмитриева, получив у него вексель на 300 рублей и купчую на пензенское имение отца. Мать пострадавшего подала жалобу в Юстиц-коллегию, дело тянулось до 1782 года и было закрыто за разноречивостью показаний и неявкой обвинителей. Державин не был наказан. Видимо, за такое решение поэту пришлось выложить сутягам кругленькую сумму.

«Карточное распутство» чуть не обернулось для Гаврилы Романовича разжалованием в солдаты и перевод из гвардии в армию. «Возгнушавшись сам собой», он решил бежать от своих московских приятелей в Петербург. Заняв у одного знакомого матери 50 рублей, он помчался в столицу. В Твери сержант встретил кого-то из прежних трактирных знакомых и просадил с ним деньги. Выручил его один юноша, занявший картежнику 50 рублей. Эти деньги Державин сумел довести лишь до Новгорода, где и оставил их счастливому сопернику по игре. В Петербург поэт прибыл без багажа.

Освободиться от наваждения Державину помогли трое офицеров-сослуживцев, и смерть родного брата от чахотки. Гаврила Романович понял, что остался у матери единственной опорой и бросил юношеские шалости.