Об особенностях интеграции России и Белоруссии, наднациональных институтах и приватизации, а также о либеральной коалиции в российском правительстве рассказал ведущей "Правды.ру” Любови Степушовой руководитель Центра белорусских исследований Института Европы РАН Николай Маратович Межевич.
Читайте начало интервью: Николай Межевич: белорусские айтишники переоценили свою роль
— Лукашенко сказал об интеграции с Россией, но без формирования новых наднациональных органов. Почему он не хочет этого?
— Есть институты союзного государства, есть институты ЕврАзЭС. Я бы даже сказал так: главная задача — не построить еще один домик, а наладить освещение, отопление и канализацию в тех домиках, которые уже построены. Если Лукашенко имел в виду то же самое, то почему бы нет.
Другое дело, что понимание взаимовыгодности в Москве и Минске несколько отличается.
Но и тут бы я понадеялся на смену ориентиров. Поскольку целый ряд моих друзей, коллег в Минске смогли оценить степень "поддержки" в кавычках со стороны Варшавы, Вильнюса: когда в республике были сложности, набежали "друзья", готовые загрызть белорусское государство. Если бы не российская помощь, я не знаю, чем бы закончилась ситуация. Я не исключаю, что могло быть прямое внешнее военное вмешательство. Тем более мы видели события в Грузии, на Украине.
— Лукашенко говорит: "Я плечом к плечу с Путиным. Мы с Россией один народ". Вот он на уровне Путина и народа любит Россию, но он полагает, что у нас либералы сидят в правительстве, которые это все устроили (блицкриг, о котором он все время говорит). Он не думает, что это Запад был. Он думает, что это Запад через российскую либеральную тусовку попытался сместить его. Ваша точка зрения?
— Либералы присутствуют, в том числе в правительстве Российской Федерации. Они теперь уже далеко не одни, есть и другие люди.
Простите, как охарактеризовать идеологическую и экономическую платформу господина Силуанова? Есть другие термины? У меня — нет.
Но Силуанов не президент и даже не премьер-министр. И в этом смысле ситуация сейчас не 1992-го и не 1997 года. Другие люди находятся у власти. И беспокойство Александра Григорьевича мне кажется излишним.
— То есть не Путин ведет Россию, а Россия ведет Путина? Нам осталось освободиться от купленных, я считаю, Западом людей, которые у нас засели в правительстве и воруют народные деньги.
— Они, может быть, и не куплены, а искренне разделяют убеждения, о которых говорят.
— Но деньги они выводят туда, миллиарды долларов.
— Тем не менее раз эти люди работают в правительстве, притом что президентом является Владимир Владимирович Путин, значит, есть соображения, которые заставляют главу государства этих людей держать на этом месте. Эти соображения понятны, но они не относятся к белорусской проблематике. В окружении Лукашенко тоже есть люди, которые придерживаются либеральных взглядов. Глава Нацбанка Белоруссии господин Каллаур — это белорусский либерал. И то, что белорусский рубль не упал на дно колодца за последние полгода, — заслуга этого профессионала. Поэтому Александр Григорьевич к мнению своего банкира относится с большим уважением.
— Собирается ли Лукашенко пускать российский бизнес в Белоруссию? Все крупные предприятия в Белоруссии — это государственный сектор?
— Мы не можем сказать, что он совсем не пускает.
Но каждое решение, похоже, принимает лично Лукашенко. Вот это — да, это — нет; это приватизировать, это не приватизировать; это — с русскими, это — без русских.
Но если невнимательно относиться к крупняку в национальной экономике, произойдет случай Литвы или Эстонии. Где продано абсолютно все, и у 90% из того, что продано, уже и фундаментов нет. Есть ли уверенность у Лукашенко, что конкретный Иван Иванович Иванов, бизнесмен корнями из 90-х, сохранит предприятие? Не факт. Если это госпредприятие, с сильным участием не частника, а государства российского, тут немного другое. Обратите внимание, как российские банки присутствуют в белорусском секторе. Это "ВТБ", там есть госучастие. Это Сбербанк, который, как бы мы ни критиковали самого Германа Оскаровича, системный банк, со второй кнопкой управления от государства. Конечно, риск есть, но существуют интеграционные проекты, чтобы риск сводить к минимуму и постепенно ввести экономическую интеграцию там, где это назрело, где объединение усилий даст новое качество:
"БелАЗы" мы видим у нас на рынке, но у них есть конкуренты: японская Komatsu, американская, немецкая техника.
— При экономической интеграции Белоруссия хочет цену на газ, как в Смоленске, транзитные платежи повысить, разрешать реэкспорт нефтепродуктов без изымания дополнительной прибыли, кредиты. А что Россия хочет?
— Полное равенство всех экономических условий — на газ, на свет — бывает только в едином государстве. И Александр Григорьевич это прекрасно понимает. Но в едином государстве один:
Ну, бывают нюансы: например, в Российской империи существовала две отдельных денежных единицы, в том числе финляндская марка. Но этот вариант Белоруссию не устраивает.
Понятно, что речь идет о взаимном предоставлении экономических преференций, где в каком-то гипотетическом компьютере общий баланс должен быть вокруг нуля: мы вам здесь, вы нам тут. А вместе нас слишком мало для активной игры на глобальном рынке. Академик Руслан Семенович Гринберг (член-корреспондент, но мы все его называем академиком) всегда говорил: нас должно быть двести миллионов минимум для общего рынка. Ну не набегает нас двести!
Не надо ставить нерешаемых, а может быть, и ненужных задач — объединения. Надо решать задачи в управленческой сфере, в сфере экономической интеграции.
Белоруссия — высокоразвитое государство с населением, обладающим огромным социальным капиталом. Это не груз на плечи, а дополнительная возможность — и мы для них, и они для нас. Ну, так сложилось. В 1991 году Лукашенко, Путина, Назарбаева никто не спросил. Взяли и государства закрыли. Обратная дорога или невозможна, или настолько сложна, что, может быть, не стоит идти этим путем (об этом сказал и президент России), а стоит выбрать экономическую интеграцию:
Мы показали, что готовы протянуть руку в трудную минуту, и вот на этой позитивной ноте нам нужно оставаться долго.