Бонналь о Достоевском, юморе и мертвом доме

Наш постоянный автор — ученый и философ Николя Бонналь для очередного эссе выбрал творчество Федора Михайловича Достоевского. По мнению автора, воззрения великого русского писателя актуальны и в современном мире. Мера личной свободы, нравственная ответственность за свои поступки. "Прожить хоть час не по-острожному — и человек нравственно меняется…"

Фото:

Достоевский, юмор и мёртвый дом

Иные утверждали, что он положительно

сумасшедший, хотя и находили, что,

в сущности, это еще не такой важный   недостаток…

Бесспорным можно назвать утверждение о том, что именно Фёдор Михайлович Достоевский тот писатель, который был наиболее значимой фигурой во второй половине девятнадцатого века. В своей несравнимой, одному ему присущей манере, он предвосхитил русскую революцию и современный нигилизм, он вдохновил Ницше (тот писал о Достоевском: "Он единственный, кто хоть чему-то научил меня в психологии"), вдохновил книги и теории нобелевских лауреатов — Камю, Томаса Манна и Андре Жида. Кроме того, он изобрёл — оставаясь при этом верным своей особой манере — современный детективный роман "Преступление и наказание", а также роман с продолжением (для периодических изданий) и даже семейную сагу! И не нужно забывать, что если он и вдохновлял великих писателей, то в то же самое время он был очень популярен среди простых читателей. Ведь "Преступление и наказание" читается просто, как… роман.

Так что я неустанно перечитываю его чудесное произведение — оно подобно Евангелию, и чувствуется оно бесконечным, но, в то же время, меня сражают наповал взрывы смеха. Юмор Достоевского, его острая и забавная манера "превозможения" реальности и повествования имеет особый, поразительный эффект, о котором почти не упоминается в критических трудах.

Для примера я возьму "Записки из мёртвого дома", которые не предвещают, ну совершенно никаким образом, Солженицына. Достоевский решил считать тюрьму местом, из которого выходят более сильным, как бы сказал Ницше. Странность и причудливость ситуаций (напомним, что смертная казнь не существует в царской России, так что все чудища и отродья прибывают на эту каторгу), их весёлость и искренность часто производят то уморительное впечатление, которое и интересует меня в данном анализе. Начну с представления автором Сибири, которая тут кажется каким-то забытым Лазурным берегом…

С нетерпением отбывают они свой законный термин службы, три года, и по истечении его тотчас же хлопочут о своем переводе и возвращаются восвояси, браня Сибирь и подсмеиваясь над нею. Они неправы: не только с служебной, но даже со многих точек зрения в Сибири можно блаженствовать. Климат превосходный; есть много замечательно богатых и хлебосольных купцов; много чрезвычайно достаточных инородцев. Барышни цветут розами и нравственны до последней крайности. Дичь летает по улицам и сама натыкается на охотника. Шампанского выпивается неестественно много. Икра удивительная. Урожай бывает в иных местах сам-пятнадцать… Вообще земля благословенная. Надо только уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться. 

Тут юмор рождается из парадокса: Сибирь представляется неким курортом, достойным прозы рекламных брошюр. Ирония тут едва улавливается…Но юмор также исходит и от персонажей. С большой нежностью автор описывает каторжника-еврея, бывшего в одно и тоже время ювелиром и банкиром каторжан!

 …и каждый раз, когда случается мне теперь, перебирая старые воспоминания, вспоминать и о нашей каторжной бане (которая стоит того, чтоб об ней не забыть), то на первый план картины тотчас же выступает передо мною лицо блаженнейшего и незабвенного Исая Фомича, товарища моей каторги и сожителя по казарме. Господи, что за уморительный и смешной был этот человек! Я уже сказал несколько слов про его фигурку: лет пятидесяти, тщедушный, сморщенный, с ужаснейшими клеймами на щеках и на лбу, худощавый, слабосильный, с белым цыплячьим телом.Этот человек забавен, потому что кажется счастливым жизнью в этой тюрьме, в которой он был, если осмелюсь сказать, словно его драгоценности, выточен по форме.

 В выражении лица его виднелось беспрерывное, ничем непоколебимое самодовольство и даже блаженство. Кажется, он ничуть не сожалел, что попал в каторгу.Эта идея образа еврея, жизнерадостного и забавного, предвосхищает Вуди Аллена (который воздает честь своему русскому происхождению и Толстому в своем замечательном франко-венгерском фильме "Война и смерть"), её мы найдём и в "Бесах" в лице персонажа музыканта Лямшина.

Исай Фомич, очевидно, служил всем для развлечения и всегдашней потехи. "Он у нас один, не троньте Исая Фомича", — говорили арестанты, и Исай Фомич хотя и понимал, в чем дело, но, видимо, гордился своим значением, что очень тешило арестантов.

Достоевский тут отмечает, что Фомич в казармах — "банкир", потому что он единственный — подобно библейскому Иосифу — обладает организаторскими задатками в каторжном хаосе! И это вовсе не препятствует ему быть очень религиозным. Замечено также, что он очень уважает нашего рассказчика, человека благородного и образованного:

Исай Фомич ужасно любил эти расспросы от меня. Он немедленно объяснил мне, что плач и рыдания означают мысль о потере Иерусалима и что закон предписывает при этой мысли как можно сильнее рыдать и бить себя в грудь.

Затем повествователь встречает обожающего его арестанта по имени Петров, который, однако, зарезал в казарме своего офицера. Сей загадочный индивидуум имеет слабинку к рассказчику, он будет прислуживать ему и охранять его во время неописуемого банного сеанса:

Не знаю тоже почему, но мне всегда казалось, что он как будто вовсе не жил вместе со мною в остроге, а где-то далеко в другом доме, в городе, и только посещал острог мимоходом, чтоб узнать новости, проведать меня, посмотреть, как мы все живем.Благодаря своему образованию рассказчик будет служить живой энциклопедией юному, по-внеземному отрешенному, узнику, который хочет побольше узнать о новом французском президенте (не забудем, что мы в 1848 году):

— Я вот хотел вас про Наполеона спросить. Он ведь родня тому, что в двенадцатом году был? …

Я объяснил, что такое Америка и, по возможности, что такое антиподы. Он слушал так же внимательно, как будто нарочно прибежал для одних антиподов.

 Читайте также:    На какой стороне силы был Толкиен? 

И пока Петров крадёт Библию рассказчика (только для того, чтобы выпить) и терпит осторожные укоры последнего, вот к какому заключению он приходит:

Казалось мне еще, что про меня он решил, не ломая долго головы, что со мною нельзя говорить, как с другими людьми, что, кроме разговора о книжках, я ни о чем не пойму и даже не способен понять, так что и беспокоить меня нечего.

Так, видя физическую неумелость рассказчика, его товарищи часто смеются над ним!

Другая тема для веселья — женщины. В этом случае юмор исходит из того, что сексуальные фантазмы изобилуют тут мене, чем… пинки. Один арестант рассказывает, почему он всегда бьёт свою жену. А другой даёт ему советы:

— Так я, верь не верь, после того целый месяц из дому боялся уйти: приедет, думаю, обесчествует. Вот за это самое и стал ее бить…

— Да чего ж бить-то? Руки свяжут, язык не завяжут. Бить тоже много не годится. Накажи, поучи, да и обласкай. На то жена.

Передать бы это Анджелине Джоли…

Юмор касается и животных, потому что домашние любимцы играют необычайно важную роль для каторжан, особенно, когда их убивают ради шкур! Конец одного бедного пса написан именно в таком трагикомическом ключе:

Бедная собака, казалось, понимала готовившуюся ей участь. Она пытливо и с беспокойством взглядывала поочередно на нас троих и изредка только осмеливалась повертеть своим пушистым прижатым хвостом, точно желая смягчить нас этим знаком своей к нам доверенности.

Был у арестантов и домашний козёл, их собственный Бафомет, которого им, однако, придётся зарезать и съесть по приказу майора, коменданта каторги:

Это было преграциозное и прешаловливое создание. Он бежал на кличку, вскакивал на скамейки, на столы, бодался с арестантами, был всегда весел и забавен…. Когда он стал подрастать, над ним, вследствие общего и серьезного совещания, произведена была известная операция, которую наши ветеринары отлично умели делать. "Не то пахнуть козлом будет".Я предоставлю моим читателям право дочитать самим эпизод о судьбе бедного козла!

Достоевский, который в этом романе забыл о своих нескончаемых диалогах, не впадает ни в излишнюю сентиментальность, ни в морализирование. В тюрьме он не для того, чтобы переделывать мир или обличать общество. Перед нами тут чистый бихевиорист, рассказчик. Для него каждый каторжанин представляет собою чудесную загадку, которую жизнь в тюрьме позволила открыть — а не раскрыть, не разоблачить такую загадку, автор вовсе не преследует такую цель.

Выше я говорил об описании бань, представленных, возможно (это теория Тургенева), как пародия на "Ад" Данте… и, конечно, из него все выходят очень чистыми. А затем следует описание праздника. При этом канун Рождества был отпразднован плохо (было слишком много выпито, а потом споры, драки, и грусть-тоска в завершение всего). Народный театр каторжан — большое достижение писателя. Любители кинематографа могут сравнить его с "Путешествиями Салливана" (классический фильм Престона Старджеса) или даже с картиной "Blues Brothers"!

…и вдруг всем этим пригнетенным и заключенным позволили на часок развернуться, повеселиться, забыть тяжелый сон, устроить целый театр, да еще как устроить…

Достоевский заканчивает непревзойдённым описанием маленького камерного оркестра — тут "камерного" и в прямом смысле, с асами-бабалаечниками, добавляя замечание, вполне в своем своеобразном юмористическом духе:

Один из гитаристов тоже великолепно знал свой инструмент. Это был тот самый из дворян, который убил своего отца.

Только немного позволили этим бедным

людям пожить по-своему, повеселиться по-людски,

прожить хоть час не по-острожному —

и человек нравственно меняется… 

Читайте самое интересное в рубрике "Культура"

 Перевод Татьяны Бонналь