В Израиле прошел оперный фестиваль

Постоянный автор Pravda.Ru продолжает серию публикаций о самых значимых культурных и общественных событиях Израиля. В новой статье Инна Шейхатович рассказывает о грандиозном оперном фестивале прямо посреди пустыни, около крепости Масада, прошедшем совсем недавно. В этом году публика наслаждалась "Тоской" Джакомо Пуччини и музыкой Карла Орфа.

Фото: Фото Бориса Равича

Флория Тоска и ангелы пустыни

Опера — это удивительно. Опера — это прекрасно. Даже когда к ней надо ехать далеко. Мы поехали.

В нашей маленькой стране Израиле, где, казалось бы, все рядом, дорога длиной в три часа вызывает удивление. Мы едем. И ожидание встречи с оперой нас вдохновляет.

Миновав цветные просторы густо-салатовых полей, цветных пламенеющих кустов, зеленых деревьев и желтоватых домов, разбросанных вдоль дороги, автобус съезжает в иные краски. В густую желтизну тяжелого песка и охряных горных громад. Небо кажется ниже, ослепительнее. Пустыня безоглядна. Горы торжественно окрашены охрой. На ветру колышутся дизайнерские букеты из ткани.

Идем туда, где люди. Вечереет. Розовый закат окрашивает вершины. Люди заняты приготовлениями — и мы идем к горе поближе.

А вот и она, эта трагичная крепость. Масада. Она была построена две тысячи лет назад. Среди горных круч тогда вознесся зимний дворец царя Ирода. Крепость видела бои и блокаду. Много раз бывала осаждена врагами, переходила из рук в руки. Здесь в страшный предсмертный час молились евреи, осажденные римлянами легиона Флавия Сильвы: они решили умереть добровольно, предпочли смерть плену, по особому плану убивали своих жен и детей, друг друга, пока не остался один воин, бросившийся на меч… Эту историю рассказал историк Иосиф Флавий. О ней странно и мистически вспоминаешь, глядя на гору, тихий мирный пейзаж вокруг, на желтое торжественное поле пустыни.

А среди пустыни вдруг возникает что-то вроде огромного привала. Стулья, белые палатки, легкие стены. Сцена. Софиты. Декорации. Здесь уже в пятый раз разворачивается грандиозный оперный фестиваль. Юная красавица-бедуинка подает бокал с охлажденным соком. Спрашиваю: "Тебе не странно все это — опера, море народа, музыка?…" Она улыбается прекрасными глазами-маслинами: "О, опера — это здорово! У нас теперь летом есть хорошая работа, тут туристы, интересные люди… А когда был первый фестиваль, тогда здесь ставили "Набукко", мы даже не могли это выговорить! Теперь стыдно вспоминать! А я с тех пор послушала и "Аиду", и "Кармен", и "Травиату". Очень нравится. Хотите еще сок?"

Масада слушает музыку, видит подъемные краны, чужие города (то Севилью, то Париж, вот теперь — Рим). Оркестр, хор, зрителей. Песок шелестит, как шершавое полотно. Монахиня в крахмальном головном уборе что-то весело щебечет по мобильному телефону, — она из Рима года 1800-го, из истории про певицу Флорию Тоску. Из великой оперы Джакомо Пуччини. В Риме, в дни борьбы деспотизма и свободы, когда Наполеона многие считали провозвестником новой жизни, разворачивается эта история. В церкви Сант-Андреа. Во дворце Фарнезе. В замке-тюрьме Сант-Анджело.

Фото Бориса Равича

Нынешний оперный фестиваль у подножия Масады представляет именно эту историю любви, ненависти, самоотречения. Игру ошибок, несообразностей. Трагедию любви. На помосте — Рим. Его построил сценограф Эммануэль Фавр. Громадный ангел на фронтоне будто замахнулся на людей своим копьем. Ажурная решетка разделяет судьбы — и сцены спектакля. А Масада взирает на все величественно и безучастно.

Репетиция в разгаре. Режиссер, итальянец Николас Джоэль (он ставил у нас "Сказки Гофмана" Оффенбаха и "Ласточку" Пуччини) дает последние указания. Дирижер, уникальный и громоподобный Даниэль Орен, человек, воплощающий саму суть музыки, ее мистику и энергию, ведет оркестр извилистой, прекрасной, живой тропой музыки гениального композитора.

Орен спешит творить. Лететь. Вочеловечивать. Темпераментно сердится. Организует и требует порядка. "Вы — как неаполитанцы, у вас все — "завтра", — негодует он. Или: "Я вам и на арабском могу сказать? Хотите?". Орен — сын араба и еврейки. Носит кипу (знак отличия верующего иудея) и не работает по субботам. Этот человек — ртуть. Он всех воодушевляет, поет в полный голос вместе с солистами, даже может показать солисту, как именно надо петь. Когда-то гений Леонард Бернстайн отметил его, маленького певчего, дал ему соло в своих "Чичестерских псалмах". А теперь он — вождь многих музыкальных потоков по всему миру.

Вечер подбирается к этому просторному передвижному городу музыки, музыканты настраивают свои инструменты. Мы смотрим репетицию — спектакли впереди. Придет час — и огромный амфитеатр в пустыне наполнится публикой, засияют софиты. Мощь одного из наших лучших коллективов — симфонического оркестра Ришон ле-Циона — наполнит пространство до самых небес. И яркие четкие звезды, ветер и тусклая платина песка добавят к картине свое живое дыхание. Более пяти тысяч гостей и туристов заполнили отели Арада и Мертвого моря. Они ехали сюда, чтобы увидеть музыкальное чудо. И оно состоится.

Фото Бориса Равича

…Художник любил певицу. Она любила его — и ревновала. В их жизнь вмешался Анджелотти, политический узник, бежавший из заключения. И все пошло вкривь и вкось. Художник Марио Каварадосси вынужден был как-то помогать беглецу. Сам попал в жандармскую мясорубку. Его пытали. Приговорили к смерти. Тоска, его прекрасная возлюбленная, была готова на все, чтобы его спасти. Шеф полиции барон Скарпиа предлагает ей освободить любимого — но только в обмен на ее любовь. Тоска соглашается. Для вида. Раздумывая, как бы его обмануть. Хитрит он. Хитрит она. Злая судьба плетет свою интригу. Нож в сердце Скарпиа. Приказ подписан. Певица верит в то, что патроны будут ненастоящие. Уверяет в этом любимого… Но коварство — пули будут. В финале проигравшая все Тоска бросается вниз с крыши замка…

Знаменитый итальянский тенор Густаво Порта исполняет партию Каварадосси. Болгарка сопрано Светла Василева поет на фестивале дивную и мужественную Флорию Тоску. Наш замечательный, всегда точный и безупречный, выдающийся израильский бас-баритон Владимир Браун смешно и мудро поет-играет партию Ризничего. Его вокал и актерская игра придают гораздо больший смысл партии, гораздо больше подтекста в нее привносят, чем задумывали композитор и либреттист. Ризничий в его трактовке — воплощенная народная смекалка и хитрость, религиозность и добрый юмор.

Блестящий российский певец баритон Сергей Мурзаев играет барона Скарпиа. Он умеет создать цельный и убедительный образ. Показать мощь характера, силу ненависти, волю — и полную огня страсть, которую он не в силах сдержать. Шеф жандармов страшен — и горячо влюблен. Любовь не сделала его менее исполнительным чиновником, и коварство не отступило перед силой человеческой любви. Две стихии борются в сердце Скарпиа — и его лицо отражает эту борьбу. Из всех виденных мною Скарпиа Сергей Мурзаев, безусловно, лучший…

Светла Васильева — Тоска. Женственна и капризна. Она слишком всерьез была занята собой. Гордостью и суетой. Даже искусство было рамкой для ее красоты и тщеславия. Но в минуту истины она прозрела. И все сделала, чтобы спасти любимого. И рванулась в пустоту, в смерть с фронтона замка-тюрьмы. Ария "Только пела, только любила" была исполнена фантастически убедительно и еще долго звучала в памяти.

Фото Бориса Равича

Мир, на самом деле, очень маленький. Беззащитный и нуждающийся в нас. В любви, в верности, в творчестве. В умении верить. Умении прощать.

"Тоска". Опера разворачивалась, стремилась к финалу. Тревога и мелкие бытовые проблемы ушли. Растворились в покое природы и великом присутствии искусства. И ночь бархатным футляром оттенила его драгоценное сверкание.

Путешествие во времени: Карл Орф и Индиана Джонс

А еще в программе всеми любимая оперная кантата Карла Орфа "Кармина бурана", или, как она называется в энциклопедиях, "Мирские песни для исполнения певцами и хорами, совместно с инструментами и магическими изображениями". И вот нам показывают именно "магические изображения" в постановке польского реформатора сцены Михала Знанецкого. Дирижер Джеймс Джадд.

…Индиана Джонс промчался на красивой породистой лошадке по пустынной тропинке. Потом возник на помосте, на сцене, усаженной деревьями и уставленной каменными идолищами. Каменными истуканами из безвременья. Кожаный пиджак парня из почти нашего времени контрастировал с пальмами, абрисом горы Масада на заднем плане — и знакомой, ясной, ритмичной музыкой классика прошлого века Карла Орфа. Даже не контрастировал — подчеркивал ее ритм, силу, упругую мелодичность. Индиана Джонс разбудил спящий и заколдованный мир. Истуканы стали рваться наружу из своих каменных одежд. Музыка пошла штормовой волной. Мистификация в пустыне началась.

Погруженный во тьму зал затих. Небо июньского вечера синим пологом венчало помост, пальмы, Индиану Джонса.

Действие возникло сразу еще и на двух гигантских экранах -и было живым и гимпнотизирующим на сцене. Режиссер Михал Знанецкий, экстремал и поджигатель крепостей застарелых клише и спокойствия, ставший самым молодым режиссером твердыни мировой сцены, великого театра "Ла Скала", человек, вырвавший национальную оперу Варшавы из летаргии, обратился к Карлу Орфу. И поставил знаменитую кантату "Кармина бурана" ("Песни Бойерна") в пустынном пейзаже, с танцами и трюками. Как приключенческий фильм. Как праздник света и цвета. Как чуть ироничную и очень оригинальную оперетту про еще один опыт создания мира. Индиана Джонс, этот веселый и симпатичный герой с хорошим баритоном (его сыграл и спел Энрико Мария Мерабелли) наблюдает и накапливает опыт. Хор поет свои выразительные, мелодичные ремарки по ходу пьесы. Танцовщики и акробаты вовлекают всех и вся в круговорот. Это шаг судьбы, воля Фортуны, той, о которой написали давным-давно ваганты.

Самым большим чудом в этом спектакле-параде стало участие в нем израильской дивы, солистки нашей оперы Аллы Василевицкой. Этакой Лилит в голубом, с голубыми ресницами и вознесенными над толпой точеными руками предстает она в "Кармине буране" Михаля Знанецкого. Алла Василевицкая в своем синем одеянии колдует и устрашает, притягивает и завораживает. Это еще одна серьезная победа молодой певицы, о которой непременно надо говорить и писать. Алла Василевицкая еще и очень одаренная актриса, умеющая точно передать задачи драматурга и режиссера.

Конртенор Алон Арари, музыкальный и благородный в этом своем облике человека-павлина, какой-то страшноватой птицы, взметнувшей клекот над беснующимися, влюбляющимися, раздевающимися, прыгающими и прочими. Голос очень красивого тембра вплетается в поток света и трепета. Вокалист исполнил свою партию ярко и достойно.

Поющие-танцующие создали волшебную атмосферу нездешней, невиданной страны. Где весна другая. Где поют и танцуют про какое-то туманное будущее. Или прошлое. И музыка Карла Орфа, (еврея, родители которого стали католиками во имя покоя и уравновешенности жизни, странного мага и конформиста, друга и героя Сопротивления и гауляйтера, отпетого нациста) получает особую силу и динамику.

О Карле Орфе многое известно. Но еще больше осталось тайной. Кем была для него Мишель Хоффман, студентка юридического факультета, помогавшая соединить его цветистую пряную музыку со старым латинским текстом вагантов? Почему он согласился написать новую музыку для "Сна в летнюю ночь", когда режим запретил музыку гения, великого Феликса Мендельсона? Что двигало этим человеком? Страх или мудрость? Или и то и другое?

Танцовщики из Польши и Израиля пляшут про Фортуну. Про ее непостижимую колдовскую силу и волю. Калейдоскопом цветет пустыня. Темы и голос Аллы Василевицкой долго звучат в памяти. Голос Энрико Мерабелли возносится над огромным залом, летит к небесам. Алон Арари пышет сказочным огнем, поет о несуществующем и таком близком. Оркестр и хор (несмотря на некоторые сбои, абстрактность и пассивность дирижирования Джеймса Джадда и перекос в звучании хоровых групп) все же выстояли. Справились. Доказали класс. Режиссер, этот факир и беззаконный трактователь любых старых мотивов, вышел в белоснежном костюме на поклон. Гордо кивнул. Звезды над Масадой остро блестели: без них эти чудеса были бы неполными.

В стороне от сияющей сцены стояла в тени маленькая женщина с золотыми волосами. Директор Израильской оперы Ханна Муниц. Инициатор всех этих зрелищ возле Масады. Я спросила: "Вы довольны?" Ханна кивнула: "Да. Но есть еще много, что я должна сделать в будущем! На этот раз все вроде благополучно, а я уже думаю про будущий год". Она все это задумала: однажды приехала в здание местного совета, рассказала о планах. Серьезные мужчины слушали и думали: "Вот ведь фантазерка… рассказывает о своих снах…" А она знала, что все получится. Изменила рельеф пустынной местности. Дала рабочие места многим и многим людям. Убедила министров и чиновников. Рискнула. И вот уже пять лет подряд интернациональные составы певцов покоряют эти пустынные просторы. Все хорошо. А будет еще лучше! Масада года 2015 завершилась, да здравствует Масада будущего, 2016 года! Мы пройдем вместе с Самсоном по его трагичной дороге. Узнаем жар его любви отчаяние предательства. Опера "Самсон и Далила" Камилла Сен-Санса ждет нас будущим летом у подножия величественной горы. Приезжайте! Обещаем чудеса!

И если вам говорят, что опера в пустыне — это профанация, игра в сенсацию, шоу с микрофонами и другими современными трюками, — не верьте. Поезжайте к подножию Масады. Глотните этого вольного горячего зелья. Ощутите нечто несказанно прекрасное, станьте счастливее!

Читайте также:

Московская невеста приехала в Тель-Авив

Музыка, побеждающая войны и бури

Елена Образцова: прощай, Кармен...

Светлана Захарова: Без балета нет страны

Гершон Трестман: О еврейском мире по-русски