Писатель Анатолий Ливри - «киллер русской мафии»?

С проживающим во Франции русским писателем Анатолием Ливри за последнее время было связано множество скандалов. От серьезных обвинений по уголовным статьям и вплоть до литературоведческих разборок в отношении его творчества. "Правде.ру" удалось получить у автора эксклюзивное интервью.

Фото: Писатель Анатолий Ливри — "киллер русской мафии"?

- Анатолий, ваше творчество настолько неоднозначно, что невольно задумываешься о его контексте и происхождении…

— Единственный русский писатель, с которым мне действительно хочется помериться силами, — Пушкин. В прошлом веке новым Пушкиным был Мандельштам — благодаря своей финикийской крови, знакомству с европейским, расплавленным в его замысловатой душе Логосом. Я перенял этот "тотальный Логос" в начале третьего тысячелетия. Так же как и Пушкин, я ощущаю русский язык как древнегреческий. В моей новой книге "Ecce Homo" я лишь приручаю читателя к новому стилю. В этом смысле я беру пример с Эсхила, воспитавшего собственного зрителя своими трагедиями.

- Чего в ваших книгах больше — литературы или философии?

— "Ecce Homo" — чисто литературная часть моего творчества. Тем не менее, книга во многом дополняет мой предыдущий труд — "Набоков-ницшеанец" и одновременно служит отправной точкой для двух последующих моих книг: сборника стихов и философской работы "Физиология сверхчеловека, или Введение в третье тысячелетие". Те, кому известны мои литературоведческие тезисы, возможно, поймут происхождение названия книги — "Ecce Homo". Особенно хочу отметить, что она соткана по-афински, идеально. В ней 14 произведений, и начинается она со "Сна", завершается "Пробуждением".

- Это правда, что большая часть "Ecce homo" написана вами в одном из швейцарских следственных изоляторов, куда вас упекла собственная жена?

— Это долгая история. В начале 2002 года я разошёлся с моей базельской женой и переехал на постоянное местожительство в Энгадин, наведываясь время от времени в Сорбонну, где я тогда преподавал русскую литературу. Когда я в очередной раз выехал в Париж, жена и её любовница забрались в энгадинскую квартиру и выкрали рукопись моего французского романа. После этого они обратились к базельскому прокурору, заявив, что "Анатолий Ливри — киллер русской мафии" и что страницы рукописи романа — не что иное, как письма, где я угрожаю убить обеих.

Тут же было возбуждено уголовное дело. Я ничего не знал, так как был в это время в Париже. Соответственно, я не смог явиться в суд по повестке базельского следователя. Он решил, что я — профессиональный убийца, намеренно скрылся, и объявил меня во всешвейцарский уголовный розыск.

19 марта 2003 года меня арестовали на вокзале Базеля, когда я, ничего не подозревая, переходил швейцарскую границу, пешочком, как в фильмах про шпионов. Следователь так обрадовался поимке "киллера русской мафии", что запросил для меня максимальный срок предварительного заключения — месяц СИЗО, где я задумал и частично написал многое из того, что впоследствии вошло в книгу "Ecce Homo".

Какое-то время спустя меня выпустили на свободу. Однако вскоре по навету любовницы жены меня снова объявили во всешвейцарский уголовный розыск. В результате разразившегося скандала следователя уволили, базельская прокуратура заинтересовалась отдельными преподавателями Сорбонны (они имели самое прямое отношение ко всей этой "истории"), телевидение и пресса Швейцарии только и говорят о "писателе Анатолии Ливри — жертве насилия швейцарских правоохранительных органов". Через три недели после скандала случилось и вовсе выходящее из ряда вон: прокурор Базеля Петер Булахер-Чопп покончил с собой.

Понятно, что моё уголовное дело получило дальнейшее развитие. Принимая все это во внимание, очевидно, моя романтическая мечта юности — сидеть во французской, а ещё лучше в швейцарской тюрьме, писать стихи и издавать их в России — все же исполнится.

- Как вся эта "история" отразилась на вашем творчестве?

— Рано или поздно появляется определенная озлобленность, которая весьма способствует работе. Еще в 2004 году, когда в Сорбонне мне перестали платить пособие по безработице (а работа манекенщиком меня порядком утомила) швейцарское издательство "l'Âge d'Homme " вызвалось опубликовать мои французские труды. Это позволило бы мне безбедно прожить несколько месяцев и посвятить время созиданию.

Но в последний момент одна доцентша-переводчица из Сорбонны пришла в парижский филиал "l'Âge d'Homme" и заявила, что произведения Анатолия Ливри публиковать запрещается, обвинила меня в попытке убийства и ко всему прочему потребовала от издателя справку, что он, мол, выпускать книгу не будет. Издателю тогда пришлось не сладко: ему писали и из Калифорнии, и из Италии, и из Франции… Мне же пришлось месяца три в прямом смысле слова сидеть на голодном пайке.

- Удивительно, как вы после всего этого смогли вернуться к исследованиям в Сорбонне…

— Сейчас я занимаюсь исключительно Пушкиным и греками. В Сорбонне, как это ни странно, еще можно встретить настоящих ученых, которые благодаря своему классическому воспитанию способны отделить зерна от плевел. Так, профессор, который помогает мне писать докторскую диссертацию, изучил мои недавние работы касательно французской литературы (я раскрыл суть драмы Поля Клоделя "Золотая голова", которая более ста лет оставалась непонятой) и признал их совершенство.

- Что касается других ваших книг, вышедших как в России, так и за границей, как они воспринимаются критикой и читателями?

— Постепенное впитывание моих произведений можно сравнить в восхождением на Эверест: чем выше над уровнем моря, тем меньше остаётся карабкающихся к вершине альпинистов. Абсолютное понимание моих текстов — явление крайне редкое.

Меня забавляет, когда в моих текстах пытаются выискать какие-то стилистические неточности. Многие не желают, а, возможно, попросту не способны воспринимать мои тексты. В них спрятана "западня-веха", которая ведет к… следующей вехе, и, наконец, — к открытию презанятнейшему, надчеловеческому.

В капканы моего изобретения попадаются даже 80-летние профессора, и ничего странного в этом, по большому счету, нет. Любопытный факт: моё творчество гораздо лучше ощущают (именно ощущают) женщины. Я имею в виду женщин, не разбазаривших свою женственность.

- У вас какая-то особенная взаимосвязь с Набоковым. Отдельные критики даже увлеклись лестными сравнениями, утверждая, что ваш стиль "превосходит стиль Владимира Набокова".

— Действительно, меня сравнивают с Набоковым. Возможно, потому что я также пишу на двух языках — русском и французском. Возможно, это как-то связано с революционными (в исконном смысле этого слова) тезисами одной из моих предыдущих книг — "Набоков-ницшеанец". Благодаря этой работе я предстал именно тем исследователем, пришествие коего предсказывал Владимир Набоков. При этом я вынес на первый план истинный "морализм" писателя, который был на самом деле позаимствован у Фридриха Ницше. Возможно, существуют какие-то другие причины.

- Это, собственно, уже начало другого процесса?

— Все началось с того, что в одном из интервью "Огоньку" сын писателя, Дмитрий Набоков, заявил, что я хотел взорвать дом декана факультета славистики в Сорбонне. Он также "вспомнил" о том, что в Швейцарии на меня, якобы, заведено уголовное дело. После этого какие-то вовсе несуразные личности, вроде уродцев сошедших с полотен Босха, принялись обзванивать моих издателей и редакции. Их угрозы сводились к следующему: "издавать и читать книги Анатолия Ливри — запрещается!". "Запрещено" также упоминать о моих произведениях в прессе (может, это и к лучшему: для меня нет ничего ужаснее газетной шумихи). В частности, об угрозах мне сообщил редактор литературного приложения Ex libris к "Независимой газете" и "Невского Времени" (чья редакция, кстати, располагается в доме Набоковых). Наконец, о шантаже сообщил издатель моего "Набокова-ницшеанца", выступив с открытым письмом в СМИ.

- Над чем работаете сейчас, если не секрет?

— Вскоре отдельными книгами должны выйти "Физиология Сверхчеловека" и "Введение в третье тысячелетие", а также роман, который был в свое время похищен женой и вокруг которого разгорелись чудовищные страсти. Наконец, один из последних отпрысков пушкинского секунданта, подполковника Данзаса, передал мне неизвестные доселе пушкинские стихи. Я планирую в скором времени издать их в России.