Свою первую в жизни капустницу я поймал в королевском лесу имени философа Нагарджуны — охотничьих угодьях Его Величества короля Непала Бирендры Бир Бикрам Шах Дева.
Разумеется, можно было начать с ловли настоящих тропических бабочек, тем более что они, большие, причудливо окрашенные во все цвета радуги, действительно летали, но вот в руки — в смысле, в сачок — не шли никак.Бабочки — это, как сейчас модно говорить, круто, это тебе не охота, в число поклонников каковой зачисляет себя каждый второй писатель, непременно оговорившись при этом, что вообще-то убивать никого не любит, но... это не вульгарная рыбная ловля или сбор грибов.
Кроме того, моральной ответственности за погибель этих чешуекрылых как бы и нет: срок жизни бабочек — не в облике гусениц или куколок, но в виде независимых животных, тех, кто, по словам поэта, “летает и летит, по воздуху вот этому летая”, — мягко говоря, недолог: от часов до дней.
Но правильнее, однако, не выпендриваться и ловить бабочек для фотосъемки. Это — логично, это всех удовлетворяет, тем более что книги о бабочках продаются здесь на каждом углу.
Немалое их число принадлежит перу и фотообъективу профессора Колина Смита, создавшего в городе Покхаре на берегу озера Пхева музей бабочек. Он прожил в Непале сорок лет — половину своей жизни — и решил остаться навсегда. Подав прошение о предоставлении гражданства, профессор стал дожидаться ответа и, прождав год, получил — отрицательный.
Надо полагать, потому, что в Непале, как и в любом уважающем себя королевстве, двойное гражданство — нонсенс, и для того, чтобы рассчитывать на непальское, надлежит прежде всего отказаться от родного, в данном случае — британского. Но ежели ты все-таки отказался от своего, нет никакой гарантии, что получишь новое, так что выбирай, но осторожно!
И Колин Смит отбыл на родину, обиженно заявив, что больше ноги его в Непале не будет.
Он-то, может быть, в свои 80 лет и не вернется, но многие из тех, кто посетил Непал дважды, стремятся туда снова. Бывалые непаломаны объясняют это так. Есть болезни, имеющие происхождение социальное, по одной версии, или психологическое, по другой. Одни из них более опасны, другие — менее. Это наркомания, алкоголизм, альпинизм, подводное плавание, спелеология, парашютный спорт и так далее.
Попал сюда и Непал. Болезнь не из самых опасных. Во всяком случае, риска для жизни не несет, поскольку в Непале практически нет преступности. Воровство, грабеж, бандитизм — явления единичные. Есть, наверное, казнокрадство и взяточничество (жалованье местные госчиновники получают невысокое), из-под полы продаются легкие наркотики, существует какая-то проституция, хотя местные жрицы любви не стоят стройными шеренгами у главного входа в королевский дворец, как у нас на паперти Моссовета. А вот что такое хулиганство, непальцу не объяснить.
Местное население вина не делает, но пьет крепкие напитки (под 70 градусов) в основном из риса, и тем не менее за четыре недели пребывания там я встретил на улице пьяного непальца всего лишь однажды, да и то в канун непальского Нового 2054, между прочим, года эры Бикрам — с 12 на 13 апреля.Вообще, когда приезжаешь в Непал, не сразу веришь в то, что вокруг тебя все настоящее: попадаешь в ожившую сказку.
Храмы, пагоды, дворцы, дома из красного кирпича (дороги — тоже), некоторые строения существуют в действующем состоянии ни много, ни мало тысячелетия — например, Пашупатинат — громадный храмовый комплекс, посвященный Шиве и уже отметивший свое 2500-летие.
А чуть ли не ежедневные праздники с карнавалами и ряжеными, марширующими оркестрами и фейерверками, всегда благожелательные без подобострастия (возможно, по той простой причине, что страна никогда не была колонией), какие-то радостные местные жители — где еще увидишь такое? В нынешних границах королевство существует примерно 200 лет, с тех пор, как правитель княжества Горкха по имени Притхви Нарайан Шах объединил шесть десятков маленьких, мелких и мельчайших княжеств. Вот с этого времени кхасы, говорящие на близком к хинди государственном языке непали (гуркхали) и пользующиеся письменностью на основе деванагари, преобладают в государстве не только в количественном отношении — их примерно половина всего населения, но и, естественно, во всех прочих.Одним словом, пути Господни неисповедимы. Примерно в таком ключе размышлял я, поднимаясь в обществе поэта Андрея Воркунова по крутым ступеням к Сваямбунату — одному из наиболее известных памятников раннего буддизма. Интересно, кому пришло в голову 2200 лет назад на крутом холме высотой 77 метров в трех километрах от Катманду — в смысле: даже от сегодняшней границы города — соорудить гигантскую ступу и монастырь?
Мучимый такими вопросами, я предложил своему спутнику расположиться на одной из попавшихся на нашем пути скамеек с целью освежиться пивом с видом на Сваямбу. И тут возникли священные обезьяны.
Услыхав за спиной шум, я обернулся. Животные размножались на глазах — возле скамейки их было уже в количестве косого десятка. Одно из них схватило пакет с булочками и принялось не разрывать его, а развязывать. Остальные с интересом наблюдали. Меня процесс развязывания неприятно удивил. Я бросился к скамейке спасать свое добро.
Возвратить пакет с хлебом мне не удалось — агрессор сбросил его вниз по склону и, размахивая хвостом, поскакал за ним. Этого мало: из полчища человекообразных (их собралось уже сотня, а может, и все две) отделился один малый, здоровый такой красавец ростом по колено мне, а может, и повыше. Он, видимо, был здесь главным, потому что стал прыгать на меня, размахивая руками и грозно скаля зубы: дескать, давайте еще, ибо целый пакет с хлебом оказался в лапах неизвестно кого без его ведома. Стало ясно — спокойно попить пива нам не удастся, и мы с Андреем спиной к спине ретировались.
Второй раз на Сваямбу мне уже не залезть, силенок не хватит, не стоит даже экспериментировать. Чтобы как-то реабилитировать себя в глазах самой древней мировой религии, приобщиться к истокам, проникнуться и продемонстрировать (друзьям, родственникам, потомкам), какова же она, Святая Земля буддизма, я теперь просто обязан отправиться в Лумбини.
Выезжать в Бхайраву, откуда до Лумбини, места рождества царевича Гаутамы Сидхартхи, рукой подать, предстояло в 6.30. Автобус прибыл в 7. Кроме меня, из пассажиров в нем оказались два бледнолицых хиппи, звеневших при малейшем движении, что твои новогодние елки: в ушах и ноздрях у них болтались кольца и колокольчики, на шеях — бусы, на руках были браслеты. А на сиденье рядом со мной я обнаружил восточную девушку.
К четырем часам пополудни путь длиной почти 120 км был благополучно преодолен. Пропарившись битый час в битком набитом пригородном автобусике под любопытными взглядами аборигенов (никто не знал точно, когда же отправление), я заплатил 4 рупии и уже к шести часам оказался в десяти километрах от Бхайравы в селении Лумбини.
Стремительно темнело. Оглядевшись, я обнаружил сооружение, определенно имевшее признаки гостиницы, но оказавшееся, как скоро выяснилось, рестораном. А где же отель?Сориентировавшись, я выбрал единственно правильное направление и через сотню-другую шагов вышел к колонне, воздвигнутой по приказу Ашоки Великого в 249 г. до Р.Х. на месте рождения основателя буддизма в саду Лумбини. Прямо — роща (священная), справа — пруд (точнее — священный бассейн Шакья), за ним в глубине — армейский пост, слева — буддийский храм.
А вот полицейский. “Сэр, как здесь у вас насчет переночевать?” “Элементарно, — отвечает. — Сейчас только начальника найдем...”
Начальник, он же владелец киоска по продаже воды, сладостей, открыток с видами и сувениров, маленький, как все непальцы, сухонький и немолодой, покорно улыбаясь, повел меня на второй этаж мрачноватого двухэтажного здания, напоминающего казарму, вход с галереи. Маленьким ключиком открыл он маленький замочек, выполняющий чисто ритуальную, а не технологическую функцию, — располагайтесь. Что ж, комната как комната, примерно два на три, мебелью не перегружена: электролампочка над дверью, ниша в стене, на полу две циновки. Все. Удобства во дворе.
И как высока цена такого номера, спрашиваю. А вообще даром, отвечает. При отъезде только надобно на храм пожертвовать, сколько не жалко. Надолго к нам? Переночую, осмотрю достопримечательности, говорю, и домой — в Катманду....
Но пробыл я целых трое суток: наутро уезжать расхотелось, а на другой день удалось набрести на не до конца высохший дренажный канал в ближнем лесу (жара стояла — под сорок), с цветами и бабочками на дне. Особенно активно вели они (бабочки) себя перед наступлением (по их мнению) вечерней прохлады — с четырех до без четверти пять. Я радостно бегал с сачком, сопровождаемый недоумевающими взглядами диких оленей с мелкими рогами, — стадо во главе с крупным самцом гуляло неподалеку. Нередко в сачок попадало две-три бабочки, а то и добрых полдюжины. На третий день складывать бабочек стало уже некуда, и я отбыл домой, в Катманду.
Покидая Лумбини, я думал о том, что буддизм, первая мировая религия, подобно христианству, стал главенствовать вовсе не там, где появился: и в Индии, и в Непале последователями буддизма сегодня являются менее 1/10 населения. В Палестине я тоже знавал христиан из числа местных жителей, но все же утвердилась религия не на родине Христа, а в Европе и регионах, колонизированных европейцами.Нет пророка в своем отечестве.Может быть, потому, что время для него всегда течет иначе, чем для всех остальных...
Виктор ЗУЕВ.