Церковь Святой Риты, покровительницы животных, в историческом квартале Парижа. Раннее утро. Небольшой средневековый готический храм едва наполнен прихожанами — большей частью пожилыми людьми. Священник средних лет поднимает над головой чашу, провозглашая по-французски: "Святая святым!" Прихожане готовятся к причастию…
Многие стоят на коленях. И в этом момент в храм, под тяжелый грохот берцев, все в черном, врываются французские ОМОНовцы и, стоя перед алтарем, оглашают постановление местного префекта о немедленном закрытии храма. Оказывается, участок уже продан застройщику. На месте исторического памятника будет возведен паркинг. Здание признается "не представляющим культурной ценности и подлежащим сносу из-за ветхого состояния". Священник молча слушает, потом, раскинув руки, ложится перед алтарем, пытаясь защитить место Бескровной Жертвы. Полицейские вытаскивают его из церкви. Крики, брань, вопли прихожан…
Церковь святой Риты — единственная в Париже, где молятся о животных, куда можно прийти со своим питомцем. Святая Рита — католическая покровительница братьев наших меньших. Но новой Франции не нужны ни христианские святые, ни молитвы о домашних животных. Не нужны властям Пятой Республики и старые французы со своими смешными для еврочиновников традициями и укладом.
Настали времена ЛГБТ, унисекса, смешения культур, где быть исконным европейцем не просто не престижно, а порой и опасно. Многие люди специально громко декларируют, что они не христиане для того, чтобы не подвергнуться гонениям со стороны так называемых новых граждан, иммигрантов в первом или втором поколениях, прибывших из бывших колоний Французской империи или вообще из дальнего зарубежья. Иные старые французы даже специально называют своих детей чисто мусульманскими именами, надеясь, что это их как-то защитит от преследований…
Дело в том, что новоприбывшие, как правило, традиционно причисляют себя к мусульманам. В подавляющем большинстве случаев, они не владеют литературным арабским и не знают молитв, не читали ни Коран, ни Хадисы. Но с точки зрения этой публики, христианство — это религия проигравших. В особенности сильны в арабских предместьях реваншистские настроения: мол, раньше вы нам устраивали крестовые походы, а теперь мы пришли и утвердились в вашей стране навеки!
Такие высказывания давно звучат в полный голос, тем более, что местному старофранцузскому населению категорически запрещено защищаться и что-то отвечать новым кочевникам. Людям приказано терпеть. Но, кроме того, последние 20 лет, во имя, так сказать, социального спокойствия власти ведут активную антирелигиозную пропаганду, которая, на нынешнем этапе, похоже, перешла уже в заключительную фазу. Более 15 лет назад во Франции был дан приказ изъять изо всех школьных и университетских заведений изображение Христа и святых, а также снять распятия. Подчеркиваю, что это делается в стране, в которой эта христианская символика буквально вопиет из каждой пяди, так как города здесь всегда строились из камня и наполнены поклонными крестами и изображениями святых.
Дальше больше: в угоду исламистам (а иначе этого никак не объяснить!) людям запретили носить нательные крестики поверх одежды. Даже женщинам на правах украшения! Логика проста: если, дескать, мы запрещаем паранджу, то почему христиане будут демонстрировать нательные кресты? Республика, мол, должна предоставить равные условия для всех — мужчин, женщин, гомосексуалистов, белых, черных, желтых, христиан, мусульман…
Исходя из такого понимания, становится ясно, что традиционная культура не просто изгоняется — с ней активно воюют. Население же отучают ее защищать.
Наступление торжествующего исламизма на Францию напрямую сопряжено с гибелью религии и атеизмом. Когда в городе Нанте (историческая провинция Бретань), построили самую большую мечеть Запада Франции, на демонстрацию протеста вышла маленькая горстка жителей. Зато, когда речь зашла об уничтожении кроликов, населяющих аэродромное поле местного аэропорта, тут на манифестацию вышло полгорода. Если отправиться к местам массового паломничества, то видно, что, в отличие от Греции, Италии, Польши, России, Испании, Португалии, святыми не просто пренебрегают — о них откровенно забыли.
Так, автор этой статьи сам видел, что на Пасху, в пещере святой Равноапостольной Марии-Магдалины, которая подвизалась в этой местности более 20 лет и похоронена неподалеку в местечке Сен-Максимэн, фактически не было паломников. Люди не идут в церковь — они забыли дорогу в храм, так как, подобно советским воинствующим атеистам начала XX столетия, французы в большинстве своем — равнодушные к святому атеисты.
Итак, с одной стороны, налицо духовный вакуум, а с другой — воинствующий и вооруженный до зубов исламизм. Такова сегодняшняя Франция. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что население не стремится защищать свои церкви. Французские министры, активно сдающие свою страну мигрантам и переводящие церкви на паркинги, это не пришельцы извне, а вполне себе добропорядочные французские граждане.
Разрушение храмов, кстати, ведется во Франции уже не первый год. Классический сценарий, отвечающий всем статьям закона, заключается в признании храма ветхим сооружением, которое подлежит сносу в отсутствие местной религиозной общины. Когда церковь нельзя признать ветхой, ее нередко продают под местные нужды: церкви превращаются в гостиницы, в танц-клубы и т. д. Также вполне остроумное применение для храмов нашли власти северных регионов страны: тут церкви нередко продают за символическую плату местным мусульманским сообществам, превращающим их в мечети. Потрясает равнодушие французов, хорошо отраженное в книге Мишеля Уэльбека "Покорность". Возникает ощущение, что у большинства французской нации в жилах давно уже не кровь, а вода.
Можно ли сказать, что прямо-таки никого не волнует судьба церквей в стране? Наверное, это было бы неправильно, так как традиционная вера жива в среде французских фермеров и военных, рабочих и мелких служащих. Тем не менее, во Франции нет политического движения, включая Национальный фронт, которое защищало бы традиционную религию Франции. В обществе налицо глубокий раскол, но в общем и целом с социально-общественной точки зрения французы отстали, как минимум, лет на 40 от современного российского самосознания. Общество плохо осознает не только роль религии, но даже то, что его — общество, — медленно, но неотвратимо умерщвляют, губят в угоду социальному эксперименту по созданию нового жителя страны.
Но в то же время новый житель страны может невозбранно исповедовать ислам. Любые попытки напомнить о великом прошлом и о роли христианской религии в былые славные времена Франции жестоко пресекаются. Учебники под цензурой. Говорить о национальных героях, включая Жанну Д'Арк, не принято.
Все это, конечно, закат великой культуры. Но особенность Франции заключается в том, что значительная часть населения, пусть еще и не осознавшая, что свои ценности, в том числе церкви, надо защищать, никуда не пропала. Она жива. Эти люди живут в режиме апартеида с новыми пришельцами. Некоторые из них продолжают посещать по праздникам церкви и синагоги. Они не признают размывание традиций и создание "нового человека". Именно по этой категории больнее и чаще всего бьют исламисты.
Унижение национальной гордости, ритуальные убийства вплоть до убийства духовенства, как недавно случилось в городке под Руаном, символизируют в глазах захватчиков и их пособников от власти победу над традиционной Францией, которая, в свою очередь, пока еще только готовится к Сопротивлению.
И вот, несмотря на незрелость протеста, он, протест, все же выходит на поверхность: так, буквально на днях появился призыв анонимной группы французских военных к свержению законной власти, которая губит страну. В подполье создано даже Временное правительство, которое рекрутирует население в свои ряды. И там, на тайных собраниях, уже открыто говорится о необходимости возрождения религии по… православному образцу. Группа молодежного движения "Исконное поколение" от Национального Фронта пыталась два года назад воспрепятствовать возведению мечети в городе Пуатье. В этом городе когда-то в VIII веке национальный герой Карл Мартел разгромил мусульманских захватчиков, а в дальнейшем покончил и с халифатом, просуществовавшим на юге Франции без малого 70 лет.
Не возникает сомнения, что придет время, и французы еще постоят за свои соборы. И скорее всего, наиболее вероятный сценарий будущего Франции дала русская писательница Елена Чудинова в своем мрачном романе антиутопии "Мечеть Парижской Богоматери".