В прямом эфире видеостудии Pravda.Ru бывший французский военный, офицер-резервист Рональд Зонка рассказал, что во время службы анализировал планы Варшавского блока. И, в сущности, именно тогда начались размышления, приведшие его в Симферополь. Он вырос в доме, построенном его предком, сражавшимся при Альме во время высадки англо-французского десанта для взятия Севастополя.
Постепенно Крым превратился в постоянную мысль. Через некоторое время после выхода в отставку Рональд поехал в Россию и влюбился в крымчанку из Чувашии, и остался в Крыму. Он подготовил Православный гражданский проект "Дорога Святого Владимира". Это специальная пешеходная тропа, которая будет проложена от Керчи до античного Херсонеса в пригороде Севастополя. Каждому путнику выдадут аудиогид, план маршрута и маячок для подачи сигнала SOS.
Пешая тропа будет рассчитана таким образом, чтобы на расстоянии одного дневного перехода всегда находился привал для паломников, построенный по унитарному образцу "столовая-дортуар-часовня". Этакий мотель с экологическим и религиозным прононсом. Модули из древесины и высокотехнологичных материалов уже разработаны, проект утвержден, поддержка местными спонсорами оказана.
Проект "Дорога Святого Владимира" поддерживает исторический музей Херсонеса. Такой проект, уверен его автор, создаст не просто мощный центр притяжения, но и станет наглядным пособием для ознакомления жителей страны со своим культурным и историческим наследием, лучшего понимания глубинных корней православия, которое пошло на Русь именно из Херсонеса.
— Как вы оказались в России и почему обосновались в Крыму?
— Многие вещи привели меня в Россию, в том числе и армия. Я офицер запаса, прошел действительную военную службу. При генштабе мне приходилось заниматься аналитической работой, готовить много отчетов по деятельности стран Варшавского договора. В тот период и возник мой интерес к России.
Из профессионального он постепенно перерастал в личный, что казалось даже несколько странным для моих коллег. Ну, а Крым, знаете, превратился в настоящую навязчивую идею. Например, когда я служил в армии, у меня был танк с надписью "Балаклава". Удивительно, правда? Почему Балаклава? Я родом из Гренобля, высокогорного региона Франции. Вырос в доме, построенном одним из моих прапрадедушек, который некогда участвовал во франко-английской кампании в Крыму.
Наконец, все эти совпадения подтолкнули меня к мысли отправиться в Крым, посмотреть, что это такое. И там я был поражен красотой крымской земли. Такое ощущение, что ты находишься в районе Валенса: горы, которые прямо падают в море, высокие скалы. Я полюбил эти места. А еще я там встретил свою будущую жену. И потом я подумал: почему бы нет? Вот так. Это было мое личное решение — остаться там.
Сейчас у меня квартира в Симферополе, где я живу с очаровательной супругой и великолепным сыном шести лет отроду. Здесь же, в Симферополе, проживают родители жены. Шурин Максим, с которым у нас очень хорошие отношения, живет рядом, в Севастополе. Поэтому я в таком треугольнике — постоянно занимаюсь навигацией.
Мне нравятся выступления господ депутатов, которые желают сделать так, чтобы Крым стал известен. Но все-таки это политики. А я живу, окруженный народом, и пусть мой русский язык не как у Пушкина, но тем не менее, у меня есть контакт с людьми. Я хожу на базар, на рынок.
Когда французские инвесторы хотели вложить свои капиталы в местный бизнес, мне пришлось участвовать в разработке фармакологического и других проектов. В общем, я вращался во многих слоях общества здесь и узнал людей, от студентов до бабушек. И отсюда мой контакт с населением и чувство эмоциональной близости к этим людям. Я уже вжился здесь и даже написал немало статей о Крыме.
— Ваша супруга из Крыма. Это как-то облегчает вам ассимиляцию?
— Ее привезли в Крым, когда ей было пять лет, но, вообще-то, она чувашка. У меня сын немножечко понимает французский язык, великолепно говорит по-русски и чуть-чуть по-чувашски. Ну и, естественно, в обиходе у нас английский еще. Я много говорю со своей супругой по-английски, немного по-русски.
Но, как сказал один из моих друзей, это язык любви, мы понимаем друг друга. Знаете, языковой барьер, скорее, просто некая навязчивая идея. Я же не переводчик. Есть вещи, которые хорошо понятны обоим, и это не требует какого-то глубокого лингвистического знания.
— Как живется в Симферополе? Я говорю про материальную сторону вопроса. Не о том, сколько вы зарабатываете, но удается ли как-то добиться взаимопонимания с окружающими? Как вы относитесь, например, к крымским ЖКУ? Вы упомянули, что бываете на базаре, рынке, но ведь еще есть ваша офисная жизнь...
— Когда вы француз, к вам относятся с симпатией и люди всегда благожелательно настроены. Я, допустим, прихожу в бар, в кафе, кто-нибудь садится рядом, быстро понимает, что я не совсем русский, сталкивался с французским контекстом, и вот это создает эмоциональную почву, человек начинает со мной разговаривать.
Семьдесят процентов информации передается невербальным путем — вот так я устанавливаю контакт, так начинается разговор. Порой достаточно улыбки, и нужна, конечно, откровенность. Но у меня такой джокер, с точки зрения материального положения, — моя супруга. Я никогда, к примеру, в администрации сам не беседую, жена идет туда, а я ее сопровождаю. У меня всегда моя переводчица при мне, очень хорошо все происходит.
— Ваша супруга дома сидит или работает?
— Дома сидит, она не работает. И великолепно занимается нашим сыном. Это замечательная мама. Вообще, просто удивительны то внимание и та забота, с которой русские женщины относятся к своим детям. Прямо потрясает меня это. У меня две дочери во Франции — 21 и 17 лет, у меня был французский опыт семейной жизни и теперь русской жизни. И вы знаете, я вижу разницу в поведении. Вот то внимание, которое уделяется ребенку. Как женщины любят своих детей — удивительно, на всех детей хватает им чувств.
— Русские женщины очень отличаются от французских? Что, они буквально ходят за своим мужем и удовлетворяют все его желания?
— Давайте говорить откровенно, как солдат с солдатом. Я русских женщин неплохо знаю: они все-таки ужасно упрямы. Если они чего-то желают, сэкономьте себе время, сделайте, как они хотят. Ну, это просто русские женщины, они русские — и все. Вечный экстрим. Причем от одного конца к другому - то плачет, то смеется. Если вы хотите сильных эмоций, идите к русским женщинам. Радость, праздник, пять минут — и настроение меняется.
В общем, это Россия. Это женщины, которые не любят подчиняться. Надо понимать, что СССР, конечно, во многом виноват, но все-таки СССР сделал так, что эмансипация в России состоялась. Потому что женщины теперь имеют такую же работу, как и мужчины в России. Удивительно просто, что у женщин такой же статус, как и у мужчин, чего нет, кстати, во Франции.
— На Западе распространено мнение, что русские очень много пьют. Это действительно так, по-вашему?
— Я не люблю говорить, что такое русские вообще. Русских вообще не бывает. Есть конкретно русские. Статистика врет. У меня есть личный опыт. Еще когда я рос во Франции ребенком, моя мама владела небольшой гостиницей. И там было такое потребление алкоголя по субботам и воскресеньям, что русские, в сравнении, — просто маленькие дети.
Русские, может, и пьяницы, но не алкоголики. Французы скорее в алкогольную схему вписываются: они постоянно пьют, каждый день понемногу, но стабильно. Каждые несколько часов у них алкоголь поступает в кровь. А вот русские пьют раз в неделю, но по-настоящему. Не полстакана, а бутылку приговорить — и все.
В каждой стране есть, конечно, больные люди. Потому что алкоголизм — это же болезнь. И есть люди, помешанные на алкоголе. И люди, которые в девять часов утра напиваются водкой. Вы знаете, я со спортсменами достаточно часто сталкивался. Я помню, что видел людей, которые с утра, так сказать, начинали со стакана пива, несмотря на то что спортсмены.
Может быть, кто-то там предложил водку в девять часов утра, но вы знаете скорее все-таки это преувеличение, это не общезаведенная схема в России. Я вот теперь тоже в России, и я люблю немножечко закуски, водку, сок какой-нибудь фруктовый. Но это все-таки греет душу, согласитесь, это позволяет жить.
— У вас есть проект, который называется "Дорога Святого Владимира". Расскажите, пожалуйста, об этом.
— Это очень серьезный проект. Он является воспоминанием из моего прошлого, из эпохи моей матери. Вы знаете, когда вам приятно находиться у кого-то, то хочется выразить какую-то благодарность за прием. Так вот, русские настолько хорошо меня встретили, приютили меня, стали моими друзьями!
И для меня Россия — это страна, которая опирается на культуру, культурные ценности, на историю и на религию, в том числе православную. Так что, благодаря специалистам из Франции, настоящим специалистам в области туризма, я создал проект такого опытного туризма.
Это не обычный туризм, когда едут в гостиницу и идут на пляж, но надо при помощи своего опыта найти маршрут. Это очень похоже на то, что у нас во Франции называется "Дорога в Компостель" — такое местечко, дорога паломников. Мы будем делать по-русски: более серьезный маршрут и более технологичный, чем эта дорога паломников, ведущая из Франции в Испанию.
Речь идет о создании пути, который пройдет по побережью Крыма и позволит развиваться микроэкономике, потому что требуется достаточно много людей, которые могут заниматься этим проектом и обслуживать туристов. Нашим паломникам предстоит отправиться из Керчи до Херсонеса — места крещения Святого Владимира, русского Хлодвига.
Хлодвиг крестил Францию в 500 году, это очень интересная параллель. Почему Керчь? Я очень люблю проект Керченского моста. Для меня это связь между прошлым и будущим России. Понимаете, получается такая тонкая нить. В нем как бы олицетворяется весь интерес, который Россия проявляет к Крыму, и мы увидим его осуществленным в этом мосту.
Я очень хочу проехаться потом по всей дороге до Санкт-Петербурга, доехать до Золотого кольца. Возвращаясь к моей дороге паломников очень схематически: она будет открыта и патриотам, и православным. Не обязательно, чтобы у нас только кадила были и сабли, ведь россияне не только военные патриоты - просто люди.
Но необходимо помнить, что меч России необходим, потому что на нее постоянно нападают, начиная с момента ее становления как государства. Вспомните рыцарей Тевтонского ордена, монголов. И сейчас есть постоянная опасность на границах. А без религии Россия попросту немыслима.
Культура здесь является отражением души народа, и православная религия — зеркало этого отражения. Русские себя определяют религией, через религию узнают друг друга. Я был под большим впечатлением от документа, который не так давно мне передали. Это социальная доктрина Московской патриархии.
Когда сравниваешь его с тем, который Конференция французских епископов произвела на свет Божий, видишь две разных Церкви. Русская Церковь, которая заякорена в своем народе, и французские епископы, живущие как будто в другие века — в полном отрыве, страшно далеки они от народа.
Так что эта доктрина — очень красивое описание, видение нации. Мне кажется, Московская патриархия смогла правильно определить, кем морально и кем вообще является русский как таковой.
Беседовал Александр Артамонов
К публикации подготовил Юрий Кондратьев