Создатель и худрук единственного в России травести-шоу "Евдокимов-шоу" Анатолий Евдокимов уверен, что никто не сможет так блистательно изобразить женщину, как мужчина, особенно если ему помогают пышные костюмы, хореография и любимая музыка. О своих творческих открытиях, успехах и опасениях он рассказал главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой.
— Анатолий, ваше шоу называют лучшим травести-шоу Европы — кто вас так назвал?
— Естественно, не мы себя назвали — у нас было несколько премий, где нас так объявляли, когда мы приезжали за рубеж. Потом выходили статьи именно с такими заголовками.
— Ваши программы — это спектакли с каким-то своим сценарием или это просто красивые танцы, красивые наряды? Для кого они?
— Для всех абсолютно. Одна из лучших наших программ построена на творчестве зарубежных див, таких как Мадонна, Уитни Хьюстон, Тина Тернер, Шер, Леди Гага. За 40 минут перед вами проходят где-то 15 артисток. Настоящие дивы, на очень большой скорости, с постоянной сменой костюмов. Каждый номер идет две — две с половиной минуты. Смена костюмов — 30 секунд. Того, что происходит за кулисами, лучше не видеть, а самое главное — не слышать. Это самое настоящее шоу: калейдоскоп из образов плюс замечательная музыка, хореография, профессиональный балет, — это все с театральными миниатюрами. Очень дорогие, усыпанные стразами костюмы или световые костюмы. Плюс ко всему, естественно, похожесть на тот образ, который создается.
— А в чем похожесть? Поют артисты своими голосами, одежда на них та, в которой ни Мадонна, ни Хьюстон никогда не выступали…
— Для того чтобы создать образ, нужно в основном то, в чем мы привыкли видеть, допустим, ту же Тину Тернер. Короткое платье, открытые ноги, тот же самый парик.
На самом деле я очень редко делал пародии, которые высмеивали бы артистов, я старался делать образы. Мне нужно было, чтобы люди верили, что перед ними тот или иной персонаж находится.
Сейчас мне важно, чтобы это было зрелищное шоу. Оно построено изначально на звездах, но сценография, хореография, то, как это удивляет людей в течение тех же 40 минут, для меня важнее. Мне больше интересны образы, которые были созданы мной и коллективом.
Например, Царевна Лебедь, где я никого не пародирую, просто снят образ с картины Врубеля, под музыку Чайковского, с потрясающим костюмом. Я хвалю не себя в этот момент, а портного, который создал шедевр. Плавает эта Царевна Лебедь Врубелевская…
Или, допустим, сейчас у нас создается масштабный проект — Клеопатра, где костюмы — просто произведения искусства, которые можно в музее выставлять. Помимо Клеопатры там присутствуют все боги Египта, и рай… И все изучалось: какие у них были атрибуты, украшения, кто главный бог, как их правильно распределить на сцене. Девочки у меня выходят богинями, кошками, как они должны выглядеть. Эта махина, которая стоит бешеных денег, над которой люди работали в течение полугода, будет идти всего четыре минуты.
Или, допустим, Леди Гага у меня выходит как венецианский карнавал. Изучались лучшие венецианские костюмы, какие только есть, шились кринолины, маски, огромные головные уборы и т. д. Такая черно-серебряная сверкающая процессия выходит — и все для того, чтобы показать номер Леди Гаги, который идет тоже только четыре минуты.
— Почему Леди Гага в венецианском карнавале?
— Она же маска, фрик. Но мне захотелось сделать не монстров каких-то, а что-то более утонченное, более красивое.
— А ваш номер с Панночкой, лежащей в гробу, которая вдруг садится и начинает петь песню голосом Софии Ротару: "Я тебя любила, я тебя забыла"?… Я когда увидела, это был такой шок! Но, наверное, стоимость костюмчика такая экономичная: всего-то ночная рубашка белоснежная и на голове веночек.
— Да, дешево, но морально коллектив готовился к этому очень долго. Мне пришлось срочно делать хэллоуиновскую программу на 40 минут, а подходящих номеров у нас было только три. У меня сразу появился образ панночки: покойники, вурдалаки…
— И как вы убедили людей лечь в гроб?
— Это театральная задача. Костюмеры, танцоры, мои знакомые говорили: "Что ты, с ума сошел?" Пошли истории о том, что это дурной знак — лечь в гроб, что это может как-то плохо сказаться. Актеры — они же суеверные.Яимобъяснял,что,ребята,янезнаю ни одной актрисы, которая бы не лежала в гробу в фильмах.
В каждом втором фильме кого-то убивают, хоронят. Правда, очень сложно было перед мамой работать. Она захотела прийти на эту программу. Я говорю: "Мама, готовься, там сын твой будет лежать в гробу". Ну вот, пришла, посмотрела. Говорит: "Да, конечно, не очень приятно, но…"
Знаете, какая была история? У нас было пять клубов, и мы сказали, что не будем по ним гроб возить: "Хотите номер этот работать? Заказывайте гроб". Кто заказал на "Мосфильме" гробы роскошные, а кто сбивал сам — и вот из этих вылезти было просто невозможно. Хорошо, что я спортом занимаюсь, — нужно сильное физическое напряжение, чтобы вообще вылезти.
Еще надо было выйти плавно. Там же мифическое существо какое-то, оно не может резких движений делать. А я чуть не потянул плечо после очередного вылезания. У меня отец — на все руки мастер. Я маме звоню: "Мам, надо сделать удобный гроб. Единственный, кто может мне его сделать, это отец. Но я не знаю, как к нему с этим подойти, на какой козе подъехать: "Пап, не сколотишь ли гробик для сына?" И вот мы с мамой издалека: дескать, нужно сделать декорацию для этого номера. Он говорит: "Гроб, что ли, хотите? Ну, давайте, сколочу". Теперь у меня есть очень удобный гробик, передняя планка которого сделана из ткани, поэтому когда я перекидываю ноги, она подо мной прогибается. Он собирается, мы даже возим его с собой на гастроли.
— Панночка поет голосом Софии Михайловны Ротару. Вы общались с ней после того, как ваш номер появился?
— Дело в том, что я там изображаю не Ротару. Я исполняю Панночку. Но даже в самой Софии Михайловне, в ее взгляде, в поведении есть что-то такое… от панночки, да? Она такая ведьмачка. Красавица, но опасная. То, что ей столько лет, а она так выглядит, это вообще что-то такое… Это только подарок женщине, которая выглядит так замечательно. Мне это очень нравится.
— А вот такой вопрос… Вы закончили школу, пошли в приличный вуз, получили приличный диплом. И после этого вы идете работать в ночной бар барменом. Это еще бог с ним. А вот то, что вы потом создали травести-шоу… Родителям, которые хотят гордиться своим сыном, знакомым хвастаться, сложно, наверное, было воспринять? С одной стороны, вся страна знает, а с другой, родили мальчика — получилась девочка. Как вы в первый раз родителям-то сказали: "Ну, мама, я пошел, наряжаюсь в красивый наряд"?
— Во-первых, у меня вообще не было такого отношения, что "мама, я пошел, наряжаюсь в красивый наряд". Я человек, хорошо воспитанный в искусстве той же мамой. Давайте вернемся к тому, что травести — это то, с чего изначально начинался весь театр. В театре кабуки, в римском Колизее всех играли мужчины, женщины туда не допускались. Это одно из самых сложных ответвлений в театральной профессии: изобразить женщину качественно не каждый актер может. Ему уделяют огромное внимание в театральных вузах. Поэтому для большинства актеров-мужчин, которые сыграли женщин, эти роли стали звездными. Причем это имеет отношение не только к мужчинам, но и к женщинам.
Алиса Фрейндлих, когда она играет Малыша в "Карлсоне", — это травести. Или Сара Бернар, которая играла Гамлета. Или вот сейчас выходит фильм "Таинственный Альберт Ноббс" с моей любимой актрисой Гленн Клоуз — она играет мужчину, причем абсолютно нелицеприятного, очень некрасивого, с грубым лицом. Но сейчас об этом говорит весь мир. Просто у женщин роль травести — это серьезная роль, трагическая какая-нибудь. А мужчинам лучше удаются комедийные роли. Эти звездные роли можно даже не перечислять. Спросите любого: Дастин Хоффман — Тутси, Миссис Даутфайр — Робин Уильямс, конечно же, Калягин с его тетей…
— А все-таки скажите, Анатолий, в чем смысл? Когда это было в Древней Японии, Китае, в Риме, даже у нас в XVII-XVIII веках, когда возник театр, — это была социальная, политическая история… Приличные женщины не могли играть в театре. Сейчас этого нет. Зачем сейчас мужчины играют женщин?
— Докапываться до смысла тут не надо. Для меня самое главное — это создать у зрителей хорошее настроение, увести в красивый, нереальный мир, полный музыки. Я в первое шоу вбабахал все деньги, заранее собрал людей, распределил роли, сделал сложные фонограммы, костюмы. Шоу тут же привлекло внимание еще в те лохматые годы. Я сразу хотел делать так, чтобы все было на уровне. У меня другие задачи были в жизни.
Я хотел выйти на сцену, хотел петь, танцевать. Но что это станет моей профессией, я абсолютно недумал.Апослеэтогопервого случая меня посадили на оклад, дали два дня в неделю, пожелали, чтобы были новые номера, туда стал приходить весь бомонд Москвы, мы — я и два танцора — тут же стали популярными, втроем за год сделали огромную программу. Мы не прикрывались, у нас не было тогда накладной груди, ничего такого. Изначально все было, как у Романа Виктюка: маски, грим, как в "Служанках", мужское накачанное тело. И мы какими-то намеками, на подаче, на энергетике, на сложных танцах изображали звезд. Со временем это все превратилось в то, что есть сейчас.
— Но вот сейчас, когда вы выступаете, даже если у вас женское платье, очень красивый грим, очень красивые прически, все равно же видно, что это мужчина…
— Да, абсолютно не скрываю этого. Я не вылезаю из спортивного зала. Здесь это вообще неважно. Важен момент узнаваемости, перевоплощения. Я не люблю, например, работать сольные номера, один номер в программе максимум, потому что это не мое состояние. Просто моя задача и мой интерес в выступлении на сцене — это быть здесь Тиной Тернер, здесь Волком, здесь Царевной Лебедь, здесь Эдит Пиаф, а здесь еще кем-то.
— А почему вы сказали, что вы никогда не будете пародировать какую-нибудь неизвестную певичку?
— Не за что ухватиться абсолютно. Нет харизмы, нет собственной пластики, нет подачи, нет понятия, зачем ты на сцене, для чего. Одно дело — пародировать Далиду, у которой и голос, и костюмы, и манера подачи, или Эдит Пиаф, или Мэрилин Монро, или Мадонну.
— А из наших — Пугачева, София Ротару, Эдита Пьеха, Лайма Вайкуле?…
— У нас очень любят русскую программу, хотя меня за это ругают, но любят заказывать ее. С шоу-бизнесом у нас вообще беда, просто хуже не придумаешь. То, что сейчас творится, — это просто такая деградация, что я не знаю, когда мы из этого выкарабкаемся, но это очень грустно. Последнее, что мне понравилось, — это был Дима Билан. Когда появился, наконец-то, парень, который обладает энергетикой, который вживую поет замечательно, харизматичный, красивый и т. д., я подумал: "Ну, наконец-то, что-то профессиональное, абсолютно на западном уровне". Больше я как-то не знаю.
— А Киркоров?
— Киркорова мы показывали у нас в программе. Он очень много сделал в этой жизни. Киркоров — действительно замечательный певец, очень профессиональный, он трудоголик. Он иногда создает просто потрясающую музыку. Но если бы он больше усилий клал на то, чтобы создавать именно свою музыку, а не заниматься перепеванием чужого репертуара, было бы гораздо интересней. Все, что создается им самим, пишется для него композиторами, что он сам поет, — это высший пилотаж эстрады, причем мировой.
— У него, мне кажется, были какие-то номера лет пять-десять назад, когда он тоже выходил в нарядах, как для травести-шоу, когда были и маски, и перья.
— Да. Это он брал, по-моему, из Фаринелли, из оперы про кастрата. Но в травести он не впадал, ему это и не нужно. Я думаю, что присутствие Примадонны не позволило бы ему это сделать. Даже если у него появлялось такое желание, наверное, она бы его приструнила.
— Почему?
— Потому, что это отнимает то, что у него естественно. Мужчина, поющий на сцене, должен нравиться женщинам, поэтому он и продается. Вот Стас Михайлов: у него на концертах одни женщины, от 30 до 45, бешеные концерты. Это бум, на него готовы ходить и ходить. Помимо музыки, все строится на желании, на привлекательности. Певец и продюсер должны задумываться о том, на какую аудиторию все рассчитано.
— Слушайте, Кобзон всю жизнь пел успешно, ударно, эффективно, и чего-то у него, наверное, не было мысли как-то специально нравиться женщинам. Он стране нравился, он нравился ЦК…
— Почему? Он нравился. Любой певец — это сексуальный объект, это нормально.
— Вы ведь говорите, что вы, помимо шоу, совершенно обычный парень. Вам не хочется нравиться женщинам?
— Поверьте, я очень нравлюсь женщинам в этом виде, еще как. В этом шоу все подано именно как театр, в конце шоу обязательно все маски срываются. Потом, у меня, помимо женских образов, в каждой программе огромное количество мужских. Например, парень с голым торсом или Майкл Джексон…
— А вот скажите, ваша профессия, ваш образ как-то мешают вам в обычной жизни?
— Нет. Это абсолютный театр. Приходят мои танцоры, у которых дома по двое детей, приходят девушки. Мы садимся,делаемгрим,одеваемкостюмы, отрабатываем, снимаетсягрим, все облачаются в джинсы и поехали по своим делам. Кто-то едет в семью, кто-то в клуб, я в зал или еще куда-то. Театр — это театр, это работа.
— Вы говорите, что это театр. Вот на вашем сайте афиша: в основном ночные клубы, час, два, три часа ночи. А вы выступаете там, где концерт начинается в 19 часов, в 18 часов?
— Мы давали концерты три года подряд в концертных залах. Сейчас у нас будут 25-26 апреля концерты в Театре эстрады. Просто я ждал, когда пройдет кризис, потому что невозможно было делать что-то такое грандиозное.
— Мне очень понравились ваши шоу-попурри из известных фильмов, с юмором, с хорошим знанием кинематографа… Например, "Служебный роман", в который вы намешали "Любовь и голуби", добавили еще чего-то… Это действительно очень остроумно.
— Вот пришла идея сделать программу-саундтрек. В первый раз я решился выпустить программу "под ключ", показать ее в Москве большим шоу. Очень было сложно, но я как-то в голове держал картинку, что за чем должно идти, какие персонажи. Музыку мы монтировали очень долго.
— Скажите, а у вас есть какие-то идеалы, на кого вы равняетесь? Мировые звезды?
— Мадонна. Могу честно сказать. Я раньше этого стеснялся, но нет, я фанат этой певицы уже много лет — 15, наверное, если не 20. Уникально то, что она делает: уникальность сценичная, физической подготовки, умение подавать себя на сцене. Та же Уитни Хьюстон, та же Барбара Стрейзанд, наши знаменитые актрисы. Я конечно же люблю Неелову, хожу на ее спектакли, Алису Фрейндлих.
— Я почему-то подумала про кабаре, "Мулен Руж" — что-нибудь такое…
— Нет, мне вообще не нравится "Лидо", не нравится "Мулен Руж". Для меня важно, чтобы от шоу шла энергетика, подача, чтобы была какая-то харизма, чтобы тут же сносило.
— А что потом? Вот публика посмотрела. Она, видя вас, задумывается о чем-то вечном, об отношении к близким? Что после вашего шоу остается у людей, которые смотрят вас?
— У меня есть номер Милен Фармер, где люди плачут. Есть номер, где плачут даже над тем, где в конце бабушка убивает волка. Мы сейчас говорим о том, чего я хочу добиться от публики. Я рад, что я этого добиваюсь. Допустим, Милен Фармер — это абсолютно серьезный номер, который мы очень редко работаем. Я там изображаю проститутку. Ко мне (к ней) выходит сначала матрос, с которым у нее а-ля такой секс, дает ей деньги. Потом выходит садо-мазо, дает ей деньги. Потом появляется молодой человек, который, как ей кажется, может как-то по-другому к ней отнестись. Меняется музыка, меняется история, а на самом деле он просто ворует у нее деньги. Финал номера — она достает пистолет и стреляется. Есть такие номера, которые абсолютно по-серьезному настраивают людей. Есть номера красивые, это как балет, как Царевна Лебедь. Есть номер, где выходит весь балет, стреляют саксофоны и очень энергичные танцы. Есть номер, где "Модерн Токинг" сменяет Сабрина, "Бони М". Все идут танцевать, все радуются. Лучше нас смотреть вживую и всю программу.
— Вы уже многое сделали, и шоу ваше известно. А какие все-таки ваши творческие планы?
— Уровень шоу растет. Я большие надежды возлагаю на наши сольные концерты, поэтому делаю иностранную программу. Хочу просто работать. Меня все устраивает в моей профессии. То, что делаю я, делает мой коллектив, не делает никто. Меня радует, что каждый раз мы вызываем у людей бурю эмоций, хорошее настроение. Даже когда у меня бывают тяжелые времена, я сам себе говорю: "Смотри, все же отлично! Ты занимаешься любимым делом, это нравится публике, просто двигайся дальше, создавай что-то новое, улучшай уровень, поднимай планку не для кого-то, а для самого себя".
— А у вас есть какая-то большая мечта, может, даже трудновыполнимая, которая где-то живет потаенно?
— Мечты уже ушли в прошлое. Я стал более реалистичным человеком. Поэтому моя цель — просто не останавливаться. Любой театр, который хоть раз остановился, — это мертвый театр. Я стараюсь все время двигаться вперед.
Читайте также: Ирина Миронова: Ассоль с камерой
Читайте самое интересное в рубрике "Общество"
Интервью для публикации подготовила