"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика Pravda. Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Сегодняшним гостем проекта "Чаепития в Академии" стал советский и российский химик, академик РАН, председатель Президиума УрО РАН, директор Института органического синтеза имени И. Я. Постовского УрО РАН Валерий Чарушин.
Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!
Наконец-то у меня появилась возможность поблагодарить одного из создателей чудо-препарата, в недалеком прошлом избавившего меня от страданий. Заболел я серьезно — температура, кашель, самочувствие скверное. Врач поставила диагноз быстро: вирусная инфекция. Прописала один препарат — не помогает, другой — вновь неудача, и тогда на помощь приходит академик Чупахин. Он передал мне в Екатеринбурге коробочку с лекарством, коротко сказал: "Если приболеете, испробуйте — поможет!"
Я вспомнил слова Олега Николаевича, достал лекарство и… как хорошо, что у меня есть такие друзья! Уже на следующий день почувствовал лучше, а к концу недели был совсем здоров.
Лечащий врач теперь всем своим пациентам в случае вирусных заболеваний (а подчас и для профилактики) рекомендует "Триазавирин". Благо, препарат появился в аптеках не только Екатеринбурга, но и многих городов России, так как его серийно выпускает завод "Медсинтез" в Новоуральске.
Не пытайтесь упрекнуть меня в рекламировании лекарства — ничем подобным не занимался и не намерен менять свои привычки и принципы. О "Триазавирине" говорю не случайно по нескольким причинам.
Именно об этом и пошел наш разговор с вице-президентом РАН академиком Валерием Николаевичем Чарушиным. Я поинтересовался у него:
— Мы начали говорить об этом лекарстве лет десять назад. Почему так долго оно не появлялось в аптеках?
— В 2007 году Институт органического синтеза выиграл крупный грант Министерства науки и образования. Нам дали на разработку технологий двух препаратов (один из них — противовирусный "триазавирин", второй — противоопухолевый "лизомустин") 130 миллионов рублей на три года. Мы выполнили за это время все технологические работы, провели доклинические испытания, оценили токсикологические свойства. И в 2009 году все было готово для проведения дальнейших этапов исследований в клинике. Однако особенность гриппа в том, что это сезонное заболевание. Один год мы опоздали с эпидемией, другой год — еще что-то произошло. Испытания срывались. Нужно было набрать необходимое количество пациентов, несколько сотен. Затем необходимо было провести многоцентровые испытания в разных городах и нескольких клиниках. И только в 2014 году препарат был зарегистрирован, то есть официально его жизнь в аптеках началась с конца 2014 года. Вы можете купить его теперь во многих аптеках, в том числе в Москве, но требуется рецепт врача.
Ошибка планирования была в том, что препарат проходил клиническое тестирование как препарат против гриппа. Если бы было указано, что это препарат против гриппа и ОРВИ, то он был бы в свободном доступе.
— Требовать от химиков знаний медицинских тонкостей — безумие.
— Коли уж вступаешь на эту стезю, их надобно знать.
— А что с антираковым препаратом?
— Он тоже используется в клиниках.
— Мне кажется, история этих лекарств — прекрасный пример работы Уральской научной школы, правильно?
— История с "триазавирином" весьма поучительна.
Препарат активно приобретают военные, Росгвардия, другие государственные структуры, но по телевидению и в печати он не рекламируется, о нем ничего не говорят.
— Деньги надо платить!
— Но ведь речь идет о государственных каналах и государственной Академии наук. За эти пять лет тысячи людей апробировали этот препарат, медицинское сообщество его восприняло. В клинических больницах Казани, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга он успешно прошел апробацию на осложненных формах вирусной инфекции, в Иркутске врачи использовали препарат против клещевого энцефалита — и он также работает очень эффективно. Написано более десятка научных статей об эффективности препарата. Экономические характеристики прекрасные, эффективность в два раза выше во всех отношениях, чем у аналогов, тех самых, о которых постоянно говорят с экранов телевидения. Казалось бы, дайте зеленый свет препарату! Но заводу запрещено рекламировать свою продукцию.
— Такое впечатление, будто Министерство здравоохранения заботится о зарубежных препаратах — им давно уже дан "зеленый свет"…
— И становится понятным, почему ученые не "связываются" с нашей медициной — мороки слишком много, да и не всегда удается добиться желаемого.
— Казалось бы, чиновники от здравоохранения вас на руках должны носить за новое лекарство — дешевое, эффективное, лучшее в мире!
— Пусть хоть обратят на него внимание, избавят от горы бумаг, которые приходится писать. На это уходит времени и сил подчас больше, чем на сами исследования.
— Будем надеяться…
— Может быть, наше интервью поможет этому.
— Если чиновники от медицины еще не разучились читать… А теперь к другим темам. Мне кажется, на Урале лучше знают состояние дел в науке, чем в других местах. И как ни странно, это связано с Демидовской премией. Ведь претендентов много всегда?
— Действительно, достойнейших кандидатов очень много. Поначалу меня удивляло, что наши научные комитеты имеют такой замечательный выбор. Сегодня я этому уже не удивляюсь. Дело в том, что Демидовские премии присуждаются за совокупность достижений и большинство претендентов представляют научные школы, созданные еще в советское время. Охарактеризовать состояние науки несколькими словами не так просто, поскольку она многолика, у нее много составляющих.
Сегодня в науку приходит замечательное молодое поколение. А среднее научное звено почти полностью "выбито" периодом 90-х.
У нас почти нет опытных директоров институтов, и претендентов на эти посты даже в знаменитых институтах мало. Возьмем, к примеру, Институт металлургии на Урале. И хотя в нем работают более 30 докторов наук, три года не могли найти подходящего директора, возглавлял институт кандидат наук.
В целом, пост директора сегодня не является таким привлекательным, как в прошлом, потому что человек должен исполнять все инструкции и забросить научную работу.
Много бумаг, много бюрократии. Если раньше пост директора органично вписывался в академическую структуру, то сегодня это что-то не очень привлекательное.
— А положение научного руководителя?
— Институт научных руководителей пока не устоялся, нормативной базы четкой нет. В каждом институте утверждается свой устав, который вводит эту должность, наделяет научного руководителя функциями председателя научного совета и какими-то другими правами. Но в этой сфере, на мой взгляд, пока нет порядка и системности.
— Как наука на Урале чувствует сегодня себя?
— На этой вопрос нельзя ответить одним словом, потому что преобразования в научной сфере происходят сложные.
Сегодня я чувствую удовлетворение, потому что мы на заседании президиума РАН представили комплексный план развития Уральского отделения.
Было хорошее обсуждение, конструктивные предложения и высокие оценки — значит, наши надежды могут оправдаться. Да и совместная работа Академии с "Транснефтью" по созданию отечественной технологии получения противотурбулентных присадок была оценена очень высоко. Ее я считаю важным успехом Института органического синтеза УрО РАН и наших коллег из ИНХС РАН и МГУ. Она очень важна для наших молодых сотрудников. Они приняли участие в уникальном проекте, который открыл им возможности осуществлять новые, то есть появилась перспектива.
— Ну и заработать можно, не так ли?
— Привлекательная сторона не деньги, а возможность увидеть свой результат в металле. Построен замечательный современный завод. Попадаешь туда и видишь, что твой научный коллектив внес реальный вклад в создание этого предприятия. Значит, ученые востребованы и полезны. Это чувство необычайно важно. Кстати, мы не только технологии разработали, но отправили на предприятие наших молодых людей. Там высокие зарплаты, и они перешли туда охотно.
Для нас сотрудничество с "Транснефтью" это своеобразный старт в современную промышленность…
Из "Комплексного плана развития": "Сегодня научные школы Урала имеют мировой приоритет по целому ряду направлений, включая математическую теорию управления, физику магнитных явлений, импульсную электронику, материаловедение и дефектоскопию, процессы теплопередачи, металлургию, органический и неорганический синтез, твердотопливные элементы и водородную энергетику, наноматериалы, экологию и биотехнологию, иммунологию, геологию и геофизику, горное дело, региональную экономику и гуманитарные науки. Уральским отделением РАН накоплен высокий научный потенциал, который должен быть максимально эффективно использован в интересах развития страны".
— Мне металлурги жаловались, что у них плохие связи сейчас с предприятиями, мол, хиреет отрасль.
— На самом деле все зависит от конкретных людей. Нужно не жаловаться, а искать выход из создавшегося положения и работать.
— Хорошо, будем оптимистами. Поговорим о будущем. На президиуме РАН вы рассказали о пяти платформах, откуда наука Урала намерена стартовать в будущее. Что это за стартовые площадки?
— Прежде всего, цифровые технологии… Урал всегда отличался наличием сильной математической школы. Я часто привожу в качестве примера достижение уральских академиков Н. Н. Красовского, Ю. С. Осипова и А. Б. Куржанского: 1970 год — полная математическая модель комплекса С-300, сегодня мир хорошо знает о новых системах С-400 и С-500. Далее — космос. Институт математики и механики УрО РАН занимается расчетами траекторий, запусками "Союзов".
Однако сегодня Уральский суперкомпьютерный центр теряет свои позиции в мировых рейтингах, и это, конечно, вызывает чувство обеспокоенности.
— Он на 26-м месте в мировом рейтинге?
— Когда я заступил в 2008 году на пост председателя Отделения, суперкомпьютерный центр ИММ имел крайне низкие характеристики. Поскольку математические расчеты определяют уровень развития естественных наук всего Отделения, не только математиков, но и физиков и химиков — вычисления нужны всем, мы за несколько лет нарастили производительность этого центра до приличного по тем временам уровня. Пять лет вкладывали в центр деньги — более ста миллионов… В общем, столько, сколько могли.
Развитие математики на Урале всегда было приоритетом, и в ИММ УрО РАН это очень ценили. Как известно, математика — царица наук, и об этом забывать нельзя.
— А какова ситуация сегодня?
- В мировом списке топ-500 четыре российских суперкомпьютера. Всего — четыре! Китайских — сто, американских около 30-ти. Самые мощные компьютеры сегодня в Китае. Причем, они превосходят наши на два порядка. Это тревожно.
Нужно срочно вкладывать средства в развитие высокопроизводительных вычислений.
Во многих субъектах Российской Федерации довольно быстро внедряются цифровые технологии в обыденную жизнь. Расчеты в магазинах, продажа билетов на самолеты и поезда, подсчет бытовых услуг и так далее, — без всего этого мы сегодня уже не можем представить нашу жизнь. Но это лишь один срез, а если взять тот, который определяет уровень науки и высокотехнологичной промышленности, то он связан с суперкомпьютерами. К примеру, нужно создать самолетный двигатель. Его создание будет занимать годы. А при использовании моделирования с суперкомпьютером вы тот же результат получите во много раз быстрее.
— Нужны деньги?
— Кстати, достаточно скромные. Чтобы сделать рывок на порядок, нужно около двух миллиардов. Это, бесспорно, один из важнейших проектов.
Вторая платформа (самая емкая) — это материалы и технологии. Мы хотим создать Уральский центр материалов и технологий. Для этого все возможности у нас есть. Тот же завод "Медсинтез", где производятся новые лекарства, а в этом году налажен выпуск субстанций. До этого субстанция "триазавирина" делалась на других заводах или в Институте органического синтеза маленькими партиями. Для этого в академическом институте мы были вынуждены создать сначала технологическую лабораторию, а затем технологический корпус. Это было как раз то звено, которое связывает науку с производством. Такие звенья надо завести в каждом институте.
Путь любой разработки от лаборатории до производства зачастую неповторим. И единого рецепта нет.
Конечно, нужны инжиниринговые или технологические центры. Сегодня многие институты декларируют, что такие центры необходимы. Но, повторяю, каждая разработка индивидуальна по своей природе. И ее внедрение зависит от очень многих факторов. В общем, возможностей для творческого поиска в этой области великое множество.
Из "Комплексного плана развития": "УрО РАН — это мощный многоотраслевой научно-исследовательский комплекс, имеющий под научно-методическим руководством 33 научных организации, ряд вузов, крупнейшую на Урале научную библиотеку, конструкторско-технологические и инженерные центры, сеть стационаров. Академические научные организации имеются в Екатеринбурге, Сыктывкаре, Ижевске, Перми, Челябинске, Архангельске и Оренбурге. В них трудится свыше 3700 научных работников, из них почти 750 докторов и более 2000 кандидатов наук. Исследованиями по важнейшим научным направлениям руководят 36 академиков и 67 член-корреспондентов РАН".
— А третья стартовая платформа?
— Она связана с безопасностью и с экологией. Она также очень обширная, перекрывающаяся с другими и необходима во всех регионах.
— Карабаш привели в порядок?
— Отчасти.
— По-прежнему марсианская пустыня?
— Теперь что-то среднее между пустыней Марса и лунным пейзажем… Карабаш — это выразительный пример экологической катастрофы.
В послании Президента РФ В. В. Путина было упоминание о Свердловской и Челябинских областях, как о самых неблагополучных с точки зрения экологических проблем. Для их решения необходимы комплексные исследования.
К примеру, Институт экологии растений и животных более 70 лет ведет мониторинг бассейна реки Обь. К сожалению, следы стронция и плутония до сих пор присутствуют, хотя урановый комбинат давно уже работает "чисто"… Но контроль нужно осуществлять. Для этого в Институте экологии растений и животных УрО РАН есть специальная радиоэкологическая лаборатория. Это только один пример. У нас есть также биологический стационар за полярным кругом — в п. Лабытнанги. Он занимается экологическими наблюдениями в течение многих десятилетий.
Когда видишь, как изменилась флора и фауна за 40 или 50 лет, то сразу понимаешь, насколько сильно меняется климат. Это, конечно, важнейшие и уникальные исследования.
— А проблема отходов?
— Это направление для нас является исключительно важным потому, что у нас есть программа сотрудничества с Китаем, где накопились те же проблемы. В свое время они заимствовали у нас металлургические технологии, и это привело к тому, что накопились гигантские запасы отходов. И теперь их надо перерабатывать. Создана программа комплексной переработки сырья. К примеру, при производстве алюминия накопились так называемые красные шламы, которые содержат скандий. Есть технологии его выделения. И таких примеров много. Над этой проблемой на Урале работают многие институты. Есть программа развития водородной энергетики, есть программа переработки ядерных отходов — проект "Прорыв", выполняемый в интересах "Росатома". И так далее. Всего и не перечислить.
— А еще Арктика?
— Это отдельная программа. В частности, знаменитый проект "Урал промышленный — Урал полярный". Он был связан с освоением новых месторождений. Есть проект "Белкомур", и так далее. Пермский научный центр будет вовлечен в решение проблем рационального недропользования. Конечно, Коми Республика и Архангельск, да и Южный Урал, многие уральские регионы в этом научном направлении участвуют.
Еще одна платформа — здравоохранение. Урал, как вы знаете, ядерный край, а потому у нас есть центр ядерной медицины. Мы собираемся его развивать. В Челябинске успешно работает академик Андрей Владимирович Важенин — один из лидеров российской ядерной медицины. Создается циклотрон в Уральском федеральном университете, ведутся работы в Заречном. Мы пытаемся объединить усилия всех специалистов.
Убежден, что есть все предпосылки для создания на Урале самого современного центра ядерной медицины.
Из "Комплексного плана развития": "Перспективное развитие научных исследований в УрО РАН, с одной стороны, должно соответствовать потребностям регионов, на территории которых расположены научные организации Отделения. С другой стороны, поисковые работы не должны ограничиваться региональной направленностью, а включать в себя изучение общих закономерностей развития природы и общества, имеющих значение для российской и мировой науки".
— Скажите, реформирование Академии наук у вас на Урале продолжается?
— Сейчас какой-то сравнительно спокойный период. Бурные волнения, которые были в начале реформы РАН, как-то немножко поутихли.
— Ученые смирились?
— В конце концов, мы должны заниматься своим главным делом. Все эти изменения в конечном счете не так важны, если у тебя в институте все нормально.
— И в Уральском Отделении РАН?
— У нас все нормально — работаем…
Читайте все материалы из серии "Чаепития в Академии"