Годовщину выхода Британии из Евросоюза "отметили" социологическим опросом. Согласно его итогам, граждане ЕС все еще с оптимизмом смотрят в будущее. Так, в счастливое будущее Евросоюза на сегодняшний день верят 56% респондентов. Самые оптимистично настроенные из опрошенных проживают во Франции. Здесь число еврооптимистов с осени 2016 года выросло на 14% и достигло уровня в 55% от числа опрошенных. В Пятой республике оказалось и наибольшее число тех, кто доверяет Евросоюзу. Большое доверие системе выказали жители Дании. Прирост составил 11%. На такое же число увеличилось и количество граждан Эстонии, которые доверяют ЕС. Как отмечают эксперты, сейчас доверие к альянсу европейских стран достигло наивысшей с 2010 года отметки. С чем связаны столь оптимистичные взгляды граждан Евросоюза, "Правда.Ру" спросила у завкафедрой политической экономии РЭУ им Плеханова, доктора экономических наук Руслана Дзарасова.
— Социологическая служба "Евробарометр" провела опрос и утверждает, что большинство (56%) европейцев оптимистично настроены в отношении будущего ЕС. Число еврооптимистов увеличилось на 6% с осени 2016 года. Разве это соответствует реальности? Судя по происходящему, ЕС сейчас похож больше на раздираемое противоречиями лоскутное одеяло. Разве не так?
— Мне непонятно, на чем основывается такой рост оптимизма в Европе. Скорее всего это какие-то текущие конъюнктурные обстоятельства, если это вообще правда. Потому что все-таки в основе кризиса ЕС лежат фундаментальные противоречия современной мировой экономики, они внезапно раствориться не могут. В последние десятилетия перед кризисом, начиная с рубежа 80-х годов, мировая экономика развивалась во многом путем переноса производства из развитых стран в регионы с низкой оплатой труда. Европа реализовала этот же подход после краха Берлинской стены, когда переносила производство в Восточную Европу. Тогда немецкая экономика оказалась во власти растущих затруднений. Потому что соотношение немецкой марки и доллара было не в пользу Германии, и немецкий экспорт существенно страдал. Германия приспособилась к этому положению за счет того, что стала переносить значительную часть производства в такие страны как Чехословакия, Венгрия, Польша.
Сейчас, например, в Польше средняя зарплата специалиста, работающего в сфере промышленности, в реальном выражении составляет только одну треть от немецкой. Именно так издержки немецкой промышленности были существенно снижены за счет дешевой квалифицированной рабочей силы Восточной Европы, которая стала работать на немецкие корпорации. Но вместе с тем из-за этого были подорваны позиции немецкого рабочего класса. Эта знаменитая немецкая модель, когда рабочие участвуют в управлении, оказалась в кризисе, положение профсоюзов ослабло. На основе переноса производств в другие страны экономика Германии получила второе дыхание, начав внешнеторговую экспансию на юг Европы. Большая часть немецкого экспорта предназначена для ЕС. В результате на юге Европы усилился кризис промышленности. Потому что конкурировать с немецкой экономикой, с ее высоким качеством в условиях снижения издержек за счет дешевого труда восточно-европейцев в Южной Европе не смогли.
В этом глубоком дисбалансе в экономическом развитии, когда старые члены ЕС развиваются за счет новых членов и подчиняют себе рынки всего ЕС, и заложены все проблемы. Именно это лежит в основе кризиса самой неолиберальной модели европейской интеграции. Это фундаментальные причины, которые внезапно пропасть не могут: они никуда не делись и обусловили все недавние локальные кризисы типа греческого. Чтобы поддержать спрос на свои товары Германия за счет своих экспортных доходов финансировала, предоставляла кредиты странам-покупателям, и они оказались еще и в долговой зависимости. Такое не может длиться вечно: модель в высшей степени перекошенного развития, которой Европа придерживалась последние десятилетия, дала сбой, в результате чего произошел кризис. Глубину этого кризиса подчеркнул так называемый брекзит: Англия выходит из ЕС.
— Вы видите возможности для сохранения единства Евросоюза? Как оцениваете перспективы?
— Мне кажется, что какие-то перспективы у ЕС могут быть, если пойдет новый этап интеграции, когда усилятся наднациональные органы управления ЕС и будет движение к единому государству. Тогда можно о чем-то говорить. Но это очень сложно. Наоборот, в Европе растут сепаратистские настроения, я имею в виду усиление в странах старых членов ЕС и в странах, вновь присоединившихся, националистических партий, которые выступают за выход из Евросоюза.
— А будет ли на этом новом уровне интеграции, если гипотетически его допустить, разрешен конфликт старых и новых членов ЕС?
— Германия, видимо, должна поделиться своими экономическими благами с другими странами, чтобы выровнять экономическое развитие. Но это все не в интересах той старой элиты, которая сегодня определяет положение ЕС. Мне кажется, это очень сложно и маловероятно. Потому мне не совсем понятен этот оптимизм: я лично его не разделяю.
— Как объяснить такие публикации? Пропаганда? Сейчас ведь и о том, что Германия может считаться государством, ведущим суверенную политику, говорить нельзя. Вы согласны?
— Конечно. Германия остается, по сути, оккупированным государством. И мы видели много примеров того, как в своей внешней политике Германия вынуждена подчиняться американскому лидерству, в том числе и в тех случаях, когда приходится жертвовать своими интересами. Так что, я думаю, кризис ЕС далек от преодоления; скорее наоборот.