Откуда берутся мошенники и преступники и почему важно просить о помощи, рассказала ведущей "Правды.ру" Маргарите Кичеровой психолог Светлана Шарко.
Читайте начало интервью:
— Светлана, на какой почве из обычных детей вырастают патологические лгуны, профессиональные мошенники?
— На почве насилия. Ты научишься лгать, если живешь в ситуации, когда ложь — лучший выход. То есть если ты не будешь лгать, тебе будет тяжело. Я не говорю сейчас о профессионалах. Мне кажется, что профессиональные мошенники — это отдельная каста, которая, всегда была, есть и будет, как и другие преступники.
— Иначе бы не было графа Калиостро.
— Граф Калиостро все-таки фигура более романтичная, чем мошенники. В любом случае это привычка, детская защита "когда я лгу, мне легче".
— Это у детей такой мир фантазии или это их способ выживания?
— Это не совсем фантазия, скорее психологический щит. Бывает проще солгать, и тогда все хорошо и спокойно.
Ребенок обнаруживает, что ложь работает, привыкает к этому, а дальше ситуация усугубляется.
Если говорить о ранних дезадаптивных схемах и взять схему зависимых людей, то мы увидим: люди зависимые много лгут, потому что так проще. Им страшно. Девушку спрашивают: "Почему ты не сделала это?" — "Потому что болела" — "А почему это не сделала?" — "Ребенок болел", "Старушку через дорогу переводила". То есть человек как будто боится наказания, отвержения, а когда солгал, то вроде все и обошлось.
— Профессиональные мошенники не боятся ни наказания, ни отвержения. Они так живут.
— Да. Их ложь — это не детская защита. Это мастера манипуляций, мастера использования человеческих слабостей в собственных целях.
— У них же есть свои слабости. Например, при попытке солгать у любого человека в кровь выбрасывается адреналин. Не становятся ли они зависимыми от этого азарта? Почему они постоянно обманывают? Они же могут устроиться на работу.
— Вне сомнения, у них есть такое: довольно трудно выбраться из того, что стало твоим выбором. Почему преступники остаются преступниками? Потому что попадают в ситуацию, в которой возможно жить только таким способом. Таким людям нужно не только наказание, но и реабилитация. Я сейчас прохожу международную сертификацию в схемотерапии, и там очень много работаю с голландцами. Так вот у них в тюрьмах, кроме наказания, есть обязательная реабилитация. С преступниками работают прекрасные психотерапевты, авторы книг. Это помогает. Наказать можно, но человек через какое-то время вернется в социум, и снова сделает то же самое.
— У нас есть детский психолог, школьный психолог. Я надеюсь, что когда-нибудь у нас будет специальность "тюремный психолог". Возможно, это выход для нации. Для уменьшения количества преступлений, для очистки совести.
— Надеюсь, что да, потому что в Европе этого все больше. Тюремные психологи работают:
Нации много чего нужно, в том числе образование, но психологическое образование и работа с людьми — это необыкновенно важно. Если говорить об исправлении преступников, то наказание не исправляет. Исправляет наказание плюс еще что-то. Граф Калиостро в фильме "Формула любви" получил прекрасный опыт, когда увидел любовь.
— Он хотел любви. Получается, преступник где-то глубоко внутри желает любви?
— Я в это верю. Не работала никогда с преступниками и не планирую, но мои учителя работали. Например, мой учитель по работе с травмой Мэрилин Мюррей, необыкновенная женщина, американка с немецкими корнями из России. У нее был собственный травматичный опыт насилия, она нашла в себе силы потом работать с насильниками в тюрьме. Она разрабатывала свой метод терапии. Я плакала, когда слушала ее: то, что рассказывали на терапии эти ужасные мужчины о том, как они росли, просто непередаваемо.
У нас очень много наказаний и очень мало милосердия. Я не к тому, что надо жалеть преступников, боже упаси. Наказание должно быть за проступки, тем более за преступления против личности, но надо идти глубже, если мы хотим добиться пользы.
— Получается, каждый преступник когда-то был жертвой. А как они выбирают свои жертвы, уже став преступниками? Они ведь не к каждому подходят.
— Есть понятие виктимности, когда преступники чувствуют, что человек не может себя защитить. Ведь сначала мошенники с будущей жертвой разговаривают, они открыты, теплы, они видят беззащитность или уязвимость у человека. Они понимают это на уровне шестого чувства. Есть специалисты, которые учат:
— Светлана, в фильме все закончилось благополучно, но все-таки графа разоблачили, юный помещик Алексей вызвал его на дуэль. Но как вести себя в реальности, когда разоблачаешь лжеца? Потому что с его стороны иногда идет шквал агрессии. Как этому противостоять, потому что обычный человек может быть ошарашен таким напором?
— Здесь нужно бесстрашие, которого у нас довольно мало. Бывают разные виды агрессии. Иногда у нас есть способы справиться: например, "бей — беги — замри". Если агрессия очень велика и мы ощущаем, что не справляемся, то ничего не надо доказывать: если человек опасен, нужно уйти. Можно попросить других людей о помощи.
— Мы не привыкли просить о помощи. У нас поколение героев. Как научиться просить и не думать, что стыдно проявлять слабость?
— Просить — это значит признать, что есть моменты, в которых мы бессильны. Поколению героев это трудно. Признаться, что мне нужны другие, что я не справляюсь, — это естественно. Я могу ошибаться, и это нормально. Да, меня могут обмануть мошенники.
Это значит, что я не идеальна, но достаточно хороша, и мир не идеален, но достаточно хорош, в нем случается то, что случается, и, если мне трудно, я могу попросить о помощи.
Если мы принимаем эту модель, то мы опять находим маму и папу, условно говоря. Все корни в семье:
Если человек ценный просто так, а не потому, что он что-то делает, то когда мошенник говорит ему: "Купите. Это очень важно", — человек говорит: "Мне не надо". Он может сказать: "Мне кажется, вы меня хотите обмануть", — а графу Калиостро он может сказать, что тот мошенник.
Беседовала Маргарита Кичерова
К публикации подготовила Марина Севастьянова