Есть ли грань для адвоката в том, кого защищать на суде? Своими мыслями с "Правдой.ру" делится заслуженный юрист РФ Михаил Барщевский.
Читайте начало интервью:
Справятся ли присяжные с делами предпринимателей
Адвокат и госмашина: неравные роли
— Стали бы вы как адвокат защищать доцента Олега Соколова, убившего и расчленившего сожительницу?
— Очень болезненный вопрос, объясню почему. Адвокат должен защищать по любому делу. Если человек говорит: "я не виновен" — исходя из того, что тот невиновен. Если тот признается — адвокат пытается гуманизировать наказание.
Когда я сам был адвокатом и имел неплохие результаты, я для себя решил, что не буду заниматься убийствами и изнасилованиями, чтобы случайно не вывести на свободу реального подонка. Ведь что было — я никогда не буду знать. Мне говорят: я не виновен — я защищаю. Поэтому за Соколова я бы не взялся.
— А по случайному причинению смерти, как у Ефремова?
— Это легко. Тяжкие телесные, повлекшие смерть.
— А если человек субъективно неприятен изначально?
— По уголовным делам человек был изначально неприятен. Но здесь подход как у врача: я вначале вылечу, а потом решу, дружить ли с ним. По гражданским делам некоторые стали приятелями, даже друзьями. По уголовным никто, это в массе своей были не моего темперамента, хотя были приятные люди, попавшиеся "по дури" или необоснованно привлеченные к уголовной ответственности.
— А вот Адольф Гитлер своими руками мало кого убил, может, если только в Первую мировую из винтовки, но и холокост, и прочее приписывают ему. Таких людей можно защищать? Лично они не убивали, но приказы выполняли они.
— Если отвлекаясь от лично Гитлера, я бы защищать не стал по другим соображениям. Среди моих клиентов были очень громкие люди. Адвокат — не судья, он выполняет узкую функцию. Когда перед врачом оказывается преступник, он вначале должен его вылечить, а потом преступника привлекут к уголовной ответственности. Сколько раз бывали такие случаи в Советском Союзе, когда ловили преступников, убийц, насильников, их лечили, вылечивали, а потом суд приговаривал к расстрелу. У каждого своя работа. Проблем нет, просто вы назвали очень одиозную фигуру.
— Ну вот как пример, чтобы обострить ситуацию.
— Это по-человечески даже интересно: о чем сам этот человек думает, за счет чего он мог стать таким мерзавцем. Он же себя считает правым. В чем же его правда? Я люблю бывать не правым в споре, за счет этого я узнаю что-то новое. Защищать на себя не похожих людей — это по-человечески интересно, ты что-то новое узнаешь. Не в плане воспринимаешь и становишься таким же, а в плане начинаешь лучше понимать. Мне непонятно, откуда берутся такие как Гитлер.
Давайте приведу другой пример. Я бы, возможно, стал защищать Берию и Абакумова….
— Хотя бы доктора Менгеле…
— Нет, Берию и Абакумова. Они совершили жуткие преступления, но выполняли приказ. А защищать Сталина я бы не стал — он приказы отдавал. Хотя мне интересно, о чем он думал, уничтожая собственную интеллигенцию. Только жажда личной власти — это чересчур примитивно. Значит, было то, чего мы так и не поняли. Вообще профессия адвоката — это группа риска не меньшая, чем журналисты, и очень тяжелая.
— Футбольные судьи по статистике тоже… А вот если брать ситуацию с отрезанной головой у французского учителя истории, тут вы кого бы защищали? Ведь убийца застрелен тоже.
— Я понимаю психологию обоих. Она мне у обоих не близка. Учитель за свободу слова. Он не считает религиозные догмы чем-то неприкосновенным. Над этим можно смеяться, потому что того, кто истинно верит, это никак не заденет. Над моими идеями тоже можно смеяться — я максимум посчитаю вас дураком.
И вот психология религиозного фанатика мне тоже понятна. Есть вот это, это вообще никто не смеет ни обсуждать, ни трогать. Я в это верю — значит, это правда, а правду трогать нельзя. Убивать за идеи абсолютно недопустимо, но и шутить с убеждениями надо тоже осторожно. Ислам — молодая религия. Попробовал бы кто у католиков в период инквизиции над Христом посмеяться.
— Луденские бесы чего стоили. Там тоже незаслуженно человека сожгли.
— А проверка — ведьма, не ведьма? Утонет — значит, не ведьма.
— Было же произведение Дюма, которое сожгли, потому что Ришелье был против. Там была политика все-таки замешана в религии.
— Но с моей-то точки зрения, религия — это и есть политика. Религия занимается своей политикой — это первое, а второе — религия всегда была инструментом в руках политиков. Это просто один из инструментов в руках политиков. Для меня это абсолютно очевидно. Я не скрываю того, что я атеист, я очень люблю изучать разные вещи, касающиеся разных конфессий, просто культурологически, но я атеист, и я вообще не понимаю такого всплеска религиозности в XXI веке.
Но у меня есть какие-то взгляды, убеждения, у меня много верующих друзей. Я понимаю, что мировые религии создали современную культуру. Понимаете, без религии, без веры, без вот этого всего мы бы жили в совершенно другом мире.
Беседовал Игорь Буккер
К публикации подготовил Михаил Закурдаев