Почему Надя и Женя Лукашин выросли и остаются маменькиными детками

Любимая миллионами советская комедия "Ирония судьбы, или С лёгким паром", без которой уже много лет не наступает Новый год, несмотря на кажущуюся простоту сюжета, регулярно становится предметом обсуждений: зрители находят в ней всё новые "спрятанные" режиссёром темы и смыслы. В программе "Правды.Ру" "Популярное кино глазами психолога" Светлана Шарко рассказала о том, что на самом деле это фильм о взрослых "маменькиных сынках и дочках".

— В фильме Жене — 36 лет, Наде — 34 года. Они живут с мамами вот уже много лет, видимо с тех пор, как закончили институт. И считается, что мать — это ключевая фигура в воспитании ребенка, именно от ее поведения будет зависеть, какой станет дальнейшая судьба сына или дочери. Это правда?

— Мать вне сомнения — одна из ключевых фигур. От нее много зависит, но точно так же много зависит и от отца. Мать многое определяет, она определяет внутреннюю ценность, которую ребенок получает вначале. Это прямо очень-очень происходит быстро, буквально с момента рождения, может быть, даже раньше, как женщина относится к своей беременности и то, как она слышит, как прикасается, прикасается или нет к своему ребенку, насколько она готова принимать его, удовлетворять его потребности, отзываться на его нужды, ласково на него смотреть, играть, быть с ним.

Это изначальная ценность, это безопасность, надежная привязанность. Это то, от чего зависит высокая или низкая самооценка человека. Она закладывается в младенчестве. Вне сомнения она может меняться, изменяться, двигаться в сторону и ухудшения, и улучшения.

— Когда следует отделиться от ребенка? Он же вырастает.

— Момент отделения не происходит разово. Отделение происходит постепенно очень мягко, начиная с года, мы потихонечку начинаем отпускать свое дитя, проживаем кризис — год, три, семь. Раз за разом мы отделяемся.

— Почему Женя и Надя остались жить с мамами? Почему они не отделились? Им уже лет-то достаточно для того, чтобы определиться.

— Много может быть причин, почему не отделились. Возможно, потому что в те времена получить отдельную квартиру было практически нереально. Это я так шучу. На самом деле они не отделились в плане того, что у них своя отдельная семья, своя отдельная пара. Они продолжают быть как маленькие дети рядом с мамой.

В нашей стране, кстати, прочно укоренилось убеждение, что отпускать детей от себя опасно.

— В чем опасность?

— Давайте посмотрим на историю нашей родины. Отпустить ребенка очень часто обозначает потерять его. Если ты уйдешь, ты пропадешь. И поэтому за детьми держатся крепко, отдают им очень много — всю себя, нет никакого понимания таких границ, как вы правильно говорите, отойти, отодвинуть. Обе эти женщины — мамы Нади и Жени — в фильме выглядят чуть ли не здоровее своих детей психологически.

— Они и энергичнее гораздо.

— Точно. Потому что когда женщина живет в связи со своим ребенком, то эта связь всегда наполнена и энергией, и любовью, всегда вроде бы есть чем заниматься, ты не одинока — это со стороны матери выглядит так.

— Получается, что родители боятся отпустить детей, но не за них боятся, а за самих себя, за свое одиночество?

— Зачастую так. Эти вещи не осознаются. Но привязать своего ребенка — это очень хороший путь убежать от всего того, что бывает в жизни. Мы тут говорим о матери (у мужчин так же, кроме материнства) быть женой, возлюбленной, подругой. Женщины вкладываются в материнство, потому что оно очень наполнено чувствами. Ребенок ведь отдает любовью.

Очень трудно отказаться от такой бесконечной, бескорыстной любви

— Да, это правда. Некоторым женщинам очень трудно отказаться от этого.

— Родители пытаются опереться на своих детей.

— Правильно. Опереться на ребенка легче, потому что он дает, безусловно. Не нужно так вкладываться в связь, как с мужем. Или как в связь с женой.

В норме, должно быть так: я и мой муж — мы друг у друга на первом месте, а наши дети — на втором. И им так хорошо, потому что они тогда могут заниматься своими детскими задачами роста.

— Получается, что ставить на первое место ребенка — это неправильно.

— Ставить на первое место ребенка, если мы говорим не о каких-то ситуациях кризиса. Ребенку там нечего делать, для него это непосильная ноша — разделять проблемы взрослых людей.

Когда ему отведено второе место, во внутренней картине ребенка и папа, и мама одинаково значимы. Ребенок, чтобы ни было, стремится любить обоих родителей.

— Получается, что отсутствие мужчин в семье и Жени, и Нади несмотря на то, что у Нади был Ипполит, Женя, соответственно, сам мужчина и у него была пара — Галя, но так как не было третьей составляющей — заменителя отца или самого отца, это получается существенный провал в системе.

— Да, вне сомнения это существенный провал в системе. Когда я работаю с историей семьи, то всегда я прошу сделать генограмму — это схематичное изображение семьи четырех поколений. И, знаете, что бывает? Очень часто я вижу, наша тенденция — клиент рисует связи, и они однобоки. Все знают всё вокруг мамы — маминых сестер, братьев, семью, бабушку, а вокруг отца — папа, мама, бабушка, дедушка. Как будто эта связь с отцом не наполнена Г: достаточной силой, эмоциями, позволениями.

— А почему это происходит?

— В нескольких поколениях у нас мужчины терялись по разным причинам. Это опять история нашей семьи. Поэтому недоверие к мужчинам, к сожалению, стало некой нормой. Но это все зов обстоятельств нашей родины, когда мужчина выбывает, когда женщина была вынуждена встать на место "я и баба, и мужик, я и лошадь, и я бык". Вот это про всё про это.

И если наши бабушки, женщины моего возраста теряли мужей на войне, то дальше это поколение потом пошло. Например, отцов. Там уже русские мужчины жесткого и тяжело пили. Отсюда во многом выросло убеждение, что "поднять ребенка" значительно важнее, чем быть счастливой как женщина во всех отношениях. У многих женщин прописана одна из значимых схем, которая называется самопожертвование.

— Они довольны, они самодостаточны, их устраивает их одиночество. Но все равно их ребенок ни мужского, ни женского пола. Они так и не смогли до этого возраста устроить свою судьбу, то есть каким-то образом создать семью. Как вообще появляются маменькины дочки, маменькины сынки, как они вырастают, кто их выращивает?

— Маменькины сынки и маменькины дочки появляются тогда, когда мать травмирована, она не может отпустить, она крепко держит.

Причем держать мать может двумя способами:

• через любовь, через гиперопеку — она делает себя максимально значимой, не допуская того, чтобы ребёнок мог обойтись без неё.
• через отвержение — ребенок настолько отвязан, что он пытается оставаться рядом с матерью, чтобы в этой призрачной надежде получить любовь и принятие. 

Мать говорит дочери:

"Ты мерзавка, я вообще не знаю, как это возможно, что ты такая, как ты есть".

И дочка настолько обесценена внутренне, что у нее нет веры, что если она такая мерзавка, ничтожество двинется куда-то, что она кому-то понадобится. А мама начинает транслировать:

"Кто, кроме меня, еще выдержит тебя такую, как ты есть?" К мальчикам послание такое: "Ты настолько ничтожен, ты настолько инфантилен и бездарность, что только я вижу тебя насквозь, могу быть с тобой. Все остальные видят тебя, какой ты есть, и откажутся от тебя". И наша фирменная трансляция, к сожалению, фирменная о том, что женщин может быть много, а мамочка — одна.

Нормальный обмен с родителями звучит так: я тебе даю, а ты берешь это и растешь, и передаешь дальше тогда, когда повзрослеешь.

— А как найти золотую середину родителям в воспитании ребенка?

— Заниматься своей жизнью. Для начала надо вообще понять о том, что ребенок не может быть бесконечным смыслом жизни, это ноша для ребенка, просто которую он не может вытянуть, и по итогу превращается в Женю из "Иронии судьбы". Этот фильм мне трудно смотреть, потому что он про сложных людей. Надя вызывает у меня симпатии больше, потому что она поет хорошо. Женя, конечно, совсем никакой.

— Что нужно, чтобы ребенок не превратился ни в Надю, ни в Женю: в свое время создал семью, чтобы он был счастлив в этой семье, чтобы он не ходил ни направо, ни налево, а шли бы они в одну сторону и смотрели тоже бы в одну сторону.

— Опять скажу: заниматься своей жизнью. Наши вложения в детей, конечно, очень важны. Без поддержки родителей ребенок не может прорваться в этой жизни, вообще быть живым, быть собой.

Но когда у родителей — неважно, мама или папа — есть что-то, чем он живет, кроме своего ребенка, тогда у каждого есть пространство для жизни. Ведь дети учатся не на словах, а дети видят, как живет родитель. И если у родителя есть то, что называется жизнь, в которой ему интересно, в которой его любопытно, в котором он живет, ребенок учится этому же, он учится удовлетворять все свои эмоциональные потребности и стремиться получить то же самое — очень интересное пространство для жизни.

— То есть ребенок должен видеть, что родитель живет своей жизнью, он посещает друзей, ездит в путешествия, имеет какое-то хобби?

— Все, что угодно: читает, радуется, позволяет себе удовольствия в жизни, что ему нравится. Тогда ребенок позволяет себе то же самое.

— А иногда родители боятся, что им не будет хватать времени на ребенка, если они будут позволять себе какие-то удовольствия.

— Это один из страхов зависимости нездоровья. Вполне ребенок может участвовать посильно в жизни родителя. Для меня доставляет большое удовольствие, например, ходить куда-то с сыном. Каждые выходные приезжаем с загорода, когда есть возможность, и бродим и по зоопарку, и по ВДНХ.

Мы прошли, наверное, уже все музеи. Почему? Потому что ребенок вполне может участвовать и это интересно.

Здесь мы выходим в другой вопрос, что зачастую у нас родительство сопряжено с ощущением: дети — это так трудно, это ужас какой — дети. Это не так. Потому что оно трудно, если ты начинаешь загружаться ребенком выше головы. На самом деле родительство — это прекрасно, потому что оно очень наполнено любовью. И не надо так сильно крутиться во всем этом.

Беседовала Маргарита Кичерова

К публикации подготовила Ольга Лебедева