Грешная молодость Ильи Олейникова и его знаменитых друзей

В год своего юбилея «городошник» Илья Олейников написал книгу воспоминаний. Предисловие к ней, как всегда виртуозно, сделал сатирик Михаил Жванецкий. Сочетание имен делает эту юмористическую книгу «Жизнь как песТня, или всё через Жё» легким чтением о нелегком детстве, отрочестве и юности одного из будущих насельников телевизионного «Городка». Много интересного узнаем мы и о самом авторе и о его именитых друзьях.

Фото: Грешная молодость Ильи Олейникова и его знаменитых друзей

Грешная молодость Ильи Олейникова и его знаменитых друзей

Олейников, он же Клявер, поведал, как он попал в искусство, познакомился со своей женой и Юриком Стояновым, первый раз увидел столицу и даже стал героем Афганистана. Среди персонажей автобиографии: Андрей Миронов, который представлен как «москвич». Василий Лановой – седеющий красавец, попавший в неловкое положение. Владимир Винокур – гастролер, часто бывает за рубежом. Геннадий Хазанов – настырный эрудированный юноша 19 лет. Юрий Стоянов – ум, честь и совесть автора. Фидель Кастро – вождь чернокожих. Максим Горький – итальянский писатель.

«Так мы писали, так и какали, так и трахались, - пишет в предисловии Михаил Жванецкий и далее играет в слова, - какое может быть предисловие к жизни? Это послесловие, в котором мы и живем». До нынешней жизни автор докатился непросто. Для начала ему нужно было пойти в школу, выучиться игре на скрипке и аккордеоне, влюбиться, в конце концов.

«Лет до пятнадцати я влюблялся несметное количество раз, но отношения с еще неоперившимися школьницами носили чисто платонический характер, - пишет повзрослевший Илюша и далее признается. – Я ни с кем не целовался, в то время как мои школьные товарищи уже занимались этим вовсю». Как-то подросток увидел в окно странную процессию. «Широко шагающую впереди девушку Тому из соседнего переулка и семенящих за ней семерых моих соучеников. Отсутствие ума Тома компенсировала потрясающей грудью и длинными, как уши спаниеля, ногами. К этому надо добавить, что она была не по годам эротична и давала кому ни попадя». В тапочках он выскочил на улицу и «завистливо спросил у замыкающего колонну Додика Альтмана:

- Вы куда?

- Томку идем на речку трахать, - по-военному жестко отозвался Додик.

- Всемером? – ахнул я.

- Всемером, - все так же, не моргнув глазом, ответил тот.

- А восьмой вам не пригодится? – жалостливо попросился я».

Подросток подумал: «сейчас они станут мужчинами, а я когда? Да и стану ли им вообще…». Да тут еще внезапно приключившийся первый поцелуй едва не превратил его в импотента. На одной постной вечеринке прыщавый юноша предложил поиграть в бутылочку. «Когда очередь дошла до меня, - вспоминает автор, - бутылочный перст указал на скромно сидящую в углу хозяйку дома, весящую сто двадцать килограммов, а то и сто тридцать. Но к тому времени меня не волновало, с кем состоится мой премьерный поцелуй».

Девственности «Казанова» - так сам себя аттестует Олейников – лишился в турпоходе с девочкой по имени Валя Гусер. «Усевшись на небольшой пригорок, впоследствии оказавшийся муравьиным гнездом, я с некоторой осторожностью взял Валину руку и стал перебирать ее хрупкие пальчики». Увлекшись нетребовательными ласками, Илья Клявер «не заметил, как первый передовой отряд муравьиных гурманов аппетитно вгрызся» в его задницу. Его нетерпеливые телодвижения барышня приняла за конвульсии страсти, но к этому моменту на его «заднем форпосте пировала уже целая муравьиная дивизия». Окончательное решение муравьиного вопроса состоялось в спальном мешке. Половой вопрос был решен там же.

«Ранним утром, выцарапавшись из мешка и сладко потягиваясь, Валя сказала: - Я так счастлива. Я себя чувствую как сказочная птица Пенис, восставшая из пепла.

Не любил юноша малообразованных девушек, да и от эрудиток ему тоже порядком перепало. Хотелось чего-то для души. И пошел Илюша «по велению своего раздираемого противоречиями сердца» в Кишиневский народный театр. Но когда в родной провинции юный талант не прижился, он собрался с духом и отправился поступать в московское эстрадно-цирковое училище. Перед экзаменами Олейников познакомился с одним самоуверенным юношей по имени Гена. Когда самоуверенный Гена Хазанов прочел басню, приемная комиссия «в один голос произнесла»: «Вы, молодой человек, настолько профессиональны, что путь вам отсюда один – в Ханты-Мансийскую филармонию. Там вы будете в самый раз». Стоит ли говорить, что никуда из Москвы ни один из них не уехал. Гена и Илья подружились.

На студенческой пьянке Илья познакомился с будущим популярным телеведущим «Утренней почты», своим земляком Юрой Николаевым, тогда студентом второго курса театрального института. Общежитие ГИТИСа находилось недалеко от Рижского вокзала. Там в тупике стояли туристические поезда с вагоном-рестораном. «То, что туристы не подъедали за день, оставалось на ночь, - рассказывает автор, - мы же, зная об этом, совершали иногда ночные набеги на поваров». Просил остатки в основном Олейников, потому что «отец Юры служил начальником тюрьмы. Узнай случайно Николаев-старший, что возлюбленное чадо жалостливо ошивается с кастрюлькой у вагона-ресторана, пристрелили бы сынка прямо у вагона вместе со мной, поваром и всем составом».

О знакомстве со своим напарником по «Городку» Олейников рассказывает также сочно. Однажды его пригласили сниматься в роли Горького. Роль оказалась без слов. Юрий Стоянов в том же фильме должен был играть Александра I. «Его Александр отличался от Горького только одним: если мой Горький был Великим немым, то стояновскому царю любезно было разрешено сказать три слова, одно из которых было «мудак». Так царь-батюшка и говорил: «Пошел вон, мудак». Стоянов утешал себя тем, что первым в советском кинематографе публично с экрана произнес это красивое слово».