В мировой политике на первый план выходит проблема усиления террористической угрозы. Можно ли победить международный терроризм? И если да, то какими способами? Какова природа терроризма? И как терроризм видоизменялся на протяжении последнего десятилетия? На эти вопросы Pravda.Ru отвечает президент Российской ассоциации политических консультантов Игорь Минтусов.
— Как вам вообще понравился ушедший 2015 год?
— Тяжелый год, стало еще хуже, чем было. Я не ожидал, что будет лучше, просто констатирую факт, что стало еще хуже, ухудшились внешнеэкономические условия, внешнеполитические условия по субъективным причинам. Все системно, страна медленно сползает в кризис.
— Осенью 2016 года у нас пройдут важнейшие парламентские выборы. Обычно принято считать, что к выборам может кое-что поменяться, а может и сильно поменяться. Так может быть, они сознательно шли на ухудшение ситуации в России, специально все отпустили, чтоб на следующий год показать резкое улучшение?
— Нет, я думаю, просто получилось так, как получилось. Политическое руководство страны решало ряд стратегических задач, как казалось и кажется политическому руководству. Первая стратегическая задача и главная, основная последних двух с половиной-трех лет — это задача с Украиной, чтобы оставить ее в поле влияния России.
Вторая проблема, которая возникла неожиданно в конце года, — потенциальный российский стратегический партнер по конкретным определенным причинам практически становится потерянным партнером. Я имею в виду Турцию.
— Давайте про терроризм говорить, поскольку эта проблема встала крайне остро в 2015 году. Как вы считаете, можно победить терроризм?
— Вопрос очень сложный — с одной стороны, можно уйти от ответа и сказать, что это соразмерно тому вопросу, можно ли победить преступность — она была, есть и будет. Все-таки речь идет о масштабе и о том, какое место занимает терроризм. То, что за последние годы, десятилетия, уровень терроризма резко возрастает — это, конечно, говорит о проблемах, которые существуют в мировом социуме. Противоречия по уровню жизни, по ценностям, в которых живут определенные страны, определенные группы настолько большие, что терроризм — это один из очень жестоких и негуманных инструментов, с помощью которых какие-то группы пытаются решать большие противоречия между богатыми и бедными, между так называемой справедливостью либо несправедливостью, между оскорблением и неоскорблением.
Можно ли его победить? Его может победить только очень жесткое, сильное государство. Но вот здесь эта граница — насколько люди должны обменять свои личные свободы на усиление защиты их от терроризма. Под личными свободами я имею в виду вмешательство государства в личную жизнь. Дать возможность контролировать государству свою личную жизнь для того, чтобы государство могло тебя защитить — это, конечно, вопрос определенного национального консенсуса, когда люди в либеральном обществе добровольно отдают часть своих свобод для того, чтобы государство их защищало, от терроризма в частности.
— Но в Швейцарии нет терроризма, и при этом есть свободы.
— Хороший пример. И до недавнего времени, еще лет пять назад, можно было смело привести скандинавские страны, но после известной трагической истории уже, увы, привести сложно такой пример. Но я согласен, пожалуй, Швейцария одна из таких спокойных стран. Она, наверное, слишком маленькая.
— А терроризм — это вообще часть политического процесса или нет? У него, конечно, есть политические цели, он ставит перед собой политическую задачу, но достигает ее насилием. И все-таки мы считаем его за часть политического процесса, потому что в этом случае с ними можно договариваться, или мы говорим, что политический процесс как раз заканчивается на том моменте, когда вступает в силу насилие?
— Терроризм — это часть политической реальности, и в этом смысле это часть политического процесса. Другой вопрос — что ответственным политикам делать с этой частью политического процесса, которая выходит за рамки представления политиков с либеральными ценностями? Я имею в виду 11 сентября, например, 2001 года. Терроризм оказывает огромное влияние на политическую повестку дня, и я опять возвращаюсь к 2015 году. Совершенно налицо факты, что терроризм подвигнул политическое руководство России помогать, в частности в Сирии, бороться с ИГИЛ. Вот яркий пример, когда терроризм, ИГИЛ — это часть политической жизни.
Большую часть повестки дня сейчас занимает ИГИЛ. Конечно, можно говорить про какие-то аналогии с "Аль-Каидой", но ИГИЛ — это качественно другая история. "Аль-Каида" — это хорошая совокупность террористических организаций, разбросанная по всему миру, но ИГИЛ — это уже претензия на государство. И в этом смысле слова за последние десять лет в масштабах нашего земного шара терроризм, получается, сделал качественный шаг вперед, в формате ИГИЛ.
— А разговаривать с террористами можно?
— К террористам есть два подхода. Первый подход — это с ними договариваться. Второй подход, который исповедует Израиль, — террористов надо уничтожать. Мне кажется, ко второму подходу склоняется и российское политическое руководство, и я уже, как гражданин, точно совершенно поддерживаю, потому что террористы — это люди, которые выходят за определенные представления о том, что такое добро и зло. Они уничтожают мирных граждан, и поэтому я не вижу ничего аморального в том, когда государство уничтожает террористов, не договариваясь с ними.
Единственный способ бороться с людьми, которые занимаются беспределом, - уничтожение, потому что они в любой момент могут изменить правила игры. И какой смысл с ними сегодня договариваться, что-то прописывать, если для них не является ценностью договоренность с тобой? Это касается любого международного порядка. Если страна не несет ответственности за договор, который подписывает ее руководитель, президент, то какой смысл подписывать с этой страной договор, если она не собирается выполнять договоренности?
— В этой связи совсем острый пример — только что в Москве был премьер-министр Индии Моди. Я хотел бы напомнить, что лет двадцать пять назад его обвиняли в организации погромов в Гуджарате, когда погибло несколько тысяч человек с обеих сторон, и мусульман и индусов. И фактически он же был террористом, просто не смогли доказать тогда. Вся Индии убеждена, что он лично принимал участие в организации террористических погромов. А сейчас он совершенно другой человек, он премьер Индии, респектабельный, правильный человек величайшей державы. Вот как это?
— Хороший пример. Я вам еще более деликатный пример приведу — Мандела, все-таки, просидел 27 лет не невинно, там было убийство белых людей, в которых он был непосредственно замешан. Другое дело — соразмерность наказания, но он был одним из участников, и это его превратило в великого гуманиста Африки и так далее. Но я склонен рассматривать эти перерождения, как исключения — не как правила. Таких случаев очень мало.
Подготовила к публикации Мария Сныткова
Беседовал