Юбиляр Аксёнов думает, как остаться шестидесятником

Последние два года целая череда гуру движения «шестидесятников» празднует юбилеи. Сегодня свое 75-летие отмечает «вечный мальчик», плейбой, проказник, джазмен и большой писатель Василий Аксенов. Отмечает под Парижем, в тесном кругу родственников и друзей. Однако и в столицу писатель в последнее время зачастил.

Фото: Юбиляр Аксёнов думает, как остаться шестидесятником

Юбиляр Аксёнов думает, как остаться шестидесятником

«Сейчас я снова прописан в Москве. А еще мы купили с женой домик на юге Франции, чтобы порой скрываться туда, подальше от всех. Ну а работаю везде - где есть мой письменный стол», - говорит Василий Павлович. Букеровский лауреат собирается в Москву на осеннюю книжную ярмарку, а ведь еще в апреле, когда вышел его новый роман «Редкие земли», писатель представлял свою книгу жителям Первопрестольной.

«Это благое дело, - размышляет Аксенов о феномене возрождения православных храмов в России. - Надо все время думать о смысле жизни человеческой, о том, что будет с нами потом. О том, куда мы уходим волна за волной». Путешествуя «по волнам своей памяти», стареющий мэтр не может обойти прошлое. «Альтер эго» автора в «Редких землях», который отдыхает в Биаррице, думая о новом романе, попутно называет свою давнюю детскую книжку советским «Гарри Поттером». И дело вовсе не в том, что советские дети зачитывали до дыр Каверина или Булычева, а в зависти к успеху леди Роулинг.

Пушкин очень уместно съязвил: «Зависть - сестра соревнования, следственно из хорошего роду». Ввязавшись в состязание с нашими и не нашими «молодыми» талантами, Василий Палыч сызнова начал писать то, что менее всего удается этому блестящему литератору с непревзойденным стилем – романы. «Так уже не раз случалось в моей практике сочинительства романов. Не только характеры показывают свой нрав, противится и композиция. Роман разваливается и тем самым свершается», - признается Аксенов.

«Когда мы жили под властью большевиков, мы говорили о идеологическом давлении на роман. Сейчас роман подвергается колоссальному коммерческому давлению», - словно бы в оправдание говорил писатель о своем букеровском романе «Вольтерьянцы и вольтерьянки». «Роман как жанр самовыражения, как некий байронический жанр, развивающийся всего лишь два столетия человеческой цивилизации, сейчас возвращается туда, откуда он пришел, и теряет свои характерные черты, которые подняли его на небывалую высоту благодаря тому, что он был захвачен элитарным классом дворянства. Роман сейчас входит в массы и становится не предметом самовыражения, а предметом развлечения. Я думаю о том, как все-таки продолжать оставаться романистом и писать так, как писало наше поколение с Войновичем, возникшее в шестидесятых».

Человеку, даже писателю, свойственно ошибаться, но только кое-кто продолжает настаивать на своей ошибке. Андрей Макаревич, пришедший поздравить своего старшего коллегу с выходом «Редких земель», подметил, что «не надо прогибаться под изменчивый мир». Конечно, лучше пусть он прогнется под нас. Однако, как быть, если времена неумолимо сметают еще вчерашних кумиров и настроение толпы бросается из одной крайности в другую? Времена романов остались в прошлом и позапрошлом столетиях. Во времена массовости или «коммерциализации» в ходу поэты-рапсоды, барды и трубадуры. В этом нет ничего зазорного. Просто вернулись времена Гомера. Может, завтра снова будут востребованы Флобер и Толстой.

Не замеченными остались «Москва-ква-ква» и «Редкие земли», но в памяти тех, кому, как принято говорить, за тридцать, герои и сюжеты героических «Коллег», свингующих неудачников «Ожога», разухабистый антибольшевизм «Острова Крым» и ранних рассказов Василия Аксенова.

В заключение о скандале, неизбежном спутнике популярного литератора. 7 марта 1963 года, в помпезном Свердловском зале Кремля с белоснежными колоннами и высоким синим куполом, Никита Хрущев встречался с творческой интеллигенцией. После того, как его старая приятельница Ванда Василевская пожаловалась на двух писателей, которые осмелились в интервью польской газете с похвалой отозваться о Борисе Пастернаке, Никита Сергеевич потребовал назвать их. Ими оказались Андрей Вознесенский и Василий Аксенов. В середине выступления Вознесенского, который поднялся на сцену, первый секретарь ЦК КПСС грубо прервал его и стал тыкать пальцем в задние ряды. Ему показалось, что он узнал Аксенова:

- Эй вы! Вон вы, агент (с ударением на первом слоге)! Вот тот тип в красном свитере и в очках.

Партийный лидер ошибался и указывал на благонамеренного художника-реалиста Иллариона Голицына.

- Так это вы – Аксенов! – кричал Хрущев. – Я знаю, что вы делаете – мстите нам за смерть своего отца!

Хрущев думал, что отец писателя погиб в сталинских чистках. Родители Аксенова действительно провели много лет в лагерях, но оба выжили: его мать, Евгения Гинзбург, впоследствии рассказала о пережитом в знаменитой книге «Крутой маршрут». Когда недоразумение разрешилось, Хрущев начал свой диалог уже с настоящим Аксеновым.

- Вам что, не нравится советская власть?

- Да нет, - отвечал Аксенов. – Я стараюсь писать правду, то, что думаю.

Сегодняшние читатели присоединяются к поздравлению поэта Андрея Вознесенского, которое он послал в адрес другого поэта (Аксенов начинал как поэт – ред. ): «Поздравляю тебя, «соловья асфальта», мы с тобой навек породнились голубым залом, где на нас так неинтеллигентно и грубо вопил Хрущев. Счастья тебе!».