У ракет были "крылья управления", а потому в одну и другую сторону космодрома нужны были сотни километров — именно на таком расстоянии возводились пункты управления и слежения. Если использовать полигон "Капустин Яр", то станции надо было строить на территории Ирана… Так информировали проектировщики тех, кто выбирал место для будущего "причала Вселенной". Впрочем, тогда речь шла о межконтинентальных ракетах, а потому ситуация складывалась гораздо секретнее, чем хотелось бы… Так появился "Тюратам", которому вскоре было прикреплено название "Байконур", хотя поселок с таким именем находился очень далеко от реального стартового комплекса. этак километров в пятистах!… Но чем не поступишься, если речь шла о секретности!?
Легенд о "КапЯре" множество, но главная, конечно же, связана с первым начальником полигона. Это Василий Иванович Вознюк.
В мае 1946 года вышло Постановление Совета Министров СССР №1017-419сс. Его подписал И. В. Сталин. Гриф, как обычно для подобных документов того времени: "Совершенно секретно. Особая папка". Это означало, что лишь очень небольшой круг людей имел право знать о существовании этого постановления, но выполнять его обязаны были все. Название документа краткое: "Вопросы реактивного вооружения". В стране создавался Специальный Комитет по Реактивной Технике (так и писалось все с заглавных букв, тем самым подчеркивалось особое значение нового ведомства).
Главное, что было в этом Постановлении, — это создание ряда научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро. В августе 1946 года одно из них возглавил инженер Сергей Павлович Королев. А командиром ракетного полигона был назначен В. И. Вознюк.
Так случилось, но я оказался первым журналистом, который побывал на полигоне. Познакомился с Василием Ивановичем. Его судьба, конечно же, была интересной и значительной.
Сколько в его жизни было пусков? Десятки, сотни? Нет, их не подсчитаешь, потому что к стартам межконтинентальных нужно добавить и те ракеты, которые все называли "реактивными снарядами", — он упорно считал "катюши" прародительницами нынешних ракетных гигантов.
В грохоте двигателей боевой техники, уходящей со старта, ему слышались залпы "катюш" под Полтавой и австрийских Альпах, и избавиться от этого чувства Василий Иванович так и не смог, хотя война закончилась давно.
В Западный округ он попал в самый канун войны. И хотя бригада еще не была полностью укомплектована ни техникой, ни людьми, она сумела отбиваться от наступавших гитлеровцев. Те драматические месяцы 41-го года хорошо известны. У тех немногих, кто выстоял под Бобруйском и Могилевом, Минском и Смоленском, воспоминания о войне всегда начинаются с декабрьских событий под Москвой. Солдаты не любят возвращаться к июлю и августу 41-го, потому что память всегда старается перечеркнуть худшее, забыть его. Солдат, как и полководец, гордится умением побеждать. А оно пришло к нему сквозь горечь неудач лета 1941 года. Битва под Москвой, Сталинград, Курская дуга, Днепр были позже… Несколько раз я пытался расспрашивать Василия Ивановича о боях на Западном фронте, но он традиционно говорил: "Было так трудно, что невозможно сегодня даже вспомнить… — А потом добавлял: — Мы быстро научились воевать…"
За 1941 год В. И. Вознюк получил три ордена боевого Красного Знамени. Немногие из офицеров, сражавшихся в те дни, отмечены орденами — в первый год войны их давали редко. В сентябре 41-го майора В. И. Вознюка вызвали в Москву. На следующий день после приезда его пригласили в ЦК партии. Беседа с секретарем продолжалась долго. Разговор шел о новом оружии, которое вскоре поступит в армию.
В.И. Вознюк был назначен начальником штаба группы гвардейских минометов частей Ставки Верховного Главнокомандования.
"Реактивный университет" закончен за несколько дней. Уже 14 сентября "катюши", тщательно замаскированные, вышли из Москвы на юг. Накануне командира и Вознюка принял И. В. Сталин. Разговор продолжался три минуты.
— Вы подчиняетесь Ставке, — сказал он, — и для врага и для всех — это оружие совершенно секретное.
В августе верховное командование вермахта предупредило свои войска: "Русские имеют автоматическую многоствольную огнеметную пушку. Выстрел производится электричеством. Во время выстрела у нее образуется дым. При захвате таких пушек немедленно сообщать". Немцы начали охоту за "катюшами", и поэтому и секретарь ЦК, а затем и Сталин так строго предупреждали о секретности нового оружия.
— "Залп "катюш" в сентябре 1941 года в гоголевских местах близ деревни Диканька я запомнил на всю жизнь, — вспоминал Вознюк. — Наши части перешли в наступление, 12 километров они не встречали сопротивления врага — он бежал. С этого дня моя жизнь навсегда связана с реактивным оружием. Гвардейцы-минометчики наводили ужас на врага, громили пехоту и танки, совершали глубокие рейды в тыл врага. В своей книге "Уходили в бой "катюши" я рассказал о многих боях, в которых принимало участие наше соединение, о героизме своих однополчан. Я долго писал эту книгу, трудно — ведь я не литератор. Но это был долг перед однополчанами, которые не дожили до Победы. Сейчас в армии служат сыны и внуки тех, кто отстоял честь и независимость нашей Родины. Народ вручил им оружие, которого не знали их деды и отцы. Но смелость и мужество постоянны. Они необходимы солдату всегда, в любое время".
В сентябре 41-го года Василий Иванович Вознюк начал свой первый бой под Полтавой майором, осенью 42-го ему присваивается звание "генерал-майор". Столь стремительный даже для военного времени рост — признание его незаурядных способностей. Войну он закончил генерал-лейтенантом, заместителем командующего артиллерией Митрофана Ивановича Неделина по гвардейским минометным частям 3-го Украинского фронта.
Генерал-лейтенанту Вознюку, который так отличился на фронтах Великой Отечественной, грезились спокойные послевоенные годы — разве может быть так же трудно, как в бою? Новое назначение его огорчило. "Начальник испытательного полигона" — это ассоциировалось с артиллерийским стрельбищем, а среди строевых офицеров такая должность была не очень популярна. Мог ли Василий Иванович предполагать, что ему предстояло в ближайшее время заниматься очень интересной работой? В 1946 году он оказался в точно таком же положении, как пять лет назад, когда со своими "катюшами" отправился из Москвы под Полтаву.
"Доверие к командиру — основное условие, на мой взгляд, в армейской службе, — писал Василий Иванович. — Когда солдаты идут в бой, они должны быть уверены, что их командир примет самое верное решение, окажется мудрее, хитрее, талантливее. И тогда победа обеспечена. Новая техника, с которой нам предстояло иметь дело, только создавалась — слишком много было трудностей, некоторые казались даже непреодолимыми".
Штаб, мастерские, столовые, жилье — в палатках. Утром, чтобы умыться, надо разбить лед в ведре — вода замерзла. А весной начались песчаные бури. Песок был везде: в сапогах, в хлебе, в спальных мешках.
…Тридцать лет спустя полковник в отставке, вспоминая о своем первом годе службы, рассказал:
— Вознюку было, пожалуй, еще тяжелее, чем нам. Я имею в виду не бытовые условия — они у всех были одинаковые. На нем лежала огромная ответственность за порученное дело. И он не жалел себя. Был требователен ко всем, а к себе вдвойне. Честно говоря, не думал я тогда, что на месте занесенных песком палаток поднимутся каменные дома, вырастут парки и сады. А Вознюк, по-моему, уже с первого дня предвидел, что именно так и будет.
Нет, в тот далекий 1947 год генерал мечтал о другом. В штабе его можно было застать лишь ближе к полуночи. Рано утром он шагал вдоль узкоколейки, спешил в "монтажный корпус" (огромную палатку, где работали конструкторы и инженеры), туда, где строили испытательный стенд для двигателей (его металлические конструкции вырастали над оврагом) и стартовую позицию.
Люди прибывали из различных частей — авиационных, танковых, артиллерийских, о новой технике ничего не знали. За исключением С. П. Королева и его ближайших соратников, никто не видел, как стартует ракета, и поэтому большинство из военных считали, что новое оружие должно обязательно походить на легендарные "катюши".
У стенда для прожига собрались специалисты. Ракета была "привязана" к металлическим конструкциям. Сооружение было довольно внушительным — 45 метров ввысь, да и стоял стенд над оврагом, куда должна была рвануться огненная струя.
Это была генеральная репетиция. Нужно было снять различные параметры двигателей, и от инженеров и офицеров потребовалась немалая изобретательность, чтобы из подручных средств создать хитроумные приборы и приборчики, которые смогли бы зарегистрировать данные. Лишь позже появится специальная аппаратура для таких испытаний, а сейчас все пошло в ход, включая даже комнатные термометры. Один из них висел на металлической стойке и показывал почти 40 градусов, хотя уже и наступила осень.
Первое чувство после включения двигателей — изумление. Люди словно остолбенели, пораженные мощью огненной струи, рожденной двигателем. Казалось, померкло все — степь, вечернее солнце, сам стенд. В глазах сверкала ярко-красная дуга, улетающая в овраг. Оттуда поднимались клубы дыма, и лишь это черное облако напоминало о залпе "катюш".
Ракета и стенд выдержали экзамен. "Эта штучка впечатляет", — сказал один из офицеров, и его слова с удовольствием повторялись на госкомиссии, которая в эти дни заседала несколько раз в сутки.
16 октября было принято решение о пуске. Дмитрий Федорович Устинов после заседания госкомиссии подошел к Вознюку.
— Я понимаю, что люди устали, измучены, — сказал он, — но мы не имеем права на ошибки, на неудачу. Еще раз напомните об этом всему стартовому расчету.
— Мы уверены в успехе.
— Я тоже. — Дмитрий Федорович улыбнулся. — Иначе и быть не может: вся страна на нас работает.
"Наша техника рождалась в годы послевоенной разрухи, — вспоминал В. И. Вознюк. — Каждый гвоздь, кирпич, кусок шифера были на счету. Но для нас выделяли все необходимое — ведь речь шла об обороне страны. Стране угрожали новой войной, капиталисты не предполагали, что советские ученые и специалисты смогут в очень короткое время создать ракетно-ядерное оружие".
Первая ракета ушла легко, красиво. Чиркнула по небу как огненная стрела, только ее и видели.
Все выбежали из землянок, из машин, спрятанных в овражке. Начали поздравлять друг друга. Королев стоял чуть в сторонке. Его глаза были полны слез. Вознюк подошел к конструктору: "С днем рождения, Сергей Павлович!"
— Спасибо, — Королев обнял генерала, — такие дела, Василий Иванович, начинаем, такие дела…
Об этих полетах ничего не сообщалось. А жаль! Ведь то, что происходило в июле-августе 1951 года на полигоне Капустин Яр, было прологом великой космической эпопеи, свидетелями и участниками которой нам выпало счастье быть.
Собачек было шесть (через десять лет к первому старту будет отобрано тоже шесть кандидатов). Породистые псы из-за своей изнеженности к старту на ракетах готовы не были, а потому все собаки были дворовые: борьба за жизнь выработала у них те самые качества, которые так пригодились им при подготовке к стартам на ракетах. Капсулы, где помещались собачки, были крохотные, очень тесные, но тем не менее псы очень быстро к ним приспособились. Благо, кормили их щедро, и за кусок мяса с консервами псы готовы были выполнять любые команды и переносить любые испытания.
Летом 1951 года собачки и их шеф — будущий "Главный конструктор космической медицины и биологии” профессор Владимир Иванович Яздовский — прибыли на полигон Капустин Яр, где их встречал Главный ракетный конструктор Сергей Павлович Королев. Было запланировано шесть пусков ракет в стратосферу — их мощности хватало лишь на вертикальные пуски, в невесомости головные части ракет могли находиться всего несколько минут. На вершине ракет и располагались контейнеры с животными.
Профессор Яздовский вспоминал: "Очень любил Королев собак. Постоянно расспрашивал об их самочувствии, а приходя в лабораторию, ласково трепал их, гладил. На полигоне было жарко, собаки пили много воды. В обязанности солдат, охраняющих вольеры, входило обеспечение животных водой. Однажды проходя мимо, Сергей Павлович увидел, что миски пустые. Он страшно рассердился, приказал посадить "на губу” нерадивого солдата, а сюда подобрать такого, который любит животных”.
На рассвете 22 июля 1951 года состоялся первый старт ракеты.
Перед посадкой в контейнер их накормили тушеным мясом, хлебом, молоком. Собачки с удовольствием забрались в контейнер. Частота пульса и дыхания в норме.
Через двадцать минут после старта в небе показался белый купол парашюта. Сразу после приземления контейнера все увидели, что собачки живы — они благополучно перенесли полет. Когда с них сняли полетное снаряжение — чуть позже это будет названо "скафандрами”, Дезик и Цыган начали носиться вокруг медиков, демонстрируя им свою преданность.
Тщательный анализ всех данных собачек показал, что они абсолютно нормально перенесли полет. Так начала закладываться основа медицинского обеспечения первых полетов человека в космос.
Рожок должен был стартовать вместе с Непутевым, но в клетке на стартовой площадке второй собачонки не оказалось. Тут же около столовой поймали какую-то дворняжку светлой масти. Ее и посадили в контейнер. О происшедшем Королеву ничего не сказали.
Эксперимент закончился удачно. Новоявленный космонавт чувствовал себя превосходно, и теперь уже скрывать от Главного конструктора случившееся не стоило… Сергей Павлович расхохотался, когда ему рассказали о происшедшем.
В принципе этой серией экспериментов С. П. Королев был доволен. Впервые было доказано, что живое существо может летать в космос…
А судьба первопроходца Цыгана сложилась более счастливо, чем у его напарника Дезика. Цыгана решили беречь и больше не пускать на ракетах. Собаку взял себе председатель Госкомиссии академик А. А. Благонравов, у которого в сытости и тепле она прожила до глубокой собачьей старости.
Отсюда начинается космическая биография многих стран. Некоторые из них — только "мелькнули" в истории, а другие — отсюда сделали свои первые шаги на околоземные орбиты и к Луне и к планетам.
Здесь мы провожали в космос спутники социалистических стран, а также первый спутник Индии — "Ариабату", космические аппараты Франции и других стран Европы. В конце 60-х — начале 70-х годов Капустин Яр превратился в полноценный космодром. Впрочем, у него была одна особенность: именно здесь боевые ракеты, созданные на "Южмаше" в Днепропетровске в знаменитом КБ, которым руководил М. К. Янгель, приобрели сугубо мирную профессию. При несложной переделке мощные боевые комплексы становились мирными. Это была "ракетная конверсия", и решающую роль в ней сыграл полигон Капустин Яр.
На бывший очень секретный объект начали регулярно приезжать делегауции ученых и специалистов из разных стран Европы и Азии. Программа "Интеркосмос" набирала обороты, чтобы в недалеком будущем передать эстафету Байконуру, откуда стартовали уже международные экипажи.
Инициатором этой программы был академик Б. Н. Петров. Не единожды мы беседовали с ним здесь перед очередным космическим экспериментом.
— Во многих социалистических странах созданы координационные органы, которые организовывают совместные работы по различным направлениям космических исследований — это космическая физика, связь, метеорология, биология и медицина. Сейчас разработана широкая программа совместных исследований. Она предусматривает как теоретические, так и экспериментальные работы…
В моей записной книжке хранится много записей бесед с учеными разных стран, которые приезжали в Капустин Яр. Я приведу две из них:
Доктор Д. Самарджиев: "Болгария — маленькая страна. Нам не под силу создавать собственные ракеты и спутники, и поэтому, казалось бы, Болгария должна стоять в стороне от космической дороги, по которой идут крупные страны. В рамках "Интеркосмоса" нам, болгарским ученым, предоставляются очень большие возможности. Это не только разработка аппаратуры и приборов, мы теперь можем обсуждать эксперименты, планировать их, обрабатывать полученные результаты…"
Во время нашей беседы с доктором Самарджиевым в 1970-м году мы не предполагали, что вскоре в космосе окажется первый болгарин — Георгий Иванов…
Из беседы с доктором Я. Маршичеком: "Мы большое внимание уделяем прикладным задачам. Спутники "Интеркосмос" непосвященному человеку могут показаться далекими от земных дел. Но современная наука и техника не способны развиваться без знания процессов, идущих за пределами Земли. Ученые социалистических стран получили возможность исследовать ее "снизу" и "сверху". А это очень важно. Ученые моей страны не только используют и обрабатывают результаты экспериментов в космосе, но и принимают участие в создании аппаратуры, находящейся на спутниках. Такую возможность нам предоставили коллеги из Советского Союза".
Во время этой беседы мы еще не предполагали, что Владимир Ремек вместе с Алексеем Губаревым отправятся в космический полет всего через восемь лет… Им будет доверено открыть серию полетов международных экипажей.
А все начиналось на полигоне Капустин Яр ...
"Программа "Интеркосмос" — это "бриллиант в космической кладовой драгоценностей" — однажды сказал Борис Николаевич Петров. Академик стоял у истоков мировой космонавтики, а потому его оценка точна и объективна. Жаль, что в наше время мы незаслуженно редко вспоминаем об этой программе...
Каждый раз перед стартом (день свободный, так как идет заправка ракеты) мы ездили на рыбалку. Вместе с коллегами из разных стран, которые участвовали в создании аппаратуры для спутников.
Эта традиция родилась спонтанно. Готовился к запуску спутник "Интеркосмос". Впервые на пуск приехали специалисты из Чехословакии. Чем занять их в свободный день? Я предложил организовать рыбалку. Командир полигона Василий Иванович Вознюк сразу же согласился — все-таки гости будут под присмотром, причем подальше от городка, где занять их просто нечем… Отдых на берегу Ахтубы прошел великолепно, тем более, что чешского пива (привезенного из Праги) было с избытком, а мы не только наловили судаков, но и добавили к ним пять ведер раков.
На следующий день спутник успешно вышел на свою орбиту, положив начало программе "Интеркосмос", в которой принимали участие ученые и специалисты социалистических стран.
Это была одна из успешных и впечатляющих космических программ, которая была осуществлена в Советском Союзе.
Традиция с рыбалкой в канун пуска нарушилась лишь однажды. Был назначен новый командир полигона. Готовился к старту спутник с аппаратурой, созданной в Швеции. Я напомнил командиру о нашей рыбацкой традиции. Он отмахнулся, мол, все это выдумки и ему некогда заниматься такой "чепухой".
На следующий день на наблюдательном пункте мы следили за стартом. Буквально через несколько минут после взлета ракета взорвалась… Это был первый и последний аварийный запуск по программе "Интеркосмос".
Начальник полигона "признал свою вину", и с той поры традиция с рыбалкой на Ахтубе стала ритуальной. Впрочем, не знаю, сохраняется ли она нынче — к сожалению, давно не был на полигоне Капустин Яр, который отмечает в эти дни свой юбилей…