Нужно ли российской школе избавляться от ЕГЭ? Мнение эксперта

Депутаты выступили с инициативой отменить ЕГЭ и вернуть в школу экзамены. По какому пути пойдёт российская школа? Что ждёт детей — углубление специализации или расширение кругозора? Кто будет более востребован — физики или лирики? Независимый аналитик в сфере образования Борис Деревягин в интервью Pravda.Ru рассказывает, какой он видит эффективную школу будущего.

Об отмене ЕГЭ

— В Госдуме прозвучала инициатива отменить ЕГЭ и вернуть аттестационные экзамены. Депутаты объясняют своё предложение тем, что среди детей упал уровень образования и в то же время возросло количество стрессов. Исследования показали, что примерно 80% школьников имеют дефицит словарного запаса. В этом ЕГЭ виноват?

— Давайте разделим проблему, не будем все яйца класть в одну корзину. Действительно, ЕГЭ существенным образом отличается от экзаменов, которые способствуют развитию диалоговой речи, а именно — очных экзаменов. И, безусловно, та форма, в которой у нас присутствует ЕГЭ, единый государственный экзамен, достаточно стрессовая. В то же время крайне самонадеянно говорить о том, что исключительно ЕГЭ виноват в снижении словарного запаса и что если мы отменим ЕГЭ, у нас сразу всё изменится к лучшему.

К сожалению, мы находимся в цифровой эпохе и в эпохе потребления. Эти ценности транслировались в 1990-е, нулевые и 2010-е годы, и только в начале 2020-х годов начались некоторые изменения.

За 30 лет достаточно многое поменялось. И говорить о том, что если мы отменим ЕГЭ, что-то сразу серьёзно изменится, самонадеянно. Для этого необходимо менять структуру цифрового потребления, вовлекать детей в физическую активность, в исследовательскую работу. Для этого необходимо существенным образом менять школьную программу, которая на данный момент во многом сдвинута в сторону гуманитарных предметов, как в своё время, до 1990-х годов, был крен в сторону технических предметов. Кроме того, сама программа сегодня по-другому заточена.

Если же говорить про ЕГЭ, а именно — про его стрессовую часть, то стресс связан, прежде всего, с тем, что это однократный экзамен, ждать который нужно в течение года, и он проходит в достаточно жёсткой форме.

То есть, как в известном фильме "Кин-дза-дза!", женщину вынули — автомат засунули. И когда человек говорит правильные вещи, пишет правильные вещи, но они не совпадают с парадигмой, вложенной в программу, ему ставится "неуд", и не потому, что он этого не знает, а потому, что это не совпадает с точкой зрения программы.

Если мы говорим про сам ЕГЭ как единый механизм для оценивания уровня успеваемости, уровня знаний по всей стране, он хорош. В своё время Российский союз ректоров проводил в течение пяти лет десять полугодовых исследований по динамике успеваемости студентов, поступивших по разным принципам зачисления:

И выяснилось, что ЕГЭ очень чётко прогнозирует дальнейшую успеваемость в вузе независимо от уровня подготовки и от регионов.

Если люди сдали ЕГЭ на 50 баллов и ниже, то у них гарантированно будут "хвосты"; если они сдавали на 50-65, то у них будут "тройки"; 65-85 — это хорошисты; и следующие, высокобалльники, у которых средний балл 85-100 будут, скорее всего, учиться на "отлично".

Но при этом есть другая, очень важная тенденция: у людей, поступивших с высоким баллом по ЕГЭ, с течением профессионализации снижается уровень успеваемости, они обычно из отличников переходят в категорию хорошистов. А у олимпиадников другая тенденция: они как раз постепенно повышают свой уровень успеваемости, потому что они изначально нацелены на ту учёбу, которую выбрали, к которой стремились.

Поэтому говорить о том, что именно ЕГЭ во всём виноват, по меньшей мере, преждевременно.

Почему снижается аналитическое мышление

— Ещё одна проблема, на которую указывают специалисты, — снижение аналитического мышления у школьников. В этом виноваты тесты или те, кто их неправильно составляет?

— Вся школьная программа не сводится к тестам. Те же ВПРы (всероссийские проверочные работы) — это во многом не тесты, от них, кстати, стонало и школьное, и учительское сообщества. Их было много, но они были составлены по классической схеме самостоятельных работ, которая применялась в течение 70 лет.

Снижение аналитичности связано прежде всего с двумя проблемами.

  1. Достаточно большое количество времени дети проводят с гаджетами, и сегодня, действительно, существует проблема, связанная с плохим пониманием учащимися длинных текстов.
  2. В течение последних 30 лет последовательно снижается количество часов, отведённых на технические и естественнонаучные предметы, в пользу гуманитарных, по некоторым предметам это сокращение достигло трёх раз.

По той же математике, по той же физике сокращение количества часов в три раза. Сокращение произошло даже в спецшколах, потому что пропорционально произошёл общий сдвиг. А математика и физика — это те предметы, которые учат именно аналитичности.

Рассуждать обо всём понемножку… "Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь". И, собственно, гуманитарные науки в школе во многом учат рассуждать обо всём понемногу, о чём-нибудь и как-нибудь.

— То есть углублённого изучения какого-нибудь одного произведения, как раньше это было, сейчас уже нет?

— На данный момент, во-первых, у нас нет сочинений. Что такое сочинение? Сочинение в советское время было своего рода доказательством определённой теоремы, только на уровне гуманитарного предмета. Есть некий тезис, и ты должен проиллюстрировать его на основании высказываний литературоведов, исследовавших это произведение, на основании цитат из произведения, собственно текстом, который ты приводишь в качестве обоснования и связи этих цитат.

Что демонстрировало сочинение? Сочинение демонстрировало:

  1. знание самого произведения,
  2. знание филологической и литературоведческой традиции вокруг этого произведения, то есть определённого культурного контекста,
  3. способность к сопоставительному анализу различных точек зрения на одно и то же произведение и приведению этих точек зрения к единому результату, который, собственно, обычно выносился в заглавие.

Это та теорема, которую нужно было доказать.

— Ещё, наверное, отношение ученика к произведению, его собственная оценка, он же мог быть не согласен или согласен?

— Это называется эссеистика — это как раз то, чем сейчас занимаются. У нас есть задание по эссе, оно введено. В сочинении в советское время никогда от ученика не требовалось собственное мнение. Собственное мнение, как говорили учителя, вы будете выражать, когда будете защищать кандидатскую диссертацию, если до этого дорастёте, а пока от вас требуется знание и умение сопоставлять факты. Всё, ваше личное мнение здесь никого не интересует.

О стрессе во время экзаменов

— Как вы считаете, если вернут аттестационные экзамены, это поможет снизить стрессовую нагрузку на ребёнка?

— Принципиальное отличие ситуации, которая была в Советском Союзе, от ситуации, которая имеет место после 1992 года, в том, что в Советском Союзе каждый год, начиная с пятого класса, ученики сдавали экзамены, и их количество постепенно увеличивалось: в пятом классе — два, в шестом — четыре и т. д. В десятом классе в последние годы советской власти сдавали все экзамены по всем предметам в очном формате в устной, а не в письменной форме. И такая практика постепенно приучала человека к тому, что это не стресс, а просто некий механизм. Стресс, безусловно, был, но человек был к нему приучен. Какая ситуация сейчас?

Мы сдаём экзамены всего два раза — в девятом и в одиннадцатом классах. И человек фактически не приучен к этому. Кроме того, существует достаточно стрессовый фактор: человек, сдавая ЕГЭ, фактически сдаёт экзамен на поступление в вуз.

И большое количество родителей решают за своих детей, они хотят, чтобы их дети поступили в вуз, а сами дети, может, вообще ничего не хотят. Например, мне в 17 лет хотелось, чтобы от меня просто отстали и чтобы я пошёл работать и зарабатывать деньги своим умом, но у родителей было другое мнение.

Вполне возможно, что это даже хорошо, потому что это приучает к дисциплине и т. д. Но вопрос в следующем. Для того, чтобы избавиться от стресса, существует вполне устойчивая практика, например, создание региональных или федеральных центров, в которых можно было бы сдавать ЕГЭ по несколько раз в год, повышая, понижая балл, выбирая лучший результат.

— Вы хотите сказать, что чем чаще люди будут сдавать экзамены, проверять свои знания, тем меньше будет стресс? Для них это станет, скажем так, рутиной и частью обучающего процесса.

— Если вернут ситуацию, когда нужно каждый год сдавать экзамены, постепенно, в течение всех лет обучения в школе увеличивать число экзаменов, то, безусловно, это будет снижать стресс. Но сегодняшняя ситуация приведёт к тому, что стресс уйдёт из зоны школы и переместится в зону вузов.

Убирая единый государственный экзамен, мы получаем двухфазную ситуацию:

  1. аттестация в школе,
  2. поступление в вуз.

Изначальная инициатива была направлена на то, чтобы оставить ЕГЭ по желанию. Если его вообще отменят, то существенным образом снизится уровень конкуренции в столичных вузах. Ведь основная причина, по которой ребята из регионов стали приезжать в столичные вузы, — это гарантия поступления по ЕГЭ.

Когда ты сдал аттестационный экзамен в школе, а дальше ты должен ехать, тратить деньги, время, своё, родителей, причём с неизвестным результатом, большинство людей в итоге выбирает поступление в региональный вуз:

Но сам факт поступления в вуз как был стрессовым в советское время, до введения ЕГЭ, таким и останется. Вопрос заключается в том, что если мы планомерно приучаем детей к сдаче экзамена регулярными экзаменационными испытаниями в школе, им останется только переместиться в другую сферу, и стресс, безусловно, будет ниже.

Нужно ли перестраивать школьную программу

— Если всё-таки отменят ЕГЭ и вернут экзамены, надо ли, на ваш взгляд, вообще переформатировать всю школьную программу, которая, особенно в старших классах, была заточена под сдачу экзаменов ЕГЭ?

— Повторю: с моей точки зрения, сама школьная программа если и нуждается в переработке, то это не потому, что нам нужно отменять или реформировать ЕГЭ, а потому, что у нас произошёл перекос в пользу гуманитарных предметов и на данный момент у нас катастрофический дефицит абитуриентов, просто сдающих физику. То есть для того, чтобы люди начали поступать, нужно, чтобы они сдали физику. Если они не сдают физику, то число людей, готовых поступать на инженерное отделение, меньше, чем возможно, а из них нужно ещё выбрать тех людей, которые готовы обучиться на инженера.

Почему в советское время требовали сдачи экзаменов по всем предметам? Потому что считалось, и это ещё одна очень важная вещь, что человек должен иметь полную картину мира и, соответственно, иметь возможность выбирать. Ты действительно можешь не быть отличником по химии или по биологии, но у тебя хорошо идут математика и физика. Были примеры, в том числе среди старшего поколения, когда люди в последний момент меняли своё решение и поступали в другой вуз на другую специальность и были вполне счастливы в этой сфере, потому что они были готовы к смене выбора.

Преподавание в школе было заточено на средний уровень, то есть задача была в том, чтобы вытянуть низы, чтобы троечников и двоечников, которые принципиально не хотят учиться, те самые 10%, было минимальное количество. Ещё 10% — это лидеры, которые учатся только на "отлично". Но оставшиеся 80% должны быть хорошистами.

На сегодняшний момент основная задача — максимально вытянуть лидеров, что происходит с остальными — не важно, и они, естественно, постепенно скатываются на уровень "троек".

Именно поэтому происходит жёсткая дифференциация и профессионализация школы. То есть человек выбирает класс — всё, дальше ему гораздо сложнее перепрыгивать из направления в направление. Очень малое количество людей оказываются готовы к тому, чтобы хорошо подготовиться как по гуманитарной, так по естественнонаучной, по технической части, и происходит это именно потому, что специфика школы сегодня совершенно другая. И именно потому это тоже одна из форм стресса: человек готовится, а выбор у него всё сужается и сужается именно в связи с этой профессионализацией. Он должен выдержать конкурс среди тех людей, которые точно так же заточены на лидерство, а лидер всегда один, мест мало.

Быть ли школе узкопрофессиональной или становиться школой, формирующей общий кругозор, — это принципиальная позиция. И на данный момент вряд ли произойдут какие-то изменения, потому что под это заточена вся система образования и резко перестраивать её вряд ли кто-то будет.

Возможно, появятся какие-то отдельные классы для универсальной подготовки, но это опять будет, скорее всего, отдельное специализированное направление, потому что общая массовая история — именно в профессионализации, и это тоже отдельная форма стресса.

— Как вы считаете, надо ли вводить в старших классах дополнительные часы, на которых ученикам рассказывали бы о новых профессиях, подготавливали бы их к этим профессиям? Или это всё-таки прерогатива института и других высших учебных заведений?

— Это как раз-таки вопрос, касающийся математики, физики, химии, которые преподаются в школе на уровне, в лучшем случае, первой трети XX, а то и последней четверти XIX века. Между тем, во всех этих трёх областях произошли серьезные прорывы в XX веке.

— То есть, получается, мы не гибко реагируем на эти изменения?

— Нет, абсолютно. Единственная последняя реформа, которая была осуществлена, когда знания были подтянуты до того уровня, на котором они на данный момент имеются, — это реформа Келдыша в 70-х годах прошлого века, как в известной песенке "мучить больше стали нас почему-то, нынче в школе первый класс вроде института", которую пела известная певица.

— Вы хотите сказать, с 1970-х годов ничего не изменилось, никаких серьёзных реформ не было?

— Содержательно программа с тех пор практически не менялась. Квантовая физика, цифровой интеллект, Big Data... Безусловно, информатика у нас существенным образом нарастила количество часов, но это рассказ о том, как устроена сама наука, скорее приучение людей к кодингу, а это уже не общее образование. Это скорее СПО, техникум, эти навыки ребята могут получить, выйдя за пределы школы.

Есть значимая потребность как среди учёных, так и среди преподавателей вузов в том, чтобы уровень знаний у школьников повысился, чтобы знания, которые даёт школа, были актуальны для современной науки и техники.

— Кончено, мы должны выпускать, как минимум, подготовленные кадры, которые бы шли в ногу со временем. Пора бы учёному сообществу совместно с депутатами, которые сейчас выступили с инициативой об отмене ЕГЭ, объединиться и провести, может быть, серьёзную реформу образования? Потому что это всё полумеры: когда мы одно отменяем, другое возвращаем, не переформатируя всю структуру образования. И если мы на новые современные рельсы не поставим обучение наших детей, то, соответственно, мы будем отставать всё время и в развитии, и в профессиональном обучении.

— Безусловно, эта проблема есть. Во-первых, у нас, как вы знаете, только сейчас ввели требование, чтобы люди, поступающие в педагогические вузы, сдавали профильный экзамен, потому что зачастую люди, преподающие физику, физику как предмет не сдавали. И даже среди более-менее разбирающихся учителей нет людей, которые хорошо ориентируются в современных научных проблемах. Фактически нужна переподготовка.

На учителях сейчас очень большая нагрузка. А связано это с тем, как мы трактуем образование. Образование на данный момент трактуется как услуга. Соответственно, кто является поставщиком услуги? Поставщиком услуги являются учителя, и они находятся между молотом и наковальней, между администрацией, которая требует от них результатов, и родителями и учениками, которые требуют, чтобы им было комфортно и хорошо.

Но образование это не услуга. У нас есть так называемые четыре формы деятельности в рамках экономики:

  1. производство, то есть работа,
  2. продажа, то есть товар,
  3. ремонт, или услуга,
  4. утилизация.

Ремонт, то есть услуга... Мы же не можем сказать, что мы кого-то ремонтируем или починяем. Мы создаём знания в головах. Мы ничего не продаём. И, естественно, мы ничего не утилизируем. Соответственно, это работа, это совместная работа. Когда кто-то нанимает на работу человека, он же не спрашивает его: "А как тебе будет комфортно? А давай тебе бассейнчик сделаем?"

Смотрите видеоверсию интервью