Недавно МОК объявил о положительной допинг-пробе прыгуньи в длину Татьяны Лебедевой, взятой в 2008 году. Теперь, почти 10 лет спустя, МОК лишил спортсменку двух завоеванных в Пекине серебряных медалей. Ямайский спринтер Усэйн Болт был лишен золотой медали пекинской Олимпиады в эстафете 4 по 100 метров из-за положительного допинг-теста партнера по команде Несты Картера.
Как добиться того, о чем сказал министр спорта России Павел Колобков: "Если перепроверяются пробы за 2008 и 2012 годы, то, наверное, для прозрачности есть смысл перепроверять пробы всех призеров, всех чемпионов?" Поможет ли тотальная проверка всех спортсменов, особенно чемпионов и призеров, восстановить справедливость? У американских спортсменов были рецепторные лекарства, которые относятся к допингу, но принимаются открыто, потому что прописаны врачом. Что же это за особые врачи, которые фактически определяют успех на крупнейших мировых соревнованиях? Разве это справедливо? Получается прямо как в анекдоте: "Безногому бегуну ВАДА разрешила использовать автомобиль, а безрукому пловцу — моторную лодку…" Понятно какую страну представляют такие привилегированные спортсмены. И есть серьезное подозрение, что даже если всех тотально проверят, то эта лазейка по прежнему останется открытой.
Об этих проблемах мирового спорта Pravda.Ru побеседовала с экспертом по спортивной медицине и антидопинговой безопасности Петром Лидовым.
— Поможет ли полная проверка восстановить справедливость? Какую картину мы можем получить в таком случае?
— Это философский вопрос, потому что он упирается в то, насколько оборудование способно улавливать положительные допинг-пробы. Допустим, оборудование, которое было в 2009 году, не могло уловить остатки препаратов, которые тогда были. А современное оборудование способно — его чувствительность в 10 раз выше.
Поэтому хранение допинг-проб рассчитано на тот период времени, когда изобретут оборудование, которое будет более чувствительно. И спортсмены, их тренеры и врачи должны это знать.
Допустим, анаболики могут сегодня улавливаться в течение трех месяцев после того, как их принимает человек, а через пять лет этот срок может быть увеличен до одного года. И они должны прекрасно понимать, чем рискуют.
Так называемая антидопинговая норма, антидопинговая мораль тоже требует разъяснения. За всевозможными кулисами могут быть варианты манипуляций любого рода. Могут вскрываться какие-то штрихи, кто-то может в эти пробы что-то подложить. Может быть допинг-терроризм, что Лебедевой подсыпали что-то куда-то… Ведь анаболики принимаются перорально, это не обязательно инъекции. И здесь законодательство теряет всякий смысл.
Мы идем по линии определенных правил, которые продиктованы Всемирным антидопинговым агентством, оно находится вне зоны юриспруденции, международного права. То есть как они решили, так и будет. Поэтому, спортсмен не имеет никаких вариантов доказательства невиновности через гражданский суд. И получается, что сегодня бессмысленно соревноваться. Таковы правила. Поэтому, с одной стороны, мы можем говорить, что цепочка работы с допинг-пробами требует изучения. С другой стороны, вся система несовершенна сама по себе.
Третий момент: сейчас немцами предложено новое оборудование, которое предусматривает, что каждый препарат, который входит в организм человека, фотографируется. Он чужероден организму, организм на него реагирует определенной реакцией, делает снимок. В этом деле замешана иммунная система. И этот снимок хранится около трех-пяти лет. То есть сегодня эти процедуры допинг-контроля уже лишены всякого смысла. Просто можно раз в три года брать у спортсмена биологический материал. Изучение идет автоматически и четко показывает: да или нет. Но эта система хороша в том случае, если вся антидопинговая служба ВАДА будет прозрачна, а не так закрыта, как сегодня.
Мы сформировали предложения, как можно реорганизовать Всемирное антидопинговое агентство. Уже проходят многочисленные заседания в Швейцарии по реформе ВАДА. Естественно, идет мощнейшее противостояние в настоящий момент.
— Американские спортсмены открыто принимали рецепторные лекарства, которые относятся к допингу, получив рецепт от врача. Эта лазейка по прежнему останется открытой?
— Действительно тут кроется лазейка — оформляется терапевтическое заключение для того, чтобы бесчестно, на основе лжедиагнозов или какой-то гипертрофии, усугубления диагнозов использовать препараты, запрещенные у практически здоровых людей.
Поэтому сейчас, например, "астматиков" в ряде сборных команд — до 95 процентов! Они имеют колоссальное преимущество. В некоторых видах спорта — по 20-25 секунд.
Людям, у которых есть так называемый синдром дефицита внимания, разрешается использование легких наркотиков. Они дают возможность снять стресс и работать, как робот, выполняя автоматически все необходимые движения. Тут, понятное дело, ситуация шита белыми нитками. Это совершенно явно выгодно людям, которым ВАДА дает зеленый коридор для производства таких диагнозов, чтобы они имели преимущество. Американцы платят ВАДА больше денег, там больше их присутствие, они и заказывают музыку.
А если те же самые диагнозы будут представлены нашими врачами или другой далекой от ВАДА страны, им путь будет закрыт. Скажут, что они неубедительны.
Все это держится в тайне. И другого выхода из этой ситуации, кроме как реформировать ВАДА, нет. Потому что сложилась закрытая система и презумпция виновности спортсмена, отсутствие у него возможности защищаться. Все это приводит к параличу спорта, давлению на отдельно взятых спортсменов и целые государства по политическим и иным мотивам. В конечном итоге, все это скапливается и работает на то, чтобы какую-то страну сделать изгоем.
— Почему нельзя полностью запретить выходить на соревнования тем, кто по рецептам принимает содержащие допинг лекарства?! Не стоит ли исключать таких спортсменов? Пусть дома болеют.
— Для этого необходимо, чтобы ВАДА передала эту функцию серьезным клиницистам. Например, у нас была ситуация, когда мы беседовали с академиками, было разработано целое направление по диагностике бронхиальной астмы, так называемой астмы физических нагрузок под влиянием различных факторов.
Это может быть холодный воздух у лыжников, например. Специфические вещества, выделяемые у велосипедистов, воздействуют на слизистую бронхов и вызывают так называемый аллергический компонент, воспаление. В результате происходит небольшое сужение бронхов в силу воздействия этих веществ.
Кислорода поступает чуть меньше, и организм реагирует тем, что чуть-чуть раньше возникает усталость у спортсмена. Чуть раньше усталость возникает как раз на какие-то секунды. Он 10 километров бежит или едет, на девятом километре у него возникает усталость, хотя до этого такого не было.
В связи с этим говорить о том, что такое астма физических нагрузок — норма или патология, на сегодняшний день достаточно сложно. Мнения пульмонологов разделяются.
Тем не менее, ВАДА принимает решение считать это патологией. В результате у биатлонистов и у лыжников цифра "больных" в сборных командах может достигать 50 процентов. То есть половина команды имеет полезную профессиональную болезнь, обусловленную видом спорта! И это я говорю о России. А в Финляндии, Норвегии, Германии, Чехии такой спорт приводит к заболеваемости 90 процентов спортсменов!
Раз такая цифра, то спорт категорически вреден. Поэтому опять же получается, что надо считать это нормой. Здесь идеологический коллапс. С одной стороны, эти данные закрыты, потому что показывают, что профессиональный спорт делает людей инвалидами. С другой стороны, им еще и разрешается использовать препараты, которые дают серьезное преимущество над здоровыми людьми. В биатлоне мы проигрываем определенное количество секунд, потому что соревнуемся с астматиками. У нас такого катастрофического поголовья астматиков, естественно, нет. Неравные условия.
И если мы будем рассматривать каждый диагноз, каждую патологию, будем находить какие-то причины… возьмем, например, людей, которые соревнуются в координационном или точном виде спорта, где задействованы центральная нервная система и стрессоустойчивость. Допустим, на финале Олимпийских игр в стрелковом спорте частота сердечных сокращений у нормального здорового человека с 70 ударов в минуту из-за стресса доходит до 160 ударов и более, он к этому уже привык. А если зашкаливает, доходит до 180 ударов в минуту, то он начинает мазать. Помочь могут современные препараты, нейропептиды и другие психотропы, огромное количество которых пока не относится к категории допинга. И новейшие разработки очень сложно выявить. Соответственно, кто этими препаратами пользуется, тот имеет преимущество.
С другой стороны, мы можем этого человека ввести в категорию больного с синдромом дефицита внимания. И в той стране, где легализованы наркотики, он может совершенно спокойно убрать этот стресс и быть машиной, который никакой страх поражения неведом, которая абсолютно точно, выверено, делает точные движения.
— Это уже не спорт.
— Естественно. Поэтому мы, те, кто это прекрасно понимает, взбунтовались в конечном итоге. Мы долго закрывали глаза на это, но теперь уже точно нужно менять ситуацию, которая стала просто вопиющей.
Беседовала Татьяна Трактина
Подготовил к публикации Юрий Кондратьев