В видеостудии Pravda.Ru побывал бывший политзаключенный Дмитрий Соин, сбежавший из тюрьмы СБУ. Он рассказал корреспонденту Pravda.Ru о катастрофической ситуации в целом на Украине и в частности в Одессе, преследовании людей, которые неугодны режиму, спецслужбами, а также поделился неизвестными подробностями трагедии в одесском Доме профсоюзов.
— Дмитрий Юрьевич Соин — очень интересный, совершенно легендарный человек, наш Джеймс Бонд, приднестровский, украинский и российский политик, который сбежал из тюрьмы Службы безопасности Украины. Дмитрий, кто ты в первую очередь, как ты себя сам идентифицируешь?
— Прежде всего, я — гражданин России и человек, который много лет посвятил реализации крупных политических проектов в Приднестровье. Я продолжаю оставаться депутатом Верховного совета Приднестровской Молдавской Республики. Но, к сожалению, в силу политических обстоятельств, я даже не могу попасть в Приднестровье, потому что на сегодняшний момент для меня закрыта и Молдавия, и Украина. Поэтому мне приходится выполнять свои депутатские обязанности, находясь за пределами республики.
Много лет я посвятил вузовской деятельности, собственно говоря, заведовал кафедрой социологии, кандидат социологических наук. Такая была биография насыщенная, плюс, конечно, руководил долгое время управлением защиты Конституции приднестровских спецслужб.
— А ты как представляешься, когда с девушками знакомишься — как Джеймс Бонд, Соин, Дмитрий Соин?
— Нет, глядя на меня, когда я появляюсь в очках, в близком к ботаническому образе, трудно представить, что я имею с Джеймсом Бондом что-то общее. Я никогда себя не выпячиваю, нет в этом никакого смысла, потому что, на самом деле, мы сейчас пришли в эпоху, когда идет сражение умов, битва информационных технологий, различных психотехник, а размахивание оружием — это уже пережиток прошлого, неуместная, бесполезная бравада…
— Но как ты из тюрьмы-то бежал? Говорят, отстреливался, по крышам убегал. Правда это?
— Нет, слава Богу, обошлось без отстреливаний. Меня задержали украинцы 23 августа. 25 августа они меня арестовали по запросу Молдавии. Формальных поводов для моего ареста на Украине не было, но воспользовались запросом Молдавии. Я тогда жил в Одессе. Поехал в Москву, к своей дочери, а когда возвращался отсюда, на обратном пути группа захвата прямо на вокзале в Киеве меня задержала. Речь шла о возможной экстрадиции в Молдавию, но на этапе в процесс вмешались МИД России, депутаты Госдумы, и началась процедура подготовки меня к обмену.
— Тебя хотели обменять на 14 шпионов СБУ?
— Нет, меня хотели обменять на десять бойцов батальона "Донбасс" и четырех волонтеров, то есть 14 человек должно было быть с той стороны.
— Хорошая сделка!
— Хорошая сделка, да. Она как-то уже начала срастаться, но в какой-то момент, когда меня уже вывезли из Киева в Харьков, возникла ситуация, при которой я смог совершить побег. Меня поместили на спецпост в Харьковскую больницу. Это тюремная камера внутри гражданской больницы.
— А ты специально так сделал — симулировал болезнь? Ведь смертельно больной человек... Его везут в больницу, он содержится под охраной. И вдруг он бежит оттуда, перелезает всякие заборы, перебирается через границу…
— Ну, мысли абсолютно правильные, потому что, конечно, с момента попадания в тюрьму, я сразу начал прорабатывать вариант побега.
Вот как можно сбежать из тюрьмы? Естественно, как социолог, я понимал, что единственный вариант побега из нормальной, качественной тюрьмы — только через больницы. Причем именно на Украине есть очень интересная традиция. Там в среднем раз в два-три месяца какой-то заключенный бежит из больницы. Именно те, кто попадает туда из СИЗО или из тюрьмы. Они бегут через больницу, потому что там у тебя всего двое конвойных и гораздо проще это сделать. Тем более, в моей ситуации они стали менять друг друга, и со мной оставался вообще один человек. А человек — он же живой, ему нужно отойти по разным нуждам — поесть, попить, куда-то еще…
— Он с той стороны решетки, а ты с этой?
— Конечно. Запиралась решетка, и там где петли, был большой зазор у этой решетки. Я посмотрел, изучил засовную систему и понял, как сделать, чтобы язычок засова вышел. Простейшая манипуляция. Я добился преимущества, мог сам себя открывать и закрывать. Потому что если бы я сразу отжал дверь, но она могла бы не открыться в следующий раз, мне бы пришлось мгновенно пытаться бежать.
Здесь, мне кажется, залог успеха был в том, что у меня был маневр — я сам мог выбрать, когда попробовать побежать. Я выбрал тот момент, там был один парень, который увлекался интернетом (поэтому я предупреждаю всех зрителей Правды.Ру: не увлекайтесь интернетом чрезмерно), он спускался в буфет посидеть с Wi-Fi — единственное место, где был Wi-Fi в этой больнице. Поэтому он меня оставлял на 40-50 минут. Этого было достаточно, чтобы я перекрестился, прочел "Отче наш" и пошел.
— А правда, что ты уже до этого бежал из тюрьмы?
— Правда. Я не знаю, много ли людей, у которых два побега на счету…
— Конечно, Джеймс Бонд, мы все знаем, что он всегда бежит из тюрем…
— Да нет, не смущай меня, никакой не Джеймс Бонд. 91-й год, референдум за сохранение СССР, я во главе спецгруппы рабочих отрядов Приднестровья еду оказывать помощь Интерфронту в Кишинев. Это были революционные времена. Мы попали в толпу националистов и были легко разоблачены, с нами заговорили на молдавском языке, который мы не знали, и произошло жуткое побоище. Представь, что стоишь в толпе человек в двести — со всех сторон град ударов. Слава Богу, что все одновременно дотянуться до тебя не могут. На самом деле, мы бы ушли, но еще и кишиневская милиция была на стороне националистов.
На меня одели наручники, затащили в подсобку, избивали, причем со словами, как в кино: "русская свинья" и т.д. Собственно, благодаря этому в итоге я и сбежал. Я был настолько избит, что меня повезли опять же в больницу сделать снимок головы. И я обратил внимание, что из четверых конвоиров двое вышли покурить, двое отвлеклись с медсестрами. Пока ждали результаты снимка, я ушел через подвалы, через заборы и вернулся в Тирасполь. Потом лежал в военном госпитале 14-й армии. Месяц там приходил в себя. Поэтому это был уже второй побег. У меня даже на карточке в украинской тюрьме была полоса "Склонен к побегу".
На самом деле, не дай Бог никому таких приключений, потому что психологически очень тяжело себя ощущать, когда закрываются за спиной тюремные двери, и ты понимаешь, что вопрос — политический. То есть его не могут решить ни адвокаты, ни здравый смысл, никто. В моей ситуации были моменты, когда занимались делом сразу пять адвокатов, в том числе те, кто решал вопросы с силовыми структурами, даже коррупционным путем. Но так как мое дело было политическое, на контроле, ничего не получалось.
— Ты был в Одессе во время трагедии в Доме профсоюзов?
— Да, это все было, по сути, на моих глазах — как происходили эти события, подготовка к ним, последствия этих событий. На самом деле, это был своеобразный Сталинград, политическая жизнь в Одессе разделилась на два этапа: до 2 мая и после 2 мая. Последствия этого поражения, которое было нанесено, условно говоря, пророссийским силам, до сих пор не преодолены. Потому что вплоть до 2 мая в Одессе над Обладминистрацией регулярно поднимали флаг РФ, в Одессе вплоть до 2 мая еженедельно были мощные шествия по пять, шесть, восемь тысяч человек с российскими флагами, с антиправительственными лозунгами, которые шли по центральным улицам, перекрывали эти улицы и площади.
2 мая надломило людей. В постмайский период, конечно, Одесса очень плотно опекается украинской властью, украинскими силовиками.
— Недавно опять были политические аресты.
— В Одессе в месяц СБУ арестовывает более 50 человек.
— Логика бандеровской жестокости, которая была во время войны и после войны, - им любые средства хороши, чтобы заставить людей бояться. И в Одессе после 2 мая это сработало, получилось запугать людей. И сейчас постоянно запугивание идет. Только больше людей живьем не сжигают, не добивают битами, когда уцелевшие выпрыгивают из окон, просто арестовывают. Хотя некоторые и пропадают бесследно.
— Им нужно посеять атмосферу страха, потому что в этой атмосфере люди входят в состояние измененного сознания и ими гораздо проще управлять.
Система безопасности на сегодняшний день в Одессе устроена достаточно рационально. Есть официальные органы, которые контролируют обстановку: МВД, СБУ, различные другие вспомогательные структуры, - а есть так называемый "Объединенный патриотический штаб". Туда вошли "Самооборона", "Правый сектор", другие подобные организации. Они осуществляют свое патрулирование. Например, мы решили провести какую-то акцию или пикет. Формальных юридических поводов для разгона этой акции у официальных органов нет. И тогда разгоном занимается вот этот "Объединенный патриотический штаб". Их ребята рвут плакаты, избивают активистов… При этом милиция отворачивается, не вмешиваясь в ситуацию. Дело доходит до того, что они захватывают людей, отводят к себе в штаб, производят допросы, применяют физическую силу.
Одесса — это интернациональный город, где никогда не воспринимались националистические лозунги и идеи. Но на сегодняшний день Одесса находится в подавленном состоянии. Хотя, опять же, долго это продолжаться не может. Тут главная проблема состоит даже не в политике, а в экономике. Потому что процветавший ранее город доведен до состояния уныния, нищеты и безысходности. По сути, встал "Седьмой километр" — гигантский рынок, с которого Одесса жила, значительно сократился товарооборот Одесского порта, который тоже кормил всю Одессу, даже по официальным данным, на 30-40 процентов сократилось потребление бензина. Это говорит о том, что люди просто поставили свои машины на стоянки и пользуются общественным транспортом либо ходят пешком. И одесситы, которые привыкли к красивой жизни, сейчас переживают тяжелейший кризис. Рынок недвижимости в Одессе полностью встал, цены на недвижимость упали практически в два раза. Никто ничего не может продать. Никто ничего не покупает. У кого есть какие-то деньги, они их зажали, спрятали в кубышку и сидят. Торговый город в таком режиме долго не просуществует.
Мне кажется, что если произойдут какие-то существенные кардинальные подвижки, то это будут подвижки под лозунгами борьбы за социальную справедливость, за решение социально-экономических вопросов. Но эти социально-экономические вопросы привязываются непосредственно к существующей на Украине власти. Рост антиправительственных настроений и выступлений просто неизбежен. Рейтинг власти падает, растет оппозиционное состояние общества. Даже в условиях такого тотального контроля и нагнетаемых страхов, все равно это выплеснется, потому что люди уже зажаты настолько, что терпеть такое жалкое состояние нет сил…
— Как мы можем помогать Приднестровью в условиях, когда нет общей границы, а между нами украинские фашисты?
— Морально-психологическая, финансовая поддержка и, конечно, геополитическая, потому что когда в Кишиневе и в Киеве будут понимать, что Россия вмешается в случае военного вторжения, то это будет сдерживающий фактор. Россия — это мощнейший сдерживающий фактор на Приднестровском направлении, и он должен работать.
Читайте также:
Одесса: тайны коричневых нелюдей
"На Украине возрождают культ неудачников"
Павел Губарев: Элита Донбасса нас предала
Харьков не слился, Харьков затаился
Еще немного, и появится секта свидетелей Майдана
Интервью к публикации подготовил Юрий Кондратьев
Беседовал