Радзинский завязал с историей

"История царя Александра II будет не только заключительной частью трилогии, но и моим последним большим историческим полотном. Я собираюсь вернуться в драматургию", - заявил бывший питомец историко-архивного института.

Фото: Радзинский завязал с историей

Радзинский завязал с историей

Обращение к личности последнего великого русского царя, прозванного Освободителем, окончательно истощила «серые клеточки» и истрепала нервы знаменитого летописца. Судьба последнего царя Николай II и первого большевистского царя Иосифа Сталина (первые две части трилогии), хотя тоже давались нелегко, все-таки сохраняли силы для дальнейшего рывка. Император Александр Николаевич окончательно подорвал творческие силы Эдварда Станиславовича.

- И я часто думаю: «если бы»… Если бы (которому нет места в Истории, но есть место в человеческом сердце), если бы хоть раз простили раскаявшегося убийцу. Если бы помнили сердцем евангельскую притчу о возвращении Блудного сына, которую завещал помнить своим детям на смертном одре Достоевский… Кто знает, может быть, и переменилась бы наша История, - процитировал сам себя Радзинский.

У памятника Александру Второму и под сводами Храма Христа Спасителя раздавался звонкий фальцет писателя, размышлявшего перед публикой о кровавом колесе русской истории. По евангельски кротко прозвучали его размышления о том, что власти не помиловали ни одного террориста: Каракозова, Млодецкого, Гриневицкого, Халтурина, Каляева и других из этого скорбного мартиролога. Тех, кто позже попал в пантеон большевистских героев, и чьи имена украсили улицы многих городов и весей огромной державы.

Писатель-террорист Степняк-Кравчинский даже в благополучной Англии не сумел избежать насильственной смерти, подметил Радзинский. Тот нашел смерть под колесами поезда. Из самых знаменитых террористов выжили единицы. Вера Фигнер, отсидевшая в Петропавловской крепости 20 лет, и Николай Морозов, на три года больше нее хлебавшего тюремные харчи.

"Но «сладкую парочку» Сталин не тронет. Они будут выполнять обязанности живых музейных экспонатов", - с пылом напишет, а потом снова сам себя процитирует Радзинский.

С вечно блуждающей на губах улыбкой, автор рассказал о встрече Александра Третьего с одним из самых доверенных людей – генерал-адъютантом Ото Рихтером. «Я чувствую, что дела в России идут не так как следует», - сказал царь и попросил Рихтера высказаться. «Я много думал над этим», - ответил Рихтер, - «и представляю страну в виде колоссального котла, в котором происходит брожение, а кругом котла ходят с молотками. И когда в его стенах образуется малейшее отверстие, они тотчас его заклепывают. Но когда-нибудь газы пробьют такой кусок, что заклепать его будет невозможно, и мы все задохнемся!» И государь застонал, как от страдания, вспоминал Рихтер.

"Застонал, но ничего не сделал!" – восклицает Радзинский и упрекает государей и правителей: «Управлять – это значит предвидеть». Александр III отвернулся от великих реформ своего отца и подготовил почву для революции против своего сына. Царь отказался, по его собственному выражению «присягать каким-то скотам», и не дал народу Конституцию. Судьба царя, которого ненавидели и крайне правые, и крайне левые, увиделась Радзинскому ужасной - и поставила не жирную точку даже, а громадный крест на его исторических штудиях.