Участие России в сирийском конфликте переломило ситуацию в регионе. В то же время в Москву зачастили израильские официальные лица, включая премьер-министра Беньямина Нетаньяху. Недавно страны даже обменялись музейными танками. Об этом в передаче "Необычная неделя" побеседовали главный редактор Pravda. Ru Инна Новикова и военный эксперт, экс-глава израильской спецслужбы "Натив" Яков Кедми.
— Вокруг этого визита, уже третьего за год, много разных разговоров. Говорят, что это был своего рода жест доброй воли, приуроченный к 25-летию восстановления российско-израильских отношений. Но на самом деле Нетаньяху приезжал, конечно же, с совершенно другими целями. Какими, если не секрет?
— Точно знать об этом я, естественно, не могу, могу только что-то предполагать. И думаю, что у Нетаньяху и Путина были три основные темы для беседы. Во-первых, то, что происходит сейчас в Сирии. Они уточнили свои интересы, определились с опасениями, обсудили все, что связано с координацией действий российских сил и нашей авиации. Вторая тема — будущее устройство Сирии после того, как конфликт завершится. Третья связана с израильско-палестинским конфликтом и движением, которые сегодня наблюдается вокруг него на международной арене.
Уверен, что наш премьер-министр изложил Путину свои мнения, опасения, пожелания на этот счет. Не знаю, конечно, что ответил российский президент, но, думаю, жаркой дискуссии тут не возникло: позиции двух стран в последнем вопросе, в принципе, схожие.
— Говорили, что Нетаньяху обратился к Путину чуть ли не с просьбой повлиять на палестинцев, которые отказываются от двухсторонних переговоров.
— Россия и без того один из членов "ближневосточного квартета", так что она участвует в выработке любых решений по этому конфликту. Без нее в этом вопросе не обойтись. Сегодня уже совершенно ясно, что нет ни одной серьезной международной проблемы, которую можно было бы решить без России.
— Когда начиналась операция в Сирии, разные силы заявляли о готовности помочь в борьбе с ИГИЛ, в том числе, "Хезболла". Но у Тель-Авива это вызвало немалые опасения из-за того, что на руках у организации могло оказаться российское оружие, которое впоследствии могло бы "выстрелить" по Израилю.
— У нас на этот счет есть три опасения. Первая проблема: утечка тех видов оружия, которые мы считаем для себя чересчур опасными. Россия использует их в ходе операции и поставляет Ирану и Сирии. Когда мы видим, что оружие все-таки передается "Хезболле", мы применяем нашу авиацию и уничтожаем его еще по дороге.
Вторая проблема, связанная с "Хезболлой", — мы не заинтересованы в том, чтобы она присутствовала на Голанских высотах ни во время конфликта в Сирии, ни по его окончании.
Третье: мы против присутствия иранских вооруженных сил в Сирии в любой форме, тем более на нашей границе.
Отдельная тема — это будущие поставки оружия из России в Иран. Здесь мы тоже высказываем свое мнение и пожелания по этому поводу.
— Какое влияние на развитие событий вокруг Сирии может оказать отправка в Средиземное море еще одного американского авианосца? В свое время вы говорили, что очень легкомысленно предполагать, что подобные политические демарши неопасны.
— Политические демарши сами по себе не требуют особого внимания. Но когда они трансформируются в действия, имеющие военное значение, то военные обязаны рассматривать их со своей профессиональной точки зрения, независимо от политиков.
Если сейчас в Средиземное море направлен еще один американский авианосец, — даже если он будет использован для поддержки американских войск в Сирии, — все равно российские вооруженные силы будут просчитывать, какие опасности могут исходить от него для присутствия РФ в Средиземном море, для территории России и ее вооруженных сил. Это совершенно другой порядок анализа, который уже переходит из плоскости политических споров в плоскость военного противостояния.
Если присутствие одного-двух американских авианосцев в Средиземном море нарушает баланс сил, который Россия считает для себя приемлемым в этом регионе, значит, она будет принимать ответные меры. Сам по себе авианосец достаточно уязвим, и у России достаточно способов его нейтрализовать…
— Еще во время визита израильского премьер-министра в Москву Россия передала Израилю танк из экспозиции музея в Кубинке. Как вы, кадровый военный, оцениваете это событие?
— Это была не передача, а обмен танка на танк. В Кубинке находится танковый музей, у нас в Латруне тоже есть танковый музей. В данном случае это был обмен музейными экспонатами.
Почему в израильском музее захотели иметь именно этот танк? Это чисто внутриполитические рекламные действия правительства. Потому что посчитали, что, вероятно, это танк, на котором воевали трое танкистов, пропавших без вести во время Первой ливанской войны в 1982 году. Тот это танк или не тот, я не знаю, никто не сказал точно, хотя это легко проверить. На танках после Войны Судного дня каждый номер вываривали сваркой. Если танк сгорит, по нему можно узнать, какой был экипаж.
У нас политики часто пытаются подыгрывать тем или иным настроениям, чтобы успокоить семью и сказать: мы привезли танк, в котором воевали ваши близкие. Кроме авиарейса, который привез один танк и забрал другой, ничего не произошло — никакой ценности, кроме музейной, танки не имеют. В общем, это скорее попытка заработать политический капитал. Издержки демократии.
Я сам воевал на танке и знаю, что это такое. Для меня в этом экспонате нет никакого интереса. У нас есть тысячи подбитых танков, в них погибли или сгорели заживо сотни танкистов. Никто из политиков на них почему-то внимания до сих пор не обращал, а тут сделали из одной машины фетиш.
Интервью к публикации подготовил Сергей Валентинов
Беседовала