Россия стремится урегулировать кризис в Сирии на основе партнерства с различными внешними игроками. Но опыт показывает, что далеко не на всех из них можно полагаться. Недавний пример — действия авиации проамериканской коалиции, разбомбившей позиции сирийской армии, что стало грубейшим нарушением достигнутых договоренностей, подписанных Лавровым и Керри. Как Москве строить свою политику в таких непростых условиях? Кому и насколько можно доверять? Об этом Pravda.Ru рассказал заместитель председателя Ассоциации российских дипломатов, эксперт по Ближнему Востоку Андрей Бакланов.
— Режим соблюдался до тех пор, пока американцы не нанесли, как они говорят, ошибочный авиационный удар по позициям сирийской армии. Несколько десятков сирийских военнослужащих погибли, более сотни ранены. Возникает вопрос - насколько возможно и целесообразно рассчитывать на партнерство с США в деле урегулирования ситуации в Сирии?
— Это вопрос ключевой на данный момент не только по Сирии, а вообще для наших отношений с американцами. Театр военных действий в Сирии, в общем-то, небольшой, по мировым стандартам даже довольно маленький. И там давно обитают и активно действуют американские военные. То есть военные, представители якобы супердержавы, которые уже несколько лет там находятся, по идее, уже должны практически каждый метр там изучить. И вдруг они якобы по ошибке четырьмя самолетами наносят удар, причем очень значимый в военном отношении. Если там почти 200 человек пострадало и более 60 погибших — это очень серьезно. Поэтому с точки зрения партнерства возникает два вопроса. Первый - если военная супердержава делает такие промахи, то она опасна для всего международного сообщества? И с такими партнерами опасно иметь дело, поскольку они безответственные люди?
Второй вопрос - если это не ошибка, а они сознательно нанесли удар? Тогда, может быть, мы будем спокойны за свое будущее? Потому что они все-таки оперативно владеют ситуацией, используют свои вооруженные силы правильно, значит, они патологически умные. И только мы с ними о чем-то договорились, как они тут же в особо крупных размерах допускают прямо противоположное.
Ведь в чем было значение этого длительного переговорного процесса, который возглавляли в основном руководители политических ведомств двух стран Керри и Лавров? Речь шла о том, чтобы попытаться найти какие-то точки соприкосновения, договориться. И, наконец, определиться в отношении групп: кто откровенный бандит, а кто, по американским меркам, не откровенный, а просто борется с режимом, но при этом не является представителем международного террористического сообщества.
Сами эти критерии, конечно, условные. Мне, например, гораздо ближе критерий, по которому действует президент Асад. Он говорит: "Если у нас государство - член ООН, а на территории находятся люди, которые взялись за оружие и борются против законного правительства вооруженными методами, — они все являются бандитами". С большим пониманием эту версию поддерживаю.
Поэтому вторая возможная опция показывает, что американцы — ненадежные партнеры, договариваться с ними сложно. И что такие крупные сбои, как отказ от ранее подписанных соглашений по разоружению, носили не разовый, а закономерный и знаковый характер.
Что в этой ситуации делать? С одной стороны, можно обидеться, разругаться и т.д. Но посмотрим философски на создавшуюся ситуацию. А где у нас такие партнеры вообще в современном мире, с которыми мы могли бы с открытой душой договариваться и ни о чем не думать? Я таких партнеров не вижу. У каждого партнера обязательно какое-то "но", даже у самых ближайших. Поэтому мы живем в реальном мире. И в этом реальном мире приходится и идти на компромиссы, и иметь дело с такими партнерами.
— Как, например, с Турцией мы были в очень неплохих отношениях, но после провокации с турецкой стороны разругались и разорвали все связи. После извинений Эрдогана все стремительно восстановилось. Можно ли говорить, что намечается российско-турецкое партнерство, которое позволит нормализовать ситуацию в Сирии?
— Давайте на эту ситуацию тоже посмотрим укрупнено. После того что произошло, конечно, называть турков полноценными, долгосрочными, искренними партнерами мы не можем. И народы мира нам просто не поверили, что мы из одной крайности бросаемся в другую. Но надо смотреть в глобальном плане. Главная цель тех, кто нас не любит, — поссорить нас со всеми соседями по периметру самой протяженной в мире границы. Значит, все, что противоречит этой концепции навязывания нам ссор с нашими соседями, нам выгодно.
Поэтому нам надо иметь дело даже с таким ненадежным и двусмысленным партнером, как Турция. Надо сделать все возможное, что отдаляет от настоящего конфликта. Это в наших национальных интересах. Поэтому политика наша — реальная, направленная на то, чтобы от каждого из наших соседей и от тех, кто с нами выходит на контакт, получить максимум позитива и минимум негатива. Конечно, есть определенные принципы, но один из этих принципов — реализация именно наших национальных интересов.
Поэтому надо вести какую-то гибкую линию, подредактировать сейчас торгово-экономические связи, финансово-экономические связи, подстраховаться. Раньше достаточно было договоренности на высшем уровне: давайте так сделаем, а потом оформим. Сейчас нам нужны какие-то, во-первых, правовые, юридические, очень четкие договоренности. И, во-вторых, везде надо делить риски, как минимум, напополам. Чтобы если что-то случилось не так, как мы рассчитывали, половину финансовых издержек несли турки.
— Иран — самый близкий в данной ситуации партнер, но тоже бывает, что обманывает. Вот с ним что делать и как?
— Я думаю, что Иран, как правило, все-таки себя солидно ведет. Другое дело, что могут возникать какие-то технические погрешности, недопонимание, что случается между людьми. А государство — это тоже один большой субъект, который воплощает целый народ. Между государствами это тоже бывает. И совпадение наших интересов, конечно, не зеркальное, не полное как в сирийском вопросе, так и в целом в ближневосточных делах.
Иран — крупное государство со своими интересами. Оно находится в очень сложном положении и старается из него выйти, наладить отношения с Западом, с Соединенными Штатами. Для них это одна из национальных целей. И мы должны это понимать. Западная политика вынудила их тоже ощетиниться. Да, они сейчас ругаются, но не из-за того, что иранцы - от природы противники Запада. Поэтому в настоящий момент все стараются как-то подредактировать, немножко улучшить отношения.
В целом, Иран — государство с устоявшимися демократическими традициями по системе сдержек в управлении. Его государственное устройство, в общем-то, аналога не имеет. Парламент, президент и наиболее важные политико-религиозные школы каким-то образом все уравновешивают. Это очень интересно. В результате и внутренняя, и внешняя политика у них все-таки достаточно сбалансирована.