Главный редактор "Правды.ру" Инна Новикова узнала от главного редактора журнала "Национальная оборона", военного эксперта Игоря Коротченко, почему абсурдно сравнивать дело о госизмене Ивана Сафронова с делом его тезки и коллеги Голунова.
— Бывший журналист "Коммерсанта", а сейчас советник главы Роскосмоса Иван Сафронов обвиняется в госизмене. Продавал ли он тайны, кто с ним сотрудничал, либо идет речь о публикациях? Что вы знаете об этом деле как военный эксперт, как человек, который занимается безопасностью государства?
— Сразу хочу подчеркнуть, не берусь судить о виновности либо невиновности Ивана Сафронова. Это решит суд в состязательном процессе, где сторона обвинения представит свои аргументы и на них даст свою точку зрения сторона защиты. После чего и будет вынесен вердикт. Может ли журналист, пишущий на военные темы, быть интересен для иностранных спецслужб? Во-первых, из заявлений адвокатов Ивана Сафронова мы знаем, что ему инкриминируют сотрудничество со службой внешней разведки Чехии. Как утверждает ФСБ, за спецслужбой Чехии стоит Центральное разведывательное управление США, куда и попадала информация, которую он передавал чехам.
Как и по делу Ивана Голунова, мы наблюдаем сегодня кампанию, когда либеральные журналисты ряда изданий, а также оппозиционные активисты выходят на Лубянку, где провозглашают, что Иван Сафронов — хороший парень, мы его знаем давно, поэтому сама мысль о том, что он мог сотрудничать с одной из западных спецслужб абсурдна и не подтверждена ничем.
С другой стороны, из заявлений адвокатов Сафронова мы знаем, что в деле присутствует уже 7 томов. О чем это говорит? О том, что Сафронов находился в оперативной разработке ФСБ как минимум несколько лет. Как в таком случае обычно осуществляется деятельность ФСБ? Первичная информация, первичный сигнал о том, что такой-то такой-то гражданин может быть связан с иностранной разведкой, либо с ней связан и поддерживает определенные отношения. Такая информация может поступить из разных источников, например, от какой-то нашей агентуры на Западе, либо, допустим, работала бригада наружного наблюдения и зафиксировала контакт какого-то гражданина с установленным дипломатом-разведчиком какого-то посольства, либо прослушивались какие-то телефонные линии связи, либо мессенджеры. Соответственно, осуществляется проверка данной информации.
Если есть основания для подозрений, заводится так называемое дело оперативной разработки на конкретного человека, в рамках которой проводится оперативно-технические и иные мероприятия, связанные с документированием деятельности гражданина и его контактов, устанавливается круг общения, сферы интересов и, разумеется, характер информации, которую данный человек может получить через свои контакты и передать дальше.
Семь томов говорят о том, минимум два, может быть, три-четыре года в отношении Сафронова проводились соответствующие мероприятия. Была санкция суда на его прослушку, на проведение иных мероприятий оперативно-технического характера, которые на момент его задержания были признаны достаточными с точки зрения того, что улики, которые там присутствует, процессуально закреплены.
Насколько я понимаю, когда наши либеральные коллеги говорят о том, что это дело Голунова, не могу с этим согласиться. Если можно подбросить журналисту наркотики, то государственную тайну журналисту не подбросишь, если это не подкреплено оперативными материалами, прослушкой, видеофиксацией, фактами контактов и передачи информации. Самое главное, денежное вознаграждение за подобного рода деятельность. Вот чем отличаются эти два дела.
Поэтому сегодняшний ажиотаж, я считаю, не совсем правомерен. Понятно, что существует понятие цеховой солидарности. Корпоративная либеральная журналистская и политическая тусовка очень активна и сплочена практически по всем делам, которые затрагивают интересы конкретных людей, персонажей этой тусовки. Мы помним дело "Гоголь-центра", как была сплочена либеральная журналистская общественность, журналисты либеральных изданий. Помним дело Голунова. Хорошо, что тогда был общественный резонанс, потому что человек был обвинен напрасно и сейчас как бы идут уже дела в отношении тех, кто сфабриковал дело и подбросил ему наркотики.
Появилась информация о том, что по двум эпизодам передачи Сафроновым информации чешкой стороне, признана передача государственной тайны Российской Федерации представителю спецслужбы иностранного государства. Все говорю со слов адвокатов. Рассчитываем, что следствие будет проведено объективно, а суд вынесет вердикт.
Может ли журналист получать информацию, которая относится к грифу секретности? Могу сказать, что журналисты не имеют доступ к секретам. Но те, кто пишет
всегда работает в пограничной зоне. Здесь есть очень чувствительные моменты.
Любой профессионал (у нас где-то порядка десяти известных российских военных журналистов) уже сам в силу своей профессиональной компетенции понимает, что об этом можно писать, а об этом лучше не надо.
Когда журналист выезжает на выставки вооружения, а Сафронов выезжал на выставки вооружений, тесно общаются с российской делегацией, с представителями предприятий оборонно-промышленного комплекса, посещают и разговаривают с какими-то высокопоставленными носителями секретов, он вольно или невольно, целенаправленно или случайно, но накапливает объем информации, который носит уже характер, относящийся к государственной тайне. Так происходит всегда. И любой человек, работающий в этой сфере, прекрасно понимает, ту грань переходить, которую не следует, это опасно и будет предательски в отношении своей собственной страны.
Сейчас, когда начнется следствие, несмотря на присвоение грифа "секретно", будут какие-то утечки. Моя личная точка зрения, что Сафронов был осведомлен о ряде вопросов в сфере оборонно-промышленного комплекса, экспорта российского оружия за рубеж, которые можно определить как секретную информацию. Делился ли он или нет и в какой форме, получал ли за это деньги или нет, была ли какая-то иная форма вознаграждения его услуг, не берусь здесь судить. Ждем результатов начавшегося следствия.
Беседовала Инна Новикова
К публикации подготовил Игорь Буккер