Против принятия закона о домашнем насилии выступило уже большинство населения, сколько-нибудь интересующегося политикой. Его текст — калька с западных законов, которые разрушают семьи. Эта инициатива имеет явную антисемейную направленность, а также частично дублирует некоторые нынешние законы или прямо им противоречит. Почему несмотря на все это такой закон упорно проталкивают?
Об этом главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал депутат Государственной Думы Евгений Федоров.
Читайте начало интервью:
Евгений Федоров: границы России до сих пор не отрегулированы
Россия и Белоруссия: как решить все проблемы
Действительно ли в России пророссийская власть?
Есть ли у России экономический суверенитет?
Необычная география: как США разделили Россию
Евгений Федоров: закон о семейном насилии нас погубит
— Евгений Алексеевич, почему все-закон о семейно-бытовом насилии так упорно тащат? О чем он на самом деле?
— А потому, что он на самом деле об управлении семьей. По сути это кодекс, который вводит институт управления семьей в Российской Федерации в виде специальных наблюдателей за благополучными семьями. То есть любая семья будет подконтрольна таким специально обученным людям. В России сейчас около 60 миллионов семей. Просто у них появляется специальный внешний фактор наблюдения.
Приходить такой человек-наблюдатель сможет по закону в любую семью. Кстати, скорее, он придет в благополучную семью и будет смотреть, а какие отношения между родителями, между родителями и детьми, понравятся ему эти отношения, не понравятся ему эти отношения. Этот закон вообще не о насилии, он об управлении семьями. И это дополнительный фактор, снижающий потенциал русского народа по выживанию.
Потому что понятно, что задача закона — убрать из семей традиционный русский уклад. А насилие здесь вообще ни при чем. Если бы хотели бороться с насилием, просто дали бы дополнительные полномочия участковым милиционерам. Они хотя бы офицеры и присягу давали. А не вот эти даже не чиновники, а работники социальных служб, которые получат полномочия, уничтожат семьи.
— Какие-то НКО будут этим заниматься.
— Вот именно. Просто какие-то левые люди-коррупционеры получают полномочия управлять внутри семей всеми процессами, включая их бизнес в конце концов и все, что хотите. Хотите реально бороться с насилием в семье? Дайте эти дополнительные полномочия участковым.
— И что делать?
— Очень просто. Появилась информация о том, что в такой-то семье есть проблема — ребенок с синяком пришел в детский сад, родственники, соседи настучали. Появился участковый, начал выяснять. Так надо бороться с преступлением. У нас разве мало опыта борьбы с преступниками? У нас что, есть управление в сфере грабежей банков? Нет. Если есть проблема — она решается.
Она и заранее профилактируется, заранее поднимаются, составляются списки, выявляются проблемные люди, семьи, потенциальные преступники. Но ведь это дело МВД или подобных структур. Этот закон-то вообще не об этом. Он не о том, чтобы бороться с насилием. Он не уменьшит насилие, он насилие просто переведет из разряда семейного в разряд общественного. Вот и все. И насилие только усилится.
— Многие говорят, что этот закон проталкивается извне.
— Открыто. Никто даже не скрывает.
— Значит, он будет принят.
— Да, он будет принят.
— Несмотря на все протесты ничего нельзя сделать? Или все-таки хоть что-то можно сделать?
— Нет, он будет принят — это точно. Вопрос только во времени — можно его затянуть, затормозить.
— Время-то все равно бежит вперед.
— Вот сколько американцы требовали от нас поднять закон о пенсионном возрасте? Знаете сколько?
— Лет десять?
— Да, официально. Почему Путин десять лет назад говорил, что он против? Что, с какой стати вообще? Пошло требование, и он на это требование отреагировал, сказал, что он против. Но они все эти десять лет этого добивались. И все-таки добились. В этом их сила.
— А что? Надо было и дальше мурыжить. Все равно ведь санкции. Еще какие-то страшные меры придумают?
— Нет, это не работает через механизм санкций. Система управления не через санкции. Санкции — это наказание за какие-то процессы. Система управления идет через Конституцию. То есть, грубо говоря, проблема не во внешнем факторе, а во внутреннем факторе. Конституционный статус, статус чиновников и депутатов в России таков, что общепризнанные принципы и нормы для нас обязательны не потому, что они хорошие, а потому что это решение народа.
А народ решил, что эти варяги являются для нас благом. И мысли, предлагаемые варягами, являются для нас хорошим делом. Так и прописали это в Конституции. И люди, которые выступают против этих идей англосаксов, выступают как бы и против народа. Вот как поставлен вопрос. То есть проблема в Конституции. А это же референдум, а не просто бумажка, откуда-то упавшая с неба, это воля народа.
— Когда был референдум, когда голосовали за Конституцию, кто там ее вообще читал?!
— А это ваша проблема, что вы подписали все, что мелким шрифтом написано, что вы должны все отдать банку. Значит, должны. Как бабушкам говорят, когда приходят бабушки и рассказывают, что их обманули, когда подписали документ о своей квартире. Читать надо! Референдум — это же не просто галочка. Ты расписываешься за получение бюллетеня. То есть это юридический акт соглашения, в котором ты принял решение.
Я же ничего нового не говорю. Я говорю, как это работало тысячу лет. А нам противопоставляют умных и гениальных людей, которые говорят, тысячу лет выкиньте коту под хвост и давайте по-другому. По-другому не бывает, потому что человек какой тысячу лет был психологический, такой и остался.
Читайте продолжение интервью:
Евгений Федоров: международное право — это право силы
Евгений Федоров: дураков в мире нет, дурак — кто так считает
Почему программное обеспечение должно быть свое
"Единая Россия" как зеркало России
Беседовала Инна Новикова
К публикации подготовил Юрий Кондратьев