Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова побывала в Ливане накануне прекращения огня. Подробный репортаж...
Маленький человек с растерянной, виноватой улыбкой стоит на улице в ливанском городке с почти русским названием Сарафанд. Зовут его Хусейн Али Мельхам. Скромный механик из гаража. Он явно не привык быть в центре внимания. Накануне вечером он отлучился из дома, в который сразу же прилетела израильская ракета. Погиб пятилетний малыш. В соответствии с мусульманскими обычаями ребёнка уже утром похоронили. У Хусейна теперь нет ни дома, ни сына. Глядя в его тоскливые, как у больной собаки, глаза, полные безмолвной, покорной скорби, я вдруг вспоминаю слова французского еврея, "кровавого философа", идеолога цветных революций Бернара-Анри Леви:
"Израиль не вторгается в Ливан, он его освобождает. Те, кто думает иначе, не имеют моральных ориентиров".
Меня тошнит от зловония этого словоблудия. Вот ещё одного ребёнка израильские террористы "освободили" от жизни, как и тех 3700 ливанцев, которые погибли с 23 сентября, когда Израиль начал против Ливана операцию "Стрелы севера", сделали калеками свыше 15 тысяч человек и лишили крова полтора миллиона человек.
Хусейна окружает тёплая волна человеческого сочувствия. К нему подходят жители города и торжественно говорят: "Мабрук!" ("Поздравляю!"). В мире ислама принято поздравлять с мученической смертью. Невинно убиенный ребёнок стал шахидом (мучеником) и сразу ушёл в рай, а кровь мучеников питает даже бесплодную землю. Меня всегда восхищает в мусульманах умение оставаться на высоте перед лицом смерти. Здесь не принято рыдать на похоронах: Бог дал, Бог взял. В официальных сообщениях о погибших в рядах организации "Хезболла" так и пишут:
"Поздравляем с мученической смертью наших бойцов. Даст Бог, мы продолжим путь и оправдаем их доверие".
В райском саду, где слышно, как шелестит море и кажется, что никакой войны вообще нет, за чашкой лучшего в мире кофе собрались жители Сарафанда потолковать о последних событиях. В посёлке неделю назад разом убита целая семья из 14 человек, когда все родственники собрались на семейный ужин. Только детей за два месяца войны погибло десять человек. Над нашими головами гудит, как огромный шершень, израильский дрон. "Звук совсем другой, — удивляюсь я. — В Донбассе он скорее похож на писк комара".
— Так сколько у вас стоят дроны? Ну, максимум тысячу-две долларов, и они разового использования, — дружно объясняют мне жители. — А израильский дрон "Гермес-450" стоит 10 млн долларов. Используется для разведки, патрулирования и бомбардировок ракетами "воздух-земля". Один дрон может нести четыре мощные ракеты. Есть дрон "Гермес-900", который может работать на высоте 10 тысяч метров и стоит ещё дороже. "Хезболле" удалось зенитными ракетами сбить три таких дрона. Это потеря для Израиля 30 млн долларов. И в России люди часто не понимают, как одной ракетой можно снести целую многоэтажку. Мол, в Ливане дома плохо строят. Дело не в домах. Израиль обладает куда более мощным и современным оружием, чем Украина.
— Если бы израильтяне были мужчинами, они бы сражались лицом к лицу, — говорит инженер Исам Харуби. — Наше Сопротивление — сильное, стойкое и держится хорошо. Поэтому евреи боятся подходить. Они могут только бомбить самым мощным в мире оружием, а у нас даже ПВО нет. Израиль уничтожил вдоль границы все ливанские поселения и города, не оставил ни одного дома.
Мы говорим о бойцах "Хезболлы", о силах Сопротивления, чей пламенный мученический дух устремлён к цели более высокой, чем всё, что скованно плотью. Да и что может быть лучше смерти, чем смерть за Родину? Доблесть и стоицизм — вот что вдохновляет настоящих людей.
— Но как "Хезболла" могла допустить такой провал в системе безопасности, что Израилю удалось ликвидировать большинство её лидеров? — спрашиваю я.
— Потому что против нас сражается не только Израиль, но в первую очередь США, Европа и все страны НАТО. На Израиль работают все спецслужбы и разведки Запада. И не только. Арабский мир предал Ливан и сектор Газа. Я говорю не о населении, а о властях. Все эти так называемые короли, шейхи и принцессы Иордании, Саудовской Аравии, Катара и Эмиратов. Они давно сдались Израилю, надеясь сохранить свою власть. Они даже посылали нам так называемую "гуманитарную помощь", всю нашпигованную секретными подслушивающими устройствами, которые напрямую передавали евреям всю информацию о передвижениях в Ливане. Они думают, что Израиль проглотит сектор Газа и Ливан, а их не тронет. Напрасно они так думают. Вы видели шевроны, которые носят солдаты израильской армии? На них изображена карта "Великого Израиля", который включает в себя земли Ливана, Сирии, Египта, Ирака и Саудовской Аравии.
— Видела. Так называемая "Земля Обетованная", обещанная Израилю их Богом — от Нила до Евфрата.
— И они идут к этой цели. Но для этого им надо раздавить не только "Хезболлу", а всех шиитов. Они специально бомбят шиитские районы, чтобы "Хезболла" кричала от боли, они бомбят христианские и суннитские районы, если там живут шиитские семьи, чтобы шиитов гнали отовсюду: "Уезжайте от нас! Вы несёте нам смерть!" Но, слава богу, наши люди всё понимают, терпят и обнимают друг друга.
Когда я возвращаюсь из Сарафанда в Бейрут, то попадаю в дикую пробку. Ударом с дрона уничтожена машина, где ехали две девушки и парень. Они сгорели заживо.
Взрывной волной от удара задело колонну автобусов миротворцев ООН. Пять из них ранено.
Авиабомбой уничтожено маленькое пляжное кофе, в котором люди пили кофе и любовались морем.
"Израиль — это зло в чистом виде", — говорит мой водитель.
Бейрут не спит. По ночам Израиль с каннибальской радостью уничтожает квартал за кварталом. Это похоже на то, как будто огромным молотом колют грецкие орехи. Ночью ливанцам приходят "письма счастья" от Израиля: "Вы находитесь вблизи объектов и интересов, принадлежащих "Хезболле", которые в ближайшем будущем будут подвергнуты силовой атаке со стороны Армии обороны Израиля. В целях вашей безопасности и безопасности членов вашей семьи вы должны немедленно покинуть эти здания и прилегающие к ним территории и находиться на расстоянии не менее 500 метров от них".
Кто-нибудь из семьи с красными, сожжёнными бессонницей глазами обязательно дежурит ночью, чтобы не пропустить момент и успеть всех разбудить. Поскольку системы оповещения в Ливане нет (здесь практически не работает государственное электричество), военные стреляют автоматными очередями на улицах, чтобы предупредить тех, кто может уже никогда не проснуться. Женщины хватают на руки плачущих детей, мужчины поднимают стариков, берут тревожные чемоданчики с деньгами и документами и покидают свой дом навсегда. Вернуться им уже будет некуда. Дома не будет. Им придётся жить, ютясь и питаясь по обстоятельствам, как это делает миллион беженцев, наводнивший Бейрут. В центре города люди буквально сидят на головах друг у друга. Цены взлетели до небес, банки практически не работают, все расплачиваются долларами, а те, у кого есть деньги, улетают из страны или уплывают на паромах. Моя телефонная книжка контактов напоминает кладбище: люди просто исчезли из обращения. Кто-то убит, кто-то бежал, а кто-то прячется, уничтожив все свои прежние контакты.
Вся страна охвачена шпиономанией, которую я отлично понимаю. После убийства практически всех лидеров "Хезболлы" абсолютно ясно, что в Ливане активно действует и стучит израильская "пятая колонна". Люди подозрительно относятся к иностранцам. Даже меня, когда я снимаю в Дахие, шиитском районе, контролируемом "Хезболлой", окружают неведомые люди на мотоциклах и требуют, чтобы я удалила все снимки с телефона. Я категорически отказываюсь. Спасают меня от преследования мой российский паспорт (к русским здесь относятся прекрасно, восклицая: "Россия сама тяжело воюет, но присылает нам гуманитарную помощь!") и мои фотографии с "нужными людьми".
Но люди Востока умеют наслаждаться жизнью даже в самых отчаянных ситуациях. В той же Дахие, которую остервенело бомбит Израиль, жители выносят на улицу пластиковые стулья, вдыхают благовонный дым кальяна, неспешно потягивают кофе и наблюдают за дымящимся городом. Душа их живёт в раздвоении: они страстно стремятся к жизненным благам и остро осознают их тщетность. Какой странный, жертвенный, фаталистический склад ума. И завтра будет день, Ин ша Аллах! (Если захочет Аллах!).
Мне нужно выехать на юг Ливана, но все знакомые смотрят на меня как на сумасшедшую: "Ты что, камикадзе?! Это невозможно". Израиль ежедневно рассылает приказы на ливанские телефоны: "Вам запрещено двигаться на юг. Любое движение на юг может представлять опасность для вашей жизни". Множество беженцев погибли в машинах, уничтоженных израильскими дронами, когда пытались вернуться в свои дома за вещами. Миссия невыполнима.
Но тут я узнаю, что в организацию "Росливан" (это российско-ливанская компания, помогающая беженцам) приезжает машина "скорой помощи" из Набатеи, полностью отрезанной от мира. Им срочно нужна гуманитарная помощь: матрасы, вода, продукты. Это мой шанс прорваться. Хотя Израиль преспокойно бомбит и машины "скорой помощи", но выбор у меня невелик. Ни одно такси ни за какие деньги не поедет в Набатею.
Когда наша "скорая" проезжает через шумный город Сайду, на трассе, ведущей на юг, мы остаёмся совсем одни. Мы в одиночку несёмся на бешеной скорости мимо разбомблённых домов, магазинов, кафешек, и холодные пауки страха ползают у меня по спине. Когда-то в детстве я читала о великом Набатейском царстве, основанном ещё в III веке до нашей эры. Но археологи сделали величайшее открытие в 1920-х годах, когда нашли в Набатее стрелы, датируемые аж X веком до новой эры! Неужели древний город больше не существует?!
Мы въезжаем на территорию госпиталя Нажде, который находится высоко на горе над Набатеей, где меня встречают как родную. Оказывается, большинство врачей госпиталя учились в Советском Союзе. Доктора Сальмана, Садек и Амран радостно приветствуют меня и сразу пытаются меня накормить, хотя мне кусок в горло не лезет. Неужели я приехала их объедать? Они живут в госпитале уже 50 дней безвыходно. Тут же спят и едят. Госпиталь, где базируется международный Красный Крест, — единственное место, которое Израиль пока не трогает.
Госпиталь превратился в стабилизационный пункт, где раненым с разных городков юга оказывают первую помощь и отправляют в Бейрут. При ранениях в живот и тяжёлых травмах сразу же делают операцию.
— Почему вы не уехали отсюда? — удивляюсь я. — Почти все жители бежали.
— Разве мы могли?! — удивляются в свою очередь доктора. — Нас так воспитывали в СССР, в этой великой стране. Главное — это долг, наша гуманитарная миссия. Вы не представляете, как мы скучаем по Советскому Союзу! Мы очень благодарны советскому народу за помощь: мы стали врачами и помогаем нашим людям. Это было лучшее время в нашей жизни.
Доктора вспоминают начало израильской агрессии в сентябре:
— Это была атака на пейджеры, когда они разом взорвались. В один день к нам привезли 80 человек, истекающих кровью. Люди лежали прямо в коридорах. Кто-то ослеп, кто-то потерял руку или ногу. Несколько человек умерли от ранения в голову, а большинство остались инвалидами.
А сейчас Израиль не разрешает эвакуировать трупы людей, лежащих под завалами на границе: Красный Крест две недели вёл переговоры, чтобы вывезти тела двух семей, около 20 человек женщин и детей, в деревне напротив города Марджаюн. А сколько тел лежит под завалами в 15-20 километрах отсюда, никто не знает.
Моё решение спуститься в город приводит всех в ужас: "Тебя убьют! Ты слышишь над головой израильский дрон? Это невозможно".
Пожилой доктор Ахмад, учившийся в Москве, ведёт со мной душеспасительную беседу:
— У тебя есть семья? Ничто не стоит такого риска, девочка. Ты хочешь умереть?!
И хотя все внутри у меня корчится от страха, я отвечаю, сама себя удивляясь:
— Нет, я очень люблю жизнь. Но у вас есть свой долг, а у меня — свой. Моя миссия как журналиста — быть свидетелем военных преступлений. Это моя работа. В каждом из нас есть что-то такое — хоть кричи, хоть плачь, но с этим не совладать.
Наконец два спасателя решаются спуститься в город в машине Красного Креста. Мы должны ехать вслед за ними, чтобы увидеть разбитый вдребезги мир. "С Богом", — говорит по-русски доктор Ахмад. Щиплющий холодок смерти, учащённый стук сердца.
Все 35 лет моего опыта войн и конфликтов не смогли подготовить меня к тому, что я увидела. Великое разрушение и мерзостную пустоту являет собой исторический город. Эти страшные, погруженные в безмолвие улицы, такие чудовищно тихие, где пахнет мертвечиной и полно призраков. Обгорелые трупы домов и руины многоэтажек, похожие на гигантские надгробья. Здесь всё пропитано бедою. Древний город Набатея просто стёрт с лица земли в результате ковровых бомбардировок. Не пожалели даже старинный рынок времён Османской империи, которому 400 лет.
Синее южное небо и гудение израильского дрона над головой, словно дьявольская насмешка. Тысячеглазое, тысячеухое зло, возбуждающее во мне неистовую ярость. Безжалостные убийцы, прикидывающиеся вечными жертвами, к услугам которых самое мощное оружие в мире и все мировые банки. Они могут убивать только издалека, трусливо, подло, зная, что им не могут ответить, и только тех, кто слабее их.
Подавленная, я возвращаюсь в Бейрут, вспоминая недавнюю поездку в древний финикийский город Тир, разрушенный наполовину, и рыбаков, которые не могут выходить в море. Израиль объявил, что будет бомбить любую лодку. Теперь они могут ловить рыбу удочками только на берегу. Я быстро пролистываю новости в телефоне и вдруг узнаю, что ударом с израильского дрона в Тире прямо на пляже убиты мальчишки-рыбаки.
Юная девушка в хиджабе с прелестным личиком, обворожительной улыбкой и перевязанной рукой сидит на больничной койке в госпитале Дар-Эль-Амаль в городе Баальбек. Её 14-летняя сестра лежит на соседней кровати с забинтованной головой.
— Этим двум девочкам сильно не повезло, — говорит врач Аднан Маассарани по-русски (его мама родом из Донецка, а отец — ливанец). — В соседний дом попала израильская бомба, и там все погибли. Но их дом тоже рухнул. Когда обеих сестёр привезли сюда, это была катастрофа. У одной из них рука держалась практически только на коже, и работал один сосуд. Но мы, насколько это возможно, попытались её реимплантировать: зашили мышцы, соединили кости, сухожилия, и сейчас девушка более-менее начала двигать пальчиками. Да, руку ей пришлось укоротить на восемь сантиметров, и действовать она будет на 40-50%, но всё равно осталась своя рука. Я её выписал на прошлой неделе, но она вернулась. Ей просто негде жить. Её дом разрушен. У кого есть деньги, снимают квартиры, но и цены взлетели до небес. У кого денег нет, идут жить в школы, где нельзя ни поесть по-человечески, ни принять душ.
С её 14-летней сестрой история хуже. У неё был открытый перелом черепа и ранение в головной мозг. Осколок попал в голову. Две недели она лежала в коме, а потом начала восстанавливаться. Мы думали, она вообще не будет говорить. И вдруг она пришла в себя, всё вспомнила, но правая сторона тела парализована.
Девочка с забинтованной головой вдруг начинает старательно повторять цифры на английском языке, желая показать мне, иностранке, что и английский язык она тоже вспомнила. Две пожилые родственницы в чёрном умиленно качают головами, а я с трудом сдерживаю слёзы. Какая жизнь ждёт этого парализованного ребёнка и её сестру с укороченной рукой, у которых не осталось ничего, даже родного дома?! И больница теперь для них — единственное убежище, где большинство раненых — женщины и дети.
А через несколько дней до меня дойдёт страшная новость, что директор госпиталя Дар-эль-Амаль Али Ракан Аллам и ещё пятеро, включая врачей, погибнут в результате израильского удара, направленного на соседнее с больницей здание.
В старинной гостинице "Пальмира" в городе Баальбеке ветер гуляет по великолепным комнатам сквозь выбитые окна и двери. Взрывной волной сорваны со стен драгоценные гобелены, уничтожены уникальные витражи, а роскошные персидские ковры усыпаны битым стеклом. В этом легендарном отеле жили Агата Кристи, Флобер, Иван Бунин, Альберт Эйнштейн, Шарль де Голль, Марк Твен, Ататюрк, Бернард Шоу, немецкий император Вильгельм II, Элла Фицджеральд и многие знаменитые артисты и писатели.
Баальбек — драгоценный камень древней светоносной страны Ливан. Городу больше 11 тысяч лет! Здесь сохранился грандиозный римский храмовый комплекс, объект Всемирного наследия ЮНЭСКО — храмы Юпитера, Бахуса и Венеры. С балкона отеля "Пальмира" когда-то открывался чудесный вид на храмовый комплекс, но теперь это зрелище вызывает страх. Израиль нанёс массированный ракетный удар всего лишь в 60 метрах от римских колонн, в которых появились трещины ещё со времён израильских бомбардировок 2006 года. Полностью сгорела парковка автобусов и старинный ресторан, где обычно обедали туристы.
Обратно в Бейрут мы с моей переводчицей Анхар Кочневой возвращаемся на случайной маршрутке. Мало, кто рискует ездить в такие опасные районы. Мы проезжаем мимо скелетов сгоревших и разбомбленных домов и размышляем. Анхар, российский журналист и палестинка по происхождению, как никто другой понимает весь ужас происходящего:
— Понимаешь, для Израиля всемирная культура ничего не стоит. Это логика любого оккупанта и захватчика. Тем более, кто такие израильтяне? Люди без корней, большинство из которых приехало из городов бывшего Советского Союза и вдруг заявило: "Мы тут живём".
— И не они сажали тысячелетние оливковые деревья в древней Палестине. Не они строили прекрасные дома из жёлтого камня. Не их старики покоятся на кладбищах, — замечаю я.
— Вот поэтому с таким остервенением израильтяне первым делом с корнем уничтожают именно оливковые деревья в секторе Газа, как символ палестинской земли, и бомбят древние города Ливана, чтобы потом заявить — здесь всё великий Израиль. Оккупант первым делом уничтожает все исторические памятники коренного населения. А потом у него развязаны руки.
P.S. Улетала я из Бейрута, когда израильские террористы бомбили многоэтажки недалеко от взлётно-посадочной полосы. Сначала я сквозь стекло видела беззвучный взрыв, а потом взрывная волна доходила до аэропорта, и пол начинал дрожать под ногами. Я сидела в кафе в ожидании посадки, где было густо накурено, и наблюдала за взрывами прямо рядом с лётным полем. Атмосфера была напряжённой и трагической, но никто не бился в истерике. Здесь так не принято. Когда полстраны за два месяца уничтожено ковровыми бомбардировками, перестаёшь вообще чему-либо удивляться. Мой сосед за столиком докуривал сигарету до фильтра и сразу затягивался новой. "Что вы обо всём этом думаете?" — вдруг спросил он меня. "А вы?" — откликнулась я. "После Нюрнбергского процесса нацистов вешали, — сказал он. — Нетаньяху нужен не ордер на арест. Он заслуживает смертного приговора".