Олег Рой об армии, курении, жизни и литературе

В видеостудии Pravda.Ru побывал известный писатель Олег Рой. С кем дружит автор книг для взрослых и детей, в какой армии должны служить его дети, о мозгах депутатов, походах налево, своем отношении к курению и о том, что просто необходимо читать в наше время, — обо всем этом писатель откровенно рассказал нашему корреспонденту в прямом эфире.

Фото: Писатель Олег Рой

Писатель Олег Рой

— Готовясь к сегодняшней встрече заглянул на ваш официальный сайт и там прочитал: "Счастье — это ощущение собственной жизни и всего, что в ней есть". Вот такая цитата дня. Вы ежедневно меняете цитаты?

— Да, каждый день. Это, пожалуй, внутреннее какое-то состояние. Сегодня в 04:35 вдруг подумал: "А почему нет? Ведь счастье — то, что нас окружает. Мы сами можем спланировать свое счастье". Или, скажем, незапланированно сделать себе счастье: назначить какую-то встречу, которая нам более-менее понравится, пойти на свидание, пойти в кино, броситься в объятия театра. Сделать себе счастье в этот день абсолютно точно, даже независимо от того, что у некоторых будет сегодня разговор с банком по невозврату кредита, или еще что-то, ну, мало ли, разговор с тещей.

— Такое тоже бывает?

— Ну, а почему нет? Я думаю, что у многих сегодня может быть запросто разговор с тещей неприятный, ну, а раз так — в театр, и все. Цитата же провисит до вечера, пока не сменится ощущение.

— У каждого человека, у писателя в том числе, есть свое определение счастья. Вы ограничитесь вот этим или есть еще какие-то?

— Это мое счастье на сегодняшний день. Насколько счастливы мои дети, настолько счастлив и я. Все остальное уже как-то не так важно.

— Кстати, о детях. Вы — детский писатель. Это очень интересно, потому что с детской литературой у нас, по-моему, совсем очень плохо обстоят дела, да?

— Хуже некуда. Я начал писать детскую литературу уже давно. В какой-то момент просто начал для себя осознавать, что все меньше и меньше становится нормальных книг для детей. И для моих детей, и вообще для детей. И пришла в голову идея начать делать несколько детских проектов. Будет потом, чем там гордиться. К святому Петру придешь с чемоданами, так, может быть, на лишнюю подушку накропал.

— На какой детский возраст вы ориентируетесь?

— Если брать серию "Джинглики", начиная с момента, когда начинает читать мама, и до того момента, когда ребенок уже сам читает. Там есть маленькие книжки-малышки и книжки о приключениях джингликов, когда ребенок может уже сам сидеть с книгой и ощущать себя внутри вот этой огромной компании джингликов.

— На детях "обкатка" проходит?

— Да, конечно. У меня был разговор с моим сыном, и Витюшка мне говорит: "Папа, скучно!" Я говорю: "Здрасти, чего это скучно?" Он говорит: "Ну, надо, чтобы инопланетяне, роботы, ну, это надо просто, ты понимаешь, надо". И он серьезно так говорит: "Нам, нам сегодня это нужно!" Говорю: "Ну, раз нужно — нужно". И следующей у нас уже вышла книга "Инопланетянин Тюня", где терпит крушение инопланетный маленький корабль с совершенно забавным персонажем Тюней, который прилетает на планету джингликов и начинает все выстраивать по-своему.

— Какая книжка в детстве на вас самого произвела впечатление?

— Ведь мы с вами росли в эпоху тотального дефицита детской литературы, вообще литературы. Для меня, простите за такое сравнение, церковь была как библиотека. Я приходил в библиотеку, как в церковь, опять же, простите меня, для того, чтобы помолиться на те книги, которые можно было взять в руки. Взять еще — ох, это была и удача! — домой, да и почитать, посмотреть рисунки, картинки. Я тогда проводил часы, часы и часы в библиотеке.

Вот с тех пор у меня осталось ощущение, чтобы книга не только была интересна как текст, но и как визуальный ряд. Чтобы она давала мне возможность увидеть глазами художника, глазами автора тех самых героев, которых они себе представляли, а потом сравнить, совпадает ли это с моим образом.

Я вам могу сказать, что я перелистал огромное количество разных интерпретаций романа Жюля Верна "Капитан Немо". У всех разные картинки, но образ мой выровнялся тогда, когда я посмотрел фильм. И когда мне сейчас говорят: "Жюль Верн, капитан Немо", - то у меня абсолютно четко возникает мой, абсолютно мой образ этого капитана.

— Насколько важна для вас экранизация ваших произведений?

— Когда я планирую экранизации (они бывают, когда я об этом особо не думаю), их и нет. Три года тому назад я очень хотел экранизацию "Дома без выхода" и большой саги "Индус". Марат Башаров играл. Потом какое-то время я не думал об экранизациях, потому что занимался студией джингликов. Сейчас мы сняли сериал, первый сезон "Джингликов". Сейчас хорошая очень компания, совершенно потрясающие ребята, взяла у меня на экранизацию аж три романа. И в этом году начинаются уже съемки первого романа "Мужчина в окне напротив".

— Какие отношения складываются с актерами и режиссерами?

— Я так устроен, что отвечаю за литературу и дальше не лезу, поэтому со мной, наверное, в этом отношении проще, чем с другими. Я легко иду на компромиссы с режиссером, со сценаристом, с актерами. Сценарий, к примеру, на "Индуса" писала Зоя Кудря — известнейшая, я бы сказал так, столп нашего сценарного состояния вообще России. Ну как можно Зое что-то советовать, когда у Зои семь пядей во лбу и она абсолютно четко раскладывает посерийно, посюжетно так, что ты учишься больше у Зои, чем ей говоришь? Я провел совершенно какие-то потрясающие полгода в окружении Зои, когда она творила сценарий "Индуса".

— А вот у вас была такая интересная строка в биографии: десять лет в Швейцарии. Вы там начали писать?

— Нет, я писал здесь, потом уехал в Швейцарию. Были 90-е — писал здесь. Здесь моя литература, в принципе, кроме тех нескольких лотков, которые тогда были, никуда особо не расходилась. Да и кому она была нужна тогда? В 90-е годы люди, простите, из-под полы автоматы искали где купить. А тут литература - кому?!

— В общем, 90-е вы провели там?

— Я мотался туда-сюда, но в основном да, в основном был в Швейцарии.

— А что заставило сменить так резко, вначале Россию на Швейцарию, потом вернуться на родину?

— Вы знаете, все очень просто. Во-первых, у меня был развод, и я не очень хотел оставаться в стране, которая уж очень сильно мне напоминала о хороших моих временах. И второе — в момент развода появилось издательство "Эксмо", которое попросило меня вернуться в Россию, чтобы заключить с ними контракт. Первый был контракт пятилетний. Вернулся и отдался в теплые объятия потрясающего издательства, которое до сих пор меня из этих объятий не выпускает. И, если честно, уходить из них не хочется.

— Многие писатели начинали с того, что писали стихи. Вы этим занимались?

— Когда меня бросали, знаете, как говорят: "Девочки, перестаньте бросать мальчиков, реперов уже много", - так и я, когда что-то такое у меня было, в те моменты, что-то такое, где-то там пописывал. Но так, чтобы прямо сделать из этого нечто, — нет, никогда не хотел. Я считаю, что у каждого в жизни такое увлечение есть, и не считал это серьезным.

— В Швейцарии чем вы занимались?

— Тем же, чем и здесь: писал, писал, писал. Мы тогда занимались все бизнесом. Мы это делали где-то потихоньку и везде.

— Но сейчас ваш бизнес только писательский?

— Сейчас мой бизнес, если писательство можно назвать бизнесом, то это бизнес. Но не дай Бог кому-нибудь иметь такой бизнес! Писательство — это не бизнес, это состояние души на сегодняшний день. В Америке, где-то в других странах это бизнес, а у нас, в России, - нет при том, что сегодня огромное количество наших книг просто воруется в интернете… Книга еще не успела выйти, за неделю до официального выхода книги на книжные полки, ее уже можно бесплатно скачать, тридцать с лишним тысяч ссылок для скачивания. Я иногда пишу как "чернушник" — мы так себя называем. Это хороший бизнес, потому что есть огромное количество людей, которые хотят, чтобы у них вышла книга и они неплохо платят.

— Вообще в России имя писательское тяжело сделать?

— Если у вас есть желание, если есть тексты, если есть призвание и если есть хорошее издательство — тогда можно. Но на сегодняшний день — это все сложнее и сложнее. Не потому, что текстов мало, потому что читают мало. Прямо совсем мало, мизерно читают, и сегодня наша страна не делает ничего для того, чтобы наш народ стал читать больше.

— Книги должны воспитывать патриотизм?

— Я для себя абсолютно точно уяснил, что идеология нашей страны должна присутствовать в произведениях. Вера в Родину, в маму, в дружбу.

— Базовые ценности должны быть?

— Для меня — да. Нравственные, в основном. Это те самые реперные точки, которые видны в каждом произведении, ну, без этого как-то нельзя.

— Одновременно нужно воспитать человека и не дать ему заскучать. Как это совместить?

— Ну вот получается, видите. Написать "Пятьдесят оттенков серого" легко. А кому это надо? Мне не надо, а надо то, что я пишу. Во всяком случае, за то, что я написал, и за то, над чем сейчас работаю, мне не стыдно.

— Зависть коллег по цеху ощущаете?

— Вы знаете, есть коллеги по цеху, которые очень и очень неплохо со мной общаются. Самый мой большой друг — это Дарья Донцова. С Дашкой вот прямо дружим-дружим. Я обожаю эту чудо-женщину. Это совершенно потрясающий друг 24 часа в сутки. Но зависть, в любом случае, есть. Говорят же: "О, все полки занял!" Господи, ну, возьми и ты займи! Я же не хожу по магазинам, не расставляю себя сам. Я не хожу по станциям метро и не всовываю свои книги людям в руки. Наверное, они читают только потому, что хотят возвращаться к этому творчеству и к этому автору.

Я читаю Литвиновых, которые пишут нереально крутые детективы, Маринину, Устинову, Акунина, Улицкую. Писательство — это кропотливый труд, это 24 часа твоего времени. Либо ты становишься таким писателем, либо сидишь дома и плюешь на тех, кто занимает, как ты думаешь, книжные полки.

— Что заставляет творческих людей брать псевдонимы?

— Длинное имя, непривязанность к этой фамилии. Вот у меня непривязанность к моей фамилии. Я не знал, кто такой мой отец. Я не знаю, кто вообще родоначальник этой фамилии. Фамилия длинная, неинтересная, скучная, навевающая мне ту самую историю, когда меня, маленького двухмесячного мальчика, бросили. Назвать его подлец — не знаю, но ассоциативный ряд не очень хороший.

Почему не менял? Ну, так просто получилось, поначалу было лень, потом смирился. У меня в жизни произошла огромная трагедия. Пять лет тому назад погиб мой сын, который носил эту же фамилию. И как я теперь предам его и поменяю фамилию? Когда рядом с ним лягу, тут будет Резепкин, а тут Рой?! Ну, как-то не совсем… Пускай оба Резепкиных лежат на одном месте, но где-нибудь в конце подпишу Рой.

— Рой - это в связи с чем, какие ассоциации?

— А это Резепкин Олег Юрьевич. Аббревиатура всего лишь. Однажды наш замкомвзвода, проходя мимо строя, сказал: "Рой, два шага вперед!" Все стоят, и я стою. При чем тут я и какой-то Рой? Он подходит ко мне: "Глухой, солдат?" Он любил давать такие короткие позывные: Беспалыч, Рой, Дёма.

— Где вы служили?

— Я служил в Монголии. 91-я мотострелковая дивизия. Туда были прикреплены ВДВ, ОРБ — отдельный разведывательный батальон. У меня есть роман, который называется "Безвозвратная правда". Когда-нибудь, может быть, он выйдет.

— Вы считаете, ваши дети должны служить в армии?

— Я считаю, что мои дети должны служить, но только не в той армии, которую я прошел, а в армии, которая будет действительно относиться по-человечески, без всяких дедовщин. У нас почему-то решили, что армия — это какая-то такая маленькая зона, которую должен пройти наш человек. У нас полстраны сидело, а полстраны в армию уходило. Если собрать в совокупности, выходит, что все сидели.

Нельзя опускаться до скотизма, когда "деды" опускаются до абсолютных садистов за эти два года, а потом хотят стать обыкновенными гражданами России. Так не бывает. Если ты там нарушаешь закон, если ты садист, если ты нравственно унижаешь человека — ты должен сесть в тюрьму, а офицер, который это допустил, должен тоже вместе с тобой сесть в тюрьму. И генерал, который допустил, чтобы такой офицер был, и маршал, и министр обороны. Все они должны пойти под суд. Если этого не будет, будет так, как оно есть. Армия — это зона, поэтому бегают все: плоскостопие, больные.

Я недавно встречался с ребятами, которые таких страхов нарассказывали, что мама не горюй! Причем говорят, об этом знают и офицеры. Для чего это все создали, для каких таких идей, для какой идеологии и любви к Родине создали то, что по ночам начинают унижать наших маленьких… Ему 18-19 лет, это еще почти ребенок, а над ним измываются! Если вы помните, года три тому назад у челябинского мальчика ноги ампутировали. Над ним издевались, его избивали, а эти подонки до сих пор где-то там ходят-бродят, наверное, сейчас сидят, попивают квасок. В такой армии я не хочу, чтобы служили мои дети.

— Посмотрите, сколько вокруг курящих. Девчонок едва ли не больше, чем ребят…

— Вы знаете, я могу сказать одну вещь очень интересную. Я все время пытаюсь понять, как устроен мозг депутатов Государственной думы. Мозг депутатов Государственной думы устроен странно. Они решили, что больше курить в кафешках нельзя, потому что это влияет якобы на всех. Теперь все выходят и курят возле кафешек. Мы теперь их убрали оттуда, где их было не видно, и теперь они все выходят туда, где они заметны. Вокруг них ходят дети и на них смотрят. Мы зачем это делаем, ради чего? Сделайте кафе для курящих! Я знаю, что на такой-то улице есть курящее кафе, и я пойду туда, потому что я курящий.

Курящий — он ведь тоже человек. Он такой же человек, как и я. Это как вот у нас с верой, знаете, нельзя оскорблять верующего. А меня, допустим, неверующего — можно оскорблять верой? Мне раньше нравилось заходить в "Шоколадницу". Помню, направо пойдешь — табаком пропахнешь, налево пойдешь — запеканку съешь там, где никто не курит. Ну, и ходил налево всегда, как любой мужчина, любящий ходить налево.

— Курите?

— Я никогда в жизни вообще не курил и говорю своим детям, что это единственная пагубная привычка, от которой нужно держаться подальше.

— Что бы вы могли сказать вашим читателям, почему нужно читать ваши произведения?

— Я думаю, что мои произведения нужно читать только потому, что они могут отвлечь от этой реальности, которая есть сегодня и которая немножко нас раздражает. Это произведения, в которых вы можете на историях героев понять те ошибки, которые уже, наверное, никогда больше не совершите. Куда легче учиться на ошибках героев произведений, чем на своих собственных. Не так болезненно, да? И потом — читать вообще нужно.

Читайте также:

Юрий Мамлеев: В России главное - личность

Из Москвы купеческой в Москву развлекательную

Владимир Бортко: Западу наше кино не понять

"Не читайте книгу, начинающуюся с фразы..."

"ЕГЭ - отличный способ разрушить страну"

Интервью к публикации подготовил и беседовал