Смертельное кабаре Третьего рейха

Все, кто хоть раз видел фильм Боба Фосса "Кабаре" с великолепной Лайзой Минелли в главной роли, не забудет атмосферу немецких кабаре периода Веймарской республики. И пусть фильм создавался полвека спустя и голливудскими мастерами по другую сторону Атлантики, но — и это заметно — вдохновленных тем духом.

Германия после Первой мировой войны стала аккумулятором новых веяний в искусстве и приняла на себя роль культурной столицы тогдашней Европы. Десятилетие декаданса быстро улетучилось и закончилось с приходом к власти нацистов. Вместо "уродливых форм вырожденческого искусства" вновь проявилась тяга к "здоровому и жизнеспособному". Как это нередко случается по воле капризной Клио, возрождение классических форм обернулось политической тиранией и трагедией целых народов.

Появившись во французской стороне, кабаре изначально ассоциировалось у публики с развевающимися юбками над туго обтянутыми чулочками пухлыми дамскими ножками, лихо отплясывающими канкан. "Сумрачный германский гений" придал ему совершенно иную форму, ненавязчивым введением элементов политической сатиры или, на худой конец, простонародного юмора.

Веймарская республика, основанная на обломках Германского рейха, просуществовала всего пять лет. В Берлин стекалась творческая интеллигенция, в том числе и из разоренной Гражданской войной Империи российской. Некоторое время здесь жили русские писатели первой величины — Владимир Набоков и Алексей Толстой. Судьбы такие разные. Один вскоре уедет в США, где прославится как автор скандальной "Лолиты", другой с титулом "красный граф" вернется в Совдепию. Отсюда бывшим соотечественникам будет брошен плевок в виде романа "Эмигранты". Однако культурный фон Германии той поры создавали не они. Точнее сказать, совсем не они, а представители низкого эстрадного жанра — кабаретисты.

Читайте также: Популярнейшая фотография Гитлера — подделка

В Берлине блистал гений балагана — комедиант и юморист, лицедей и режиссер Эрих Каров, создавший в одном из рабочих предместий немецкой столицы вместе с членами своей семьи народный театр. Считается, что честь открытия таланта немецкого скомороха принадлежит известному писателю Генриху Манну, который восхищался совершенством, с каким тот изображал маленького человека. Русская классическая литература навеяла этот типаж, и сытые европейские интеллектуалы прониклись к нему нарративной любовью. Актеры из труппы Карова произвели настоящую сенсацию в мире кабаре. Местные олигархи начали приглашать шоумена для выступлений в респектабельные районы. Лоснящиеся от жира подбородки хозяев жизни и увешанные дорогими колье шейки их спутниц сотрясались от хохота, когда на сцене блистал Каров.

С природным комическим даром Карова соперничал "мюнхенский Чарли Чаплин" — легендарный комик и куплетист, исполнитель народных баварских песен и кинопродюсер, выступавший под творческим псевдонимом Карл Валентин. Валентин Людвиг Фей, так его звали на самом деле, вдохновил многие творческие умы, среди которых немецкий драматург и поэт Бертольд Брехт, ирландский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе Сэмюель Беккет, "профессор театрального искусства", прославленный немецкий юморист, карикатурист, режиссер и актер Лориот и многие другие. Валентин выступал как в театрах, так и в питейных заведениях, что, собственно, и не удивительно, ведь французское словечко cabaret означает "кабак", "винный погребок" или "забегаловка". И уж совсем по-русски — "гадюшник".

Карл Валентин не чурался выступать ни перед элитой, ни перед мастеровыми. Успех исконно талантливых людей иногда определяет время, когда онитворили.СредневековыйлирикФрансуаВийонблисталиприкоролевскомдвореисреди крестьян, собравшихся на гумне. Владимира Высоцкого слушали и в Кремле, и в подворотнях. Не всем великим выпадает подобная доля. У немецких кабаретистов она, по всей видимости, была.

В посвященной истории кабаре книге британской романистки, президента английского ПЕН-клуба Лизы Аппиньянези (Lisa Appignanesi) удалось отыскать пример юмора в Третьем рейхе. Штурмовик: Скажи, еврей, кто виноват в том, что мы, немцы, проиграли войну? Еврей: Конечно, генералы-евреи! Штурмовик: Правильно! (Задумывается.) Постой! Но у нас нет евреев генералов. Еврей: У нас — нет. У противников есть!

Даже тогда так плоско шутили не все конферансье. Бывшие советские граждане отлично помнят, шутить над собой позволял лишь "дряблый", игравший в демократию брежневский режим. Анекдоты про Сталина были под табу. Собственно, и над бровастым Леонидом Ильичем, равно как и над его предшественником Никитой, издевались по большей части в личном плане. Плохая дикция больного генсека, неумеренная страсть к регалиям вызывали лишь добродушные насмешки. Плешь и дурное воспитание раздражали интеллигенцию, которая в ответ получила забавное прозвище — "пидарасы".

Самый остроумный из тогдашних мастеров разговорного жанра — кабаретист из Вены времен аншлюса — Фриц Грюнбаум, по прозвищу "конферансье-философ", не позволял себе выходить за означенные рамки. Свои остроумные эскапады он, подобно его советскому товарищу Сергею Михалкову, ограничивал не критикой (не дай-то бог!) режима, а всего-навсего презрением к нуворишам и филистерам. Ну как тут не вспомнить гоголевское недоумение,

высказанное в бессмертном "Ревизоре": "Над кем смеетесь, господа? Над собой смеетесь!" В годы инфляции в Германии основная часть публики как раз и состояла из олигархов и таким же чудом разбогатевших пустоголовых мещан. Их сальные руки аплодировали и их сальные рты орали "Браво!" каждому выходу кабаретиста, который отнюдь не критиковал Гитлера и его приспешников. Наоборот, обращаясь к сидящим в первом ряду, автор оригинальных скетчей проговаривал: "Любезные дамы и господа! Мало того, что в это трудное время вы жрете, мало того, что я это вижу, — я вынужден еще это слушать!"

Киноактер и сценарист Грюнбаум закончил свои дни в концлагере Дахау. Чувство юмора изменило то ли ему, то ли героям его сатирических выпадов. Детская насмешка над диктаторскими претензиями фюрера дорого обошлась шутнику. Шпынять сильных мира сего дозволительно ради хлеба насущного, но миг сей краток.

Коллега по цеху сего смертника Пауль Николаус Коссман тоже не брезговал сатирой. Беспощадный критик гитлеризма, еврей по национальности и католик по убеждению, он сумел скрыться от преследования нацистов в Цюрихе, но месяц спустя после бегства покончил с собой. И тут аналогия с нашим русским Иваном Семеновичем Барковым, который, совершив суицид, задохнувшись парами из отхожего места, написал в своей предсмертной записке: "Жил смешно — умер грешно". Прежде чем ознакомиться с ее содержанием, полицейским чинам пришлось вынимать цидулку из ануса литератора, знаменитого своими нецензурными виршами. По другой версии, вечный оппонент нацистского режима Коссман в 1942 году был депортирован в концлагерь Терезиенштадт (в нынешней Чехии), где скончался в октябре того же года.

Даже незнакомому с немецким языком человеком известна эта крылатая фраза: Arbeit macht frei, что в переводе с немецкого означает "Работа делает свободным" или "Труд освобождает". Именно она красовалась над сине-белыми шапочками политзаключенных этого лагеря. Если театр начинается с вешалки, то кабаре ею заканчивается.

Читайте самое интересное в рубрике "Культура"