Американские инвестиции в Казахстане — это 410 совместных предприятий и $45 млрд. Об этом не так давно — когда в страну приезжал Майк Помпео — было объявлено.
Означает ли это, что Казахстан решил окончательно отказаться от Евразийского союза и начал отходить от России, интегрироваться с другими партнерами?
Об этом в студии программы "Точка зрения" Любовь Степушова поговорила с казахстанским политиком и экономистом Петром Своиком.
Читайте начало интервью:
Почему Казахстан делает разворот от ЕАЭС
— Здесь стоит вспомнить, что не Казахстан выходил из Советского Союза, мы декларацию независимости приняли, когда СССР уже не существовал, и мы очень сильно укоренены не в постсоветской экономике.
Россия, я извиняюсь, хорошо хоть в тройке осталась главных внешнеэкономических партнеров Казахстана. А если брать инвестиционную часть, то, боюсь, и не в десятке даже.
Наши главные стратегические ресурсы принадлежат другим транснациональным компаниям. И мы, например, сейчас по платежному балансу отдаем долларов больше, чем выручаем за экспорт сырья.
Кому мы отдаем? Иностранным инвесторам и иностранным кредиторам. В этом смысле мы так погрузились туда, что нам не выплыть.
С другой стороны, мы очень легко выплывем, если начнется просто другая парадигма. Но пока вот так.
И наш национализм, на который русские косятся, он же тоже естественен. Тут президент Токаев прав, а где, в какой союзной республике не на этнической основе сформировалась постсоветская идентичность?
— Везде.
— А где, в том числе в нашей любимой Москве, новая идеология идентичности: уже не советской, а европейской, российской и уже направленной не в прошлое, а в будущее. Где она? Казахи ее должны первыми предлагать? Боюсь, что нет.
— У вас состоялось расширенное заседание правительства недавно, и выступал президент Токаев. И он сказал, что Экибастуз — это промышленный горняцкий центр, и там большие проблемы с кадрами. О чем это? Если так всё хорошо с инвестициями в Казахстане, откуда взялась проблема Экибастуза?
— Что такое Экибастуз в прежние времена? Откуда он вообще возник практически с нуля рядом с Павлодаром в степи?
Что теперь? Энергомост не работает.
Уголь? Каждый переходит на свой уголек.
В частности, россияне используют кузнецкий. Каждый решает свои вопросы в рамках своей суверенной компетенции. Кооперации просто нет.
Записано там, что к 2025 году у нас будет опять общий электрический рынок? Может, будет, может, не будет. Сейчас его нет, и сейчас идет фактически расползание этой взаимовыгодной экономической системы.
— В чем причина? Уголь уже сам по себе уходит с топливного рынка?
— Причина в суверенизации как высшей ценности. Все мы за свой суверенитет. И все решают вопросы в рамках своего собственного суверенитета.
Тот же самый Евразийский союз — это союз торговый, и каждый участник имеет свой суверенитет над этими потоками: заседают, договариваются. Причем решения принимаются только консенсусом.
Никаких наднациональных компетенций даже по тем направлениям, которые совершенно очевидно выгодны всем.
Кто-то сильно укоренен, скажем так, не в российском направлении. В частности, мы. Мы по уши в чужих экономиках.
Наверное, у России тоже есть свои резоны, почему она должна тратить ресурсы только на себя, не предлагая никаких совместных проектов. Тем более Россия — единственная из всех бывших частей СССР, которая, безусловно, со всеми имеет выгодные для себя отношения.
Вот кто когда кого кормил в советские времена, это вопрос дискуссионный. А вот когда разошлись, всё встало на свои места. У России со всеми без исключения союзными республиками сохранились остаточные экономические отношения, но со всеми в пользу России.
А зачем вам интегрироваться, если вы успешно собираете некую дань со всех союзных республик?
Понятно, что надо это всё дело переводить в формат совместного инвестиционного развития для того, чтобы не каждый экономил свою денежку на своё развитие, а чтобы создавали столько новых денег, сколько необходимо для развития, и лимитировали бы их совместно по общему плану под общие экономические объекты.
Должен ли эту идеологию сформулировать президент Путин? Наверное, должен. Я даже уверен, что когда-нибудь сформулирует. Сейчас, по каким-то своим соображениям он с этим делом не торопится.
Должны ли мы ее сформулировать, скажем, президент Токаев? Наверное, тоже мог бы, но на него тоже кое-то бы очень косо посмотрел, если бы он поторопился с этим делом.
Вот мы с вами можем, мы это говорим. Давайте с нас начнем.