Вернувшись из Сирии, где мы встречались с премьер-министром Сирийской Арабской Республики, с министрами, с членами парламента, с представителями художественной и научной интеллигенции, считаем своим долгом рассказать вам о том, что мы там видели и к каким выводам пришли.
Прежде всего, та картинка, которую нам показывает телевизор о Сирии, очень и очень мало соответствует действительности, практически не совпадает с реальностью. Это понятно: телеканалы гонятся за рейтингом и рассчитывают, что картинки с войной, с разрушениями, будут смотреть больше, чем картинки, рассказывающие о художественных выставках, театральных постановках или новых фабриках и мастерских в Сирии.
Тем не менее, слишком велик контраст между массовыми представлениями о том, что происходит в Дамаске, и тем, что там происходит на самом деле. Очень это все поучительно для наблюдательного взгляда, и решимость сирийцев победить в войне повсюду проявляется (по-разному, конечно), хотя и не выпячивается. Нужно присматриваться, чтобы заметить.
В Дамаске, я бы сказал так, всё спокойно. Жизнь мирная, город развивается, строится, ремонтируется, последствия редких террористических атак и обстрелов почти моментально устраняются. Экономическая конъюнктура очень высокая, практически нет закрытых магазинов и офисных помещений. Скажем, с Афинами (в архитектурном отношении очень похожими на Дамаск), где половина офисных зданий заброшена и повсюду висят плакаты "Сдается", даже сравнить нельзя. Еженедельно в Дамаске открываются десятки новых производств, всякие мастерские: пошивочные, производство чемоданов, пекарни, магазинчики, — спрос на помещения очень высокий. И сирийцы жалуются, что аренда дорогая, правда это, конечно, связано с большим количеством беженцев в Дамаск из других районов, но тем не менее конъюнктура, еще раз подчеркнем, очень высокая.
Достаточно сказать, что в Сирии сейчас работают четыре автозавода, которые производят легковые автомобили. И только один завод в Латакии остановил производство, причем не из-за войны, а просто не выдержал конкуренции. Видимо, они просто оказались не в состоянии выполнить требования правительства по локализации производства. Говорят, что даже в Алеппо, ставшем ареной ожесточенных боев, пострадало в боевых действиях не более пяти процентов территории.
Комендантского часа нет. Молодежь ходит по дискотекам. (Дискотек в Дамаске стало гораздо больше, чем было 17 лет назад; говорят, в этом году на день святого Валентина такое творилось, что у свидетелей до сих пор какие-то подозрительные ухмылки на лицах.). Рестораны — и дешевые, и дорогие — по вечерам забиты: сирийцам сейчас гулять холодно, южный все-таки народ, и они собираются по вечерам по кафе и ресторанам, кушают, пьют кофе и арак и говорят о смысле жизни, бренности бытия, несправедливости мироздания и о том, что жизнь надо прожить так, чтобы потом не было мучительно стыдно. Хотя культурных событий стало поменьше, повсюду афиши театральных постановок и художественных выставок, но работники искусств жалуются на непростую жизнь в экономическом плане — меньше минкульт денег выделять стал.
За неделю мы видели три свадьбы, в школах и детских садах полно детей. Но не всё так радужно: сирийцы жалуются, что за время войны сильно выросло число разводов. При этом возникает довольно пикантная ситуация: если для мусульманина или для людей, заключивших гражданский брак, развод, в общем, дело простое, то для христиан он практически невозможен. И они идут на всякие ухищрения, потому что никакая из представленных в Сирии христианских церквей не признает разводы.
Уличное освещение не везде работает, есть перебои с электроэнергией (не хватает мазута — он в Сирии основный источник для отопления, а эта зима была очень холодной). Много нищих, но они не выглядят ни оборванцами, ни истощенными людьми. Во время войны Сирия обеспечивает беженцев так, что они не умирают с голоду и даже не сильно от него страдают. Там нищенство — это больше моральная категория. Просят они как-то в рабочем порядке, даже нет унизительных интонаций, просто говорят: если можешь, помоги, если есть деньги — дай, если нет денег — ничего страшного, в Сирии от голода не умирают.
Прожить на зарплату в Сирии трудно, если мы говорим, естественно, о государственной зарплате. Если ты живешь на зарплату, то ты, например, не можешь каждый день есть мясо; придется есть бобы или баклажаны, а растительные белки не всегда могут заменить животные. Но никто в Сирии и не живет на зарплату, все суетятся, бегают, подрабатывают так или иначе, работают по вечерам. Скажем, днем работает человек учителем, а вечером работает в швейной мастерской или официантом в ресторане.
Даже туризм в Сирии всё еще есть, правда больше религиозный — на море сейчас холодно и промозгло, а в горах не всё восстановили. Попадаются в исторических местах большие туристические группы, например, из Пакистана, есть и китайские туристы (но где их нет!).
С чем в Сирии стало много хуже — это с пробками. Это, в общем, понятно: блокпостов стало больше. Но все равно даже там, где блокпостов нет, появились пробки. Кроме того, стали гораздо хуже, грубее водить: подрезать или в колонну встроиться — это уже норма. Раньше сирийцы очень интеллигентно и предупредительно водили. Город забит машинами, хотя сирийцы жалуются на дефицит бензина и его качество. Стоит бензин 60 центов за литр.
О состоянии сирийской экономики мы в "Правде.Ру" будем еще отдельно разговаривать, а пока поговорим о политике. Что мы вам можем доложить по результатам поездки?
Видимо, ЦРУ право — 70 процентов населения поддерживает Башара аль-Асада (американцы, правда, говорят 65-68 процентов). Еще 25 процентов недовольны президентом, но считают, что Башар, безусловно, лучше войны. Пять процентов настроены категорически против и готовы драться.
Пять процентов — это очень много, но все-таки это абсолютное меньшинство. К тому же они повыбиты, да и просто устали от войны. Как только удастся прервать их финансирование и будет объявлена амнистия (какая уже по счету-то!), война закончится.
Сейчас полевые командиры, как правило, оружие сложить отказываются, но прекратить огонь готовы с удовольствием, причем отвергают (на словах соглашаются, но на деле отказываются) предложения американцев дать им денег, чтобы они продолжали драться. Это понятно — от контрабанды они получают больше.
Тем не менее, переговоры правительства с оппозицией пока затягиваются. Возможно, прямо сейчас сирийские мятежники, затягивая переговоры и выставляя неприемлемые условия, делают очень большую и непоправимую ошибку. Дело в том, что во всех сводах правил кровной мести есть положение о том, что к войне кровная месть неприменима в принципе. (У чеченцев даже поговорка есть. Когда кто-то что-то делает совершенно невпопад, они говорят: "Он применяет правила кровной мести к войне".) Война — это то, что исключает саму идею кровной мести после заключения мира.
В Сирии, в городах, конечно, ничего подобного нет, но тут ведь большая урбанизация совсем недавно прошла. И в Дамаске, и в Алеппо многие имеют еще традиционную психологию. И если мятежники сейчас закончат войну, то разговор будет один, как в Ливане сейчас, где 20-летняя гражданская война практически закончилась за одну ночь — кровной мести нет, и даже попытки с помощью провокации и терактов возобновить кровную месть проваливаются; люди не ведутся на провокации, даже успешные. А если они ее затянут, то к ним будут применяться правила кровной мести. Тут горцев много, и они не склонны прощать мятежникам разрушения страны и гибели своих близких. И тут полиция и российско-иранско-турецкие гарантии могут оказаться не в состоянии помочь.
Сирия вовсе не является ни диктатурой, ни даже автократией. Там вполне демократичные нормы. Премьер-министр страны Имад Хамис, чтобы обеспечить себе устойчивое большинство в парламенте вынужден идти на торг с оппозицией, раздавая должности оппозиционным партиям.
В Сирии власти вполне можно критиковать. У интеллектуалов фрондёрство в моде. У административных зданий бывают пикеты с разными требованиями. Полиция митингующих не трогает. Но вся критика заканчивается, когда речь заходит о войне. Тут в голосах тех, кто пять минут назад ругал кабинет нехорошими словами, появляется злость, упрямство и уверенность в победе. И никаких сомнений. Правительство — скверное, но мы вместе с этим правительством победим!
То, что мы увидели, в целом, нас обрадовало, но главным фронтом для сирийцев сейчас уже стал экономический. Перспективы хорошие, но текущая ситуация тяжелая, а главные угрозы сейчас — коррупция и, может быть, контрабанда, но не мятеж.
Вспомним уже написанное пять лет назад: "Я не хочу вас обманывать — я люблю Сирию. Я люблю Дамаск — относительно маленький и очень уютный город поэтов и художников, ремесленников и трудолюбивых рабочих. В Дамаске, в отличие от Каира или Стамбула, есть легкий флёр провинциальности, в самом лучшем смысле слова.
То внимание, та серьезность, с которой сирийцы, каждый отдельно взятый сириец, относятся к своей культуре, культуре высшего сорта, но маленького масштаба, меня всегда поражали и вдохновляли. Там сам воздух пропитан той неподдельной интеллигентностью, о которой так любят говорить, но которую совершенно не ведают русские литераторы, продюсеры и разные артгруппы.
Сирия — это страна, где ходить на выставки приятно, где говорить о поэзии принято, где писать картины почетно, а за написанную оперу ты становишься героем улицы! (Опера может быть и не очень хорошей, но она должна быть настоящей.) Где цинизм считают безвкусицей, а дурные манеры — поводом для остракизма.
И, даст Бог, Сирия такой и останется".
И, пожалуй, не хочется ничего добавить к этому.