Можно сказать, что весь западный мир сговорился против России, но какую конкретную цель он преследует? Какая Россия была бы удобна Западу? И какой ответ на такую агрессию готовит Москва? И в чем суть Трансатлантизма? И почему этот проект обречен на провал? На эти вопросы Pravda.Ru отвечает президент Российской ассоциации прибалтийских исследований Николай Межевич.
— Мы обсуждаем новый доклад Совета по внешней оборонной политике, который называется "Стратегия для России. Российская внешняя политика: конец 2010 — начало 2020 годов". Одним из авторов доклада был Сергей Караганов, декан факультета мировой экономики ВШЭ. Верно ли я понял суть доклада, что в области внешней политики российская дипломатия делает все правильно, нам удалось выстоять и отбиться?
— В принципе, вы абсолютно правильно зафиксировали: там дается оценка нашего текущего внешнеполитического курса, как в целом правильного и успешного. В отличие от наших оппонентов, которые хотят не просто выиграть, они еще хотят выиграть с сухим счетом, чтобы мы сами в свои ворота, по возможности, закатили какое-нибудь результативное количество мячей. А мы, естественно, против, и в этом смысле доклад абсолютно правильно фиксирует линию.
Но по технике, по тактике можно дискутировать, и в совете по внешней оборонной политике есть эксперты, по-разному относящиеся к вопросам сотрудничества с Европой, по-разному относящиеся к точке оптимума в российской внешней политике.
— И вы разделяете точку зрения, что все нормально, что нам нужно только еще немножко потерпеть?
— Нет, все плохо в том смысле, что на нас оказывается сильнейшее воздействие, по силе сопоставимое, может быть, с попытками сломать советское государство в начале двадцатых годов. Но есть разница. Воздействие-то такой же силы, но у нас все-таки не Советская Россия. И поэтому наши оппоненты неожиданно для себя столкнулись с тем, что их давление вызывает абсолютно обратную реакцию.
И в результате получается так, что чем хуже относятся к нам, тем больше у нас оснований переосмысливать свою внешнюю политику, свое место в мире. Это место - никак не претензия на американское лидерство, это даже не те сверхзадачи, которые объективно ставит перед собой великий Китай.
Но это и никак не то, что предлагают нам "просвещенная" Европа и атлантический заокеанский центр — стать вроде большой Польши, примерно такой статус нам готовы дать при условии, что мы еще будем долго это выпрашивать. А мы на эту ситуацию не согласны, и в этом абсолютное большинство российских экспертов-международников едины. Тем самым они согласны с линией МИДа, а МИД у нас проводит линию президента.
— Мне кажется, я прочитал между строк, что перспективы нашего сопротивления хорошие, потому что здравые силы действительно могут якобы перехватить власть на Западе.
— Здравые силы есть, их возможности неизбежно будут возрастать по мере того, как будет развертываться кризис в современном экономическом и социально-политическом развитии Европы. Европа десятилетиями не просто хорошо развивалась, а развивалась блестяще. Это был образец для подражания для всего мира.
Но ничего не бывает бесконечного. Не бывает бесконечной Древней Греции, да? После возникновения и развития неизбежно начинается упадок. И в этом смысле Европа сейчас, как это ни странно, идет примерной той же самой дорогой, утрачивая свою идентичность во всех аспектах. В экономике она уходит под Атлантическое партнерство. А в политике Великобритании, Франции, Германии уже нет таких фигур, как Де Голль или Аденауэр.
— В докладе есть очень интересная статья о том, что глобализация становится разнонаправленной, то есть она вроде бы и сохраняется, но, с другой стороны, пошел обратный отток на регионализацию, на национализацию государств. Как вы это прокомментируете?
— Это абсолютно точно. Собственно говоря, Бек Ульрих двадцать лет назад писал о том, что неизбежным признаком глобализации является генерализация. Но тогда это было скорее гениальное предвидение. Теперь же мы видим, как наши американские партнеры аккуратно отрезают Европу себе через Транстихоокеанское партнерство и противопоставляют значимую часть Азии Китаю.
Но в Азии живут люди, которые в силу разных факторов, в том числе географических, хорошо понимают Китай, и понимают, что Китай, загнанный в сложное положение, способен к таким неожиданным действиям, что сама по себе идея американского лидерства будет под вопросом. Строго говоря, даже Японии, ближайшему союзнику Соединенных Штатов, линия на то, чтобы поссориться с Китаем, абсолютно не нужна.
А Европа, в общем-то, правдами и неправдами старается уйти от идеи атлантического партнерства в изначальной ее форме. Так что, абсолютно верно сформулировали уважаемые наши коллеги из СВОПа идею, что глобализация отменяется.
Но она не отменяется в том плане, что мы с вами мобильным телефоном и компьютером можем пользоваться где угодно. Но экономические блоки, экономические союзы и старый тезис политического реализма "против кого вы дружите" остается.
— В докладе также говорится, и, похоже, на это неявно и скрытно надеется наш МИД, что все-таки удастся поменять правящие элиты в странах ЕС, или же изменить их точку зрения. Это возможно, на ваш взгляд?
— Если брать Эстонию, Латвию и Литву, надежды на это мало. Прибалтика — это все-таки особый случай. Если брать Германию, Францию, надежда есть. Что мешает нашим немецким соседям выйти на новый уровень? Раньше все было очень просто: были социал-демократы, они были "левые", их поддерживали профсоюзы, они выступали за всеобщую занятость, за социальные права, сделали много, вывели рабочий класс на уровень фактически среднего класса в своей, по крайней мере, стране.
Были также либеральные оппоненты, Блок ХДС/ХСС, которые очень осторожно, но тоже говорили о социальном государстве. Теперь же большая народная коалиция под руководством госпожи Меркель утрачивает доверие на глазах. Каждый день идут проценты потери доверия, потому что люди в традиционных партиях не видят выхода из кризиса.
Встает вопрос: "Где рынки и где самостоятельность во внешней политике?" Конечно, Германия — богатая, процветающая страна, но немцу сегодня этого мало, ему нужна стабильность и предсказуемость во всех вопросах, в том числе и миграционном. Вопрос в том, чей дом сегодня Европа. Какая модель экономического развития будет в Европе? Если это Трансатлантическая модель, то в европейском комьюнити не будет никакой отрасли, кроме туризма.
— Неужели англичане British petroleum сдадут? Или французы Total?
— Это очень крупные, солидные фирмы. В случае немцев и французов нефтяники, может быть, и удержатся, им дадут какие-то льготы, но, например, сельское хозяйство американское всегда эффективнее европейского — огромные просторы, мощнейшая техника, феноменальная автоматизация, производительность труда, не сопоставимая ни с кем в мире в сельском хозяйстве.
Поэтому выращивать пшеницу с огромными дотациями из евробюджета уже будет нельзя, а европейский сельскохозяйственный фонд — крупнейшие транжиры европейских денег. Значит, фермеры всех этих стран, а в совокупности это не десятки, а сотни миллионов фермеров, плюс люди, связанные с ними, окажутся безработными.
Что касается промышленности, то как будет выглядеть Airbus в условиях абсолютного доминирования Boing? А ведь это не за горами в случае атлантического партнерства. Airbus будет не нужен. А Boing, естественно, станет абсолютным мировым лидером.
— В этом же докладе говорится о системном кризисе в Европе, что интеграция зашла в тупик, и что именно поэтому мы должны отказываться от Европы "от Владивостока до Лиссабона".
— Мы не то чтобы должны отказываться. Там написано, что мы готовы с Европейским союзом интегрироваться на условиях равноправия, а в Европе кризис. Дело в том, что, с одной стороны, они несколько десятилетий постоянно расширялись, а, с другой стороны, углубляли интеграцию: единый паспорт, единая валюта, согласование регламентов. То есть и расширение, и углубление шли одновременно, а два процесса в совокупности уже не переварить.
Опять же, когда расширение было на Финляндию, была небольшая проблема, поскольку Финляндия или Австрия — не бедные страны. А вот когда в ЕС чисто из идеологических соображений попали Румыния и Болгария, средние показатели благосостояния по ЕС пошли вниз. Не подарок и Литва. Из всех стран Восточной Европы только Польша могла бы сказать, что после вступления в ЕС она стала жить лучше.
Но даже Польша, которая лучше всех адаптировалась к ЕС, сегодня, понимая, что в нем идет что-то не так, устами президента и правительства, госпожи Шидло, заявляет фактически ультиматум ЕС: "Дайте нам, полякам, жить с учетом наших взглядов на миграционную проблему".
— Как обсуждаемый нами доклад Совета по внешней оборонной политике относится к будущему? Что мы должны сделать?
— Констатация того факта, что мы идем правильным курсом, не означает, что мы должны забыть о том, что в девяностые годы в плане внешней политики мы шли от провала к провалу. Значит, наша главная задача — никогда не вернуться в министерство иностранных дел эпохи Козырева, Шелова-Коведяева, и так далее. В новых условиях получается так, что задачи, стоящие перед МИДом, — это стратегические задачи для страны.
Потому что мы уже не Советский Союз, мы не изолированы, мы вовлечены в глобальную торговлю. Поэтому от МИДа зависит даже больше, чем от экономического блока, к которому все больше претензий. А вот работу МИДа все оценивают очень хорошо, лучше абсолютного большинства всех министерств и ведомств страны.
Подготовила к публикации Мария Сныткова
Читайте статью на английской версии Pravda.Ru
Беседовал