"Чаепития в Академии" — постоянная рубрика Pravda. Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными.
Читайте также: Чаепития в Академии: Истина прекрасна и в лохмотьях!
Недавний сюжет по телевидению заставил меня вернуться в прошлое. Репортаж шел из пустых цехов легендарного "Южмаша". Один из руководителей завода, ставший впоследствии президентом Украины Кучма посетовал, что "Южмаш" по сути прекратил свое существование, мол, долги огромные, зарплату платить рабочим нечем, заказов нет. А ведь совсем недавно "Южмаш" был одним из лучших предприятий не только Украины и Советского Союза, но и в мире. Именно здесь рождалась знаменитая "Сатана" — ракетный комплекс, равному которому нет до сих пор. Генеральным конструктором "Сатаны" был последний Герой Социалистического труда Станислав Иванович Ус. С ним мы и говорили о судьбе и ракетного комплекса, и уникального КБ и завода. По-моему, это было единственное интервью конструктора…
Сначала официальное представление. Я попросил Станислава Ивановича сделать это не случайно, потому что именно с ним многие ученые, создающие ракетную технику, связывают судьбу конверсии в этой области. "Если дело поручено Усу, то можно не сомневаться: оно завершится успешно", — сказал академик Уткин перед моей командировкой в Днепропетровск. Мнению Владимира Федоровича не доверять нельзя — ведь он несколько десятков лет проработал вместе с Усом, а потому знает его очень хорошо. Кстати, именно Уткин будучи Генеральным конструктором представлял Станислава Ивановича на звание Герой Социалистического труда…Перед своим уходом с поста Президента СССР Горбачев успел подписать Указ о присвоении этого звания конструктору.
— Итак, кто вы? — спросил я у Уса.
— Я — Главный конструктор направления Конструкторского бюро "Южное", который занимался разработкой, отработкой и сдачей на вооружение ракет тяжелого класса.
— Добавлю: Герой Соцтруда, лауреат Ленинской премии, лауреат премии Ленинского комсомола, награжденный многими орденами и медалями Советского Союза… Теперь только остается выяснить, как именно вы добились этого?
— Придется начать издалека. Я окончил физико-технический факультет в 59-м году. Это в Днепропетровском университете. Здесь были собраны лучшие специалисты из разных вузов, конструкторских бюро страны, заводов, у которых уже был опыт работы в ракетной технике. Поэтому выпускники, которые приходили в КБ "Южное" и на "Южный машиностроительный завод" и на остальные предприятия тогда еще молодой ракетной отрасли Союза, были подготовлены хорошо и в дальнейшем они себя оправдали как специалисты. К сожалению, теперь после развала СССР физико-технический факультет нашего университета готовит специалистов уже не такого уровня, который необходим нам… Итак, в 59-м году по распределению я попал в КБ "Южное".
Принимал нас на работу сам Михаил Кузьмич Янгель. Для нас это было необычно, а потому мы все волновались. Это был обаятельный человек, простой, доступный, а потому напряжение тут же спало, и завязался непринужденный, откровенный разговор. Не случайно, что он вызывал симпатии сотрудников КБ да и тех, кто с нами работал — "смежников"… Янгель уделял серьезное внимание молодежи. Я был секретарем комитета комсомола КБ "Южное", а потому мне приходилось довольно часто встречаться с Янгелем. Он заботился о будущем КБ, а потому заботился как о техническом воспитании специалистов, так и об их общей культуре — и в то же время выдвигал молодых на ответственные участки работы. Для одних он был "старшим братом", но для большинства сотрудников КБ — "отцом". Всегда расспрашивал меня о зарплате, о жилищных условиях молодых. Тогда с жильем было плохо — по две-три семьи жили в одной квартире… При первой же возможности Янгель обязательно помогал особо нуждающимся. И люди это помнят до сегодняшнего дня!
— И о работе конечно?
— То направление развития ракетной техники, которое выбрал и определил Янгель, осталось и сегодня… Любопытно, что и Уткин и Конюхов — Генеральные конструктора КБ "Южное", как и Янгель, требовали, чтобы рядом со мной, Главным конструктором, обязательно находился молодой человек, которого я должен обучить всему, что знаю и умею сам! Это на тот случай, если я решу куда-то уехать или уйти на пенсию, то замену не надо искать, она уже есть…
— Не подсиживают?
— Выбираем же не только по техническим знаниям, но и по человеческим качеством…
— А вас кто выбрал?
— В основном мне пришлось работать с Владимиром Федоровичем Уткиным. Я начал ведущим конструктором первой в мире тяжелой ракеты с разделяющейся боеголовкой. Это ракета 8К67, то есть первое поколение комплексов СС-18. Для нее разрабатывалась трехблочная разделяющаяся головная часть. Сроки были минимальные. Меня вызвал Янгель и сказал, чтобы я подбирал молодых ребят с "незакостенелыми" взглядами. И мы в течение полугода эту головную часть создали! Первый пуск был еще при Михаиле Кузьмиче, и резонанс в мире был очень большой. Тогда американцы только начали разрабатывать систему противоракетной обороны, и запуск нашей ракеты показал, что эта предполагаемая оборона преодолевается. Такая ситуация сразу вызвала "потепление" в отношениях двух стран — СССР и США. Кстати, как только достигалось ракетно-ядерное равновесие, то "холодная война" как бы отступала, как это ни странно… Мы сдали свою ракету на вооружение, и было изготовлено 300 ракет.
— Вы работали с Арзамасом-16?
— Нет, с Челябинском-70. Ну, а заряды при серийном производстве делали для нас в Пензе. Это по линии Минсредмаша, а министром тогда был Славский… Я так и продолжал оставаться ведущим конструктором. Кстати, именно за разработку этой ракеты мы получили первыми в отрасли премии Ленинского комсомола — она только что была учреждена…
— А как член комиссии я голосовал за вас, но написать тогда об этой работе не удалось!
— Гриф "сов секретно" и до сих пор все-таки действует. Не мне судить, но наверное, это правильно…
— А далее?
— Мы приступили к разработке тяжелой ракеты стратегического назначения с унифицированным оснащением.
— Что это такое?
— Под понятием "оснащение" подразумеваются головные части, то есть ядерные блоки. Мы делали ее с "легкой боевой частью" для стрельбы на расстояние до 16-ти тысяч километров, с "тяжелой моноблочной частью", оснащенной мощнейшим ядерным зарядом, и с разделяющейся головной частью. Эта ракеты была создана. Тогда модно было говорить о "ракетном щите", и это в полной мере относилось именно к ней. В мире ничего подобного не было создано, хотя американцы и попытались сделать подобную машину, но им это не удалось.
— Шифр все тот же "СС-18"?
— Да, СС-18. Но это еще не "Сатана", а ее прототип.
— Будем постепенно к ней приближаться?
— Конечно…Параллельно в КБ шли ракеты "легкого класса", тоже жидкостные — 15К15. Они также были оснащены разделяющимися головными частями. Но дальность у них средняя. Подобные ракеты создавались и в КБ Челомея. Таким образом, существовала конкуренция, точнее — конкурсность. Как всегда, шла борьба… Но тем не менее обе ракеты были приняты на вооружение, поставлены на боевое дежурство. Вместе "легкие" и "тяжелые" ракеты перекрывали все зоны ядерного поражения земного шара.
— Это как понимать?
— Мы могли стрелять по морским целям, по промышленным целям, по портам, по ракетным полигонам, по зонам боевого дежурства американских ракет… То есть речь шла о многоцелевом ракетном комплексе. Зоны ее поражения находились от четырех до шестнадцати тысяч километров. За создание этой ракеты я был награжден орденом Ленина.
— Но вы не останавливались ни на минуту?
— Нет, у нас постоянно шла модернизация ракет. Это было одно из направлений, определенных еще Янгелем. Он говорил, что надо не создавать новые комплексы, так как это требует больших затрат, а модернизировать ранее изготовленные. Но на стадии проектирования следует закладывать такие технические решения, которые давали бы возможность постоянно усовершенствовать ракеты. В частности, улучшались системы управления ракеты и системы боевого управления. К примеру, удалось вдвое повысить боеготовность — снизить ее до 30 секунд. Шла непрерывная борьба за улучшение тактико-технических характеристик комплексов. Это делалось для того, чтобы уменьшить число ракет, стоящих на боевом дежурстве. Если мы боеготовность и точность увеличивали в два раза, то уменьшался и запас ракет… Зависимость, конечно же, была не прямая, но она существовала, а потому экономились огромные средства. Да и войска лучше принимали новый комплекс, он был более безопасен…
— Что вы имеете в виду?
— Предположим чисто теоретически, что на одной из пусковых установок происходит ядерный взрыв. А всего у комплекса десять боевых блоков… Это уже не Чернобыль, а сотни Хиросим! Так что безопасность эксплуатации ракетных комплексов, их надежность — наиважнейшие проблемы этой отрасли, и им всегда уделялось особое внимание. Поэтому вместе с созданием новых комплексов совершенствовались и ракетные войска, они становились более технически грамотными, более организованными, и управление войсками поднималось на новый уровень. Мы принимали участие и в боевом дежурстве, так как осуществлялись регламентные работы. Обычно это бывало раз в три года. Ракета испытывалась, проверялись ее характеристики, если необходимо, то менялась какая-то аппаратура. Таким образом, КБ и завод несли прямую ответственность вместе с ракетными войсками за состояние комплексов, находящихся на боевом дежурстве.
— И до сих пор это так?
— Конечно. Хотя к нашему несчастью Союз развалился (я воспитан был в Советском Союзе, поэтому у меня взгляды не изменились), тем не менее наш эксплуатационный комплекс участвует в контроле за ракетами, стоящими на боевом дежурстве в России. Иначе и быть не может, так как на ракетах стоят ядерные боеголовки, следовательно, оружие очень опасное, и тут всевозможные политические амбиции нужно просто отставить в сторону — тут делить интересы Украины и России не приходится.
— Итак, этот комплекс вы сдали на вооружение…
— За него я получил Ленинскую премию…
— По-моему, мы уже переходим к следующему этапу — приближаемся к званию Героя?
— Мы приступили к созданию комплекса — это "лебединая песня" ракет тяжелого класса, разработанных в стране. Почему я не говорю — "Разработанных КБ "Южное"? Дело в том, что мы были головными, но на мой комплекс работало 343 организации (я могу ошибиться в точной цифре, но не намного!). Это конструкторские бюро, заводы, научно-исследовательские институты всего Советского Союза, и все они находились под единым управлением КБ "Южное" как головной организации. А "Южмаш" изготовлял ракеты для летных испытаний и поставлял их на боевое дежурство, и вместе с нами осуществлял гарантийный надзор за стоящими на боевом дежурстве комплексами. Понятно, что разработке нового комплекса уделялось особое внимание и министерством, и ЦК партии и военно-промышленной комиссией Совета Министров, и Министерством обороны. Буквально с первых шагов этот комплекс привлек пристальное внимание американцев, он вели так называемую "техническую ревизию" его.
— Проще говоря, они забеспокоились, что он будет создан?
— Да.
— И как они могли бороться с ним?
— Технически — никак, но политически — весьма эффективно…
— Что вы имеете в виду?
— Переговоры о разоружении. Они начали говорить о размещении ядерного оружия на подводных лодках, на самолетах, на кораблях, но не на наших ракетах… Чуть раньше я упоминал о нашем постоянном стремлении уменьшать число ракет, стоящих на боевом дежурстве. Так вот новый комплекс обладал характеристиками раза в четыре лучшими, чем его предшественники! А название по-прежнему оставалось прежним — СС-18.
— Это и есть "Сатана"?
— Она, голубушка…
— Почему ее так назвали?
— Ракета была покрыта темным теплозащитным покрытием… Она не только обладала повышенными характеристиками по точности, боеготовности, мощности — там стояла десятиблочная разделяющаяся боевая часть, но у нее была и повышенная защищенность от факторов ядерного взрыва. Пусковая установка выдерживала сто килограммов на квадратный сантиметр, ракета преодолевала зону воздушного ядерного взрыва…
— И аппаратура не" сходила с ума"?
— Как только ракета входила в зону ядерного взрыва, то чувствительные датчики, которые измеряли нейтронное и гамма-излучение — разные факторы взрыва, выключали систему управления. Двигатели работали, но система управления была застабилизирована. Как только ракета выходила из опасной зоны, датчики включали систему управления, она анализировала пройденный путь и выводила ракету на нужную траекторию.
— И в этом вы убедились?
— Ракета прошла летные испытания успешно. Специальные испытания проводились в Семипалатинске, где проверялось влияние ядерного взрыва на систему управления. В общем, был создан комплекс с гарантией на 15 лет.
— А раньше?
— Десять лет… Честно говоря, еще кое-какие запасы у нас были, а потому срок можно было продлить. И научно-технический задел был таков, что мы готовы были переходить к следующим поколениям тяжелых ракет — "Воевода" и "Икар".
— Красиво звучит… Откуда такое названия — "Сатана","Воевода", "Икар"?
— Стоп! Я же вам пока не рассказал, почему именно "Сатана"… Чтобы ракете проходить через пылевое облако, образовавшееся после ядерного взрыва, ее покрывали теплозащитным покрытием. Оно черного цвета. И когда ракета выходила из пусковой установки, особенно в лучах восходящего солнца на фоне голубого неба она выглядела зловещей… И молниеносно уходила ввысь… Впечатление было сильное — поистине черная молния… Я бы так ее назвал, но американцы придумали иное — "сатана"… Так их название и прижилось, а наше для такого класса ракет -"Воевода" не стало столь популярным…
— Видно, уже не суждено было…
— К сожалению, в это время наступило "похолодание" к нашей области (я употребляю такой термин, так как не хочу выглядеть грубым!). Уже начал колебаться Советский Союз, уже появилась "горбачевщина", уже военные стали оглядываться на политиков, а потому разработка нового комплекса была приостановлена. Разговоры пошли о конверсии… Однако мы продолжали на Южном машиностроительном заводе делать "Сатану" и ставить ракеты на боевое дежурство в Казахстане и в России. А комплексы среднего радиуса действия, разработанные в КБ Челомея, в основном ставились на Украине. Это не было каким-то злым умыслом, так как тогда границ не существовало, а постановка ракетных комплексов на дежурство определялось лишь военными соображениями. Я говорю об этом специально, потому что сейчас находятся люди, которые пытаются спекулировать на том, что российские комплексы ставились на Украине, а "Южмашевские" в России специально из-за каких-то имперских амбиций! Чушь это несусветная!…
— Вы упомянули о конверсии не случайно?
— Я как раз к этому перехожу… Мы только начали разработку "Икара", как нам "сверху" спустили приказ о программе конверсии. Причем то было прямое поручение Генеральному конструктору Владимиру Федоровичу Уткину. Раньше "Южмаш" выпускал 60 процентов боевой продукции и 40 процентов так называемых "товаров народного потребления" (среди них 60 тысяч тракторов!). Теперь же надо было все сделать наоборот — 40 процентов ракет, а остальное — мирная продукция. Это была, на мой взгляд, очень правильная политика нашего правительства… И такая программа была нами разработана. Более того, мы ее согласовали со знаменитой "девяткой"…
— Причем здесь управление КГБ?
— Нет, это другая "девятка" — девять оборонных министерств, с которыми мы были связаны… Но потом эта программа рухнула, и все идеи погибли. Она заключалась не только в том, чтобы освободить производственные мощности, но и ракетные комплексы, снимаемые с боевого дежурства, использовать для науки. Обычно ракеты уничтожались, а мы предложили программу запуска космических аппаратов с их помощью. Это позволяло резко удешевить космические исследования… Однако Союз распался, и каждый начал тащить все в свой "огород"… КБ "Южное" и "Южмаш" нашим правительством Украины были брошены на произвол судьбы, мол, выживайте как хотите…
— К сожалению, подобный лозунг исповедывало и правительство Гайдара!
— Беды у нас общие… Никаких государственных программ развития ракетной отрасли не было…
— А где-же собственная инициатива?
— Сразу же гасилась… Я занимался ядерно-ракетным вооружением Украины. Разработали программу, но достучаться до руководства не мог… А ведь за нами стояли многие заводы Украины, и люди там были без работы и зарплаты. И это были лучшие предприятия республики… Итак, самовыживание. Мы начали делать троллейбусы. Но наши технологии не подходили для их производства, приходилось все переделывать… К примеру, баки мы варили с герметичностью десять в минус шестой степени — ведь в них находился компонент топлива в течение десяти лет! Это высокоточная автоматическая сварка с мощнейшим контролем, а зачем такая технология для троллейбуса!?
Тут обычным электродом обычный сварщик справляется… Такая "конверсия" снижает уровень производства, квалификацию инженеров и мастеров, а потому и отношение к работе совсем иное… Если за ходом производства ракет следили и заказчики, и разные отделы контроля, то у троллейбусов уже этого не было — лишь бы сделать и, главное, лишь бы купили! А вот тут-то и осечка вышла: нет денег у городов, чтобы покупать троллейбусы… И завод практически прекратил их производство… Бросились мы в ветроэнергетику. Но это не задача для коллектива столь высокой квалификации. Это было необходимо просто для выживания.
— Самое трудное уже, надеюсь, позади?
— Нет, по-моему, самое трудное еще впереди.
— Почему вы так считаете?
— Сейчас мы не имеем на Украине государственных программ ни по линии министерства обороны, ни по машиностроению. Нет финансирования. И те смежные организации, которыми с нами работали, отошли в сторону… Людям нечего платить. У меня сын здесь работает, он получает 80 гривен… Он хороший парень, закончил физтех, и я понимаю его, когда он говорит, что все его друзья по университету ушли в коммерцию и там неплохо зарабатывают. Той массовой молодежи, которая была во время нашего прихода в КБ, сегодня нет… А потому я с пессимизмом смотрю в будущее.
— В таком случае я верну вас в прошлое. СС-18 — самое мощное современное оружие?
— Лучшего в мире нет.
— Почему же было подписано соглашение об уничтожении именно этих ракет?
— Все просто. В свое время между СССР и США был установлен паритет. Прежде всего, по боеголовкам. Но когда распался Советский Союз, то часть ракет оказалось в Казахстане, на Украине, в Белоруссии и в России. И даже если исключить Украину и Казахстан — там сняты все ракеты нашей разработки, то все равно в России осталась самая мощная в мире ракета. И поэтому цель американцев — выбить именно эту ракету. Ведь они сами не смогли создать аналогичное оружие, а потому они вынуждены в противовес "Сатане" увеличивать число своих ракет. И они начали "воевать" с ней еще при Советском Союзе, но у них ничего не вышло тогда, но сейчас они добиваются своего…
— Они действуют с двух сторон: в России добиваются снятия боеголовок с "Сатаны", на Украине — чтобы вы не производили такие комплексы. Так это?
— Вы правы. Нас они "придавили". Еще будучи директором "Южмаша" наш нынешний президент заявил в Верховном Совете, что завод никогда не будет делать боевые ракеты. Тогда это была политика, но она стала практикой… Так что американцы "на втором фронте" добились ощутимого успеха — "Южмаш" теперь производит только "Зенит", сугубо космическую машину… Даже вот что произошло: в последние годы Союза мы разработали ракету с моноблочным оснащением "Универсал". Эта ракета должна была стать "массовой" — так считали военные. Мы не только разработали такую ракету, но и провели наземные стендовые испытания. Могли уже начинать летные, однако после такого заявления Кучмы их не проводили… И Россия вынуждена была модернизировать подвижной комплекс "Тополь". Но его с "Универсалом" и сравнивать нельзя — намного хуже…
Я реально, поверьте, оцениваю машины — какой мне смысл бахвалиться!? У нас было две ракеты, и мы передали их российским коллегам… А почему бы не продолжать работы с "Универсалом" на "Южмаше"? Обычная практика в мире: Франция заказывает Германии, Англия — США… Почему же у нас все иначе!? Неужели нельзя сохранить сотрудничество в ракетной области между Россией и Украиной!?
— И почему же?
— Чистое политиканство! И больше ничего не стоит за этим…
— Я хочу вас вернуть в прошлое. Однажды академик Уткин мне рассказал, что после аварии он подвел главного конструктора к образовавшейся яме и сказал:"Полюбуйся, как ты работаешь!" У меня, такое ощущение, что это он с вами был тогда?
— Точно… А было это так… Приближался очередной съезд партии, и он должен был начаться 23 марта. К съезду готовили пуск. И естественно, были взяты соцобязательства — работали мы дни и ночи. Сразу скажу, работали с удовольствием, с охоткой… Отправили ракету на Байконур. Там я готовлю ее к пуску. Председателем госкомиссии был генерал-полковник Яшин, технический руководитель — академик Уткин. Я же как главный конструктор — заместитель Уткина. У нас был уже большой опыт, а потому ракету подготовили к пуску очень быстро. Тем более, что наша ракета минуя монтажно-испытательный комплекс сразу идет на пусковую установку — все необходимые подготовительные работы были сделаны еще на заводе…
Уткин и Яшин — все-таки мудрые люди, а потому решили эту ракету к съезду не пускать, а сделать это сразу после его окончания. Будто предчувствовали они что-то… И тут авария! Несмотря на огромный объем экспериментальной отработки, все-таки в пусковой циклограмме была ошибка: один из разъемов не расстыковался… Уткин с Яшиным уехали на старт. Утро было пасмурное, тяжелое. А я с Рюмкиным, генерал-лейтенантом, остались в монтажно-испытательном корпусе для того, чтобы в случае необходимости посмотреть документацию, дать необходимые рекомендации и так далее… Я стою перед большим витринным стеклом на третьем этаже. До пусковой установки примерно километров семь… Рюмкин сидит за ВЧ- аппаратом, на другом конце провода высокое начальство…Все ждут пуск. Проходит команда: "Пуск состоялся!" Я вижу, как ракеты вылетела из пусковой установки… Вылетела и зависла… Я до этого видел уже более сотни пусков, а потому мне сразу же все стало ясно… Я успел произнести известное русское слово, которое означало, что ракета сейчас упадет обратно… Ракета зависла, а потом медленно пошла назад в пусковую установку. И оттуда поднялся гриб сизого дыма, очень похожий на ядерный взрыв. Грохот, ветровое стекло выгнулось, но выдержало… Ну, а Уткин с Яшиным, когда прошла команда о пуске, решили выйти наружу и посмотреть, как летит ракета. Пока они шли к выходу, ракета уже взорвалась… Они поднялись наверх, ракеты нет, и Яшин говорит, мол, посмотри, какая резвая машина — уже ушла…
А Уткин видит, что телеметрических вышек на старте нет и понял, что произошло нечто неладное… И в это время к ним подбегает кто-то из пускачей и докладывает о взрыве пусковой установки. Вот тут- то Уткин позвонил мне и приказал приехать на командный пункт. И мы с ним вдвоем поехали посмотреть на происшедшее. Крыша пусковой установки весом в 140 тонн лежит рядом с казематом, где сидели наши телеметристы. Она упала буквально в пяти метрах, а там находилось 19 человек… Подошли к пусковой установке, а вокруг обрывки пластмассового контейнера — все усеяно желтым "снегом". Установка дымится. Стали мы возле нее, а у ног яма глубиной метров сорок пять… Уткин и говорит: "Видишь, что ты наделал!" У меня земля из-под ног поехала — ну, думаю, упаду сейчас туда… Обнял я Уткина, думаю, если уж падать, то вместе!…
— При случае обязательно расскажу Владимиру Федоровичу о вашем варианте "беседы у ямы"! А если серьезно: много неудач было?
— С "Сатаной" нет… Впрочем, со вторым экземпляром тоже случилась авария. Ракета вышла из пусковой установки, мы все обрадовались, но вдруг взрыв! Во время расстыковки второй ступени это произошло… Причину нашли быстро. У нас такая система: в бак подается окислитель, он воспламеняется на поверхности, и создается давление, которые вытесняет горючее. Один молодой специалист посмотрел по документации и запаниковал: Разве можно подавать окислитель в бак- обязательно будет взрыв! И он подал в горючее горючее… Первая ракета упала из-за первой ступени — мы выяснили, что контакты в системе управления были перепутаны, вторая машина взорвалась из-за второй ступени, и начали готовить к пуску третью машину… Мы проверили все: Уткин пригрозил мне, что если упадет третья ракета, то попрощаюсь с должностью… Проверили все, "вылизали от "а" до "я"…Кстати, две неудачи нам министерство простило — никого не наказали… И вот идет третий пуск. Прекрасное ясное утро. Первая ступень отработала, включилась вторая и… вдруг взрыв! Подорвалась третья ступень… Три пуска подряд и три неудачи — это уже ЧП!
Причину нашли быстро… Однако теперь уже система начала раскручиваться. Идет выездная коллегия министерства в КБ "Южное". Сюда приехали из ЦК, из ВПК, из Совета Министров… Были собраны все — от начальника группы до высших руководителей. Три докладчика: Уткин, Галась и Ус. Галась — начальник КБ-2, по вине которого и упали три ракеты. Это наше головное КБ по разработке конструкторской документации. Вся экспериментальная отработка в основном за ним. Уткин доложил, Галась выступил, а затем министр говорит: "Ну, а теперь послушаем главного конструктора Уса. Мы не успели его назначить, а он укладывает одну ракету за другой, и теперь является главным конструктором самой большой ямы на полигоне". Как обычно, вышел и покаялся. У нас было еще три ракеты — одна на Байконуре, остальные здесь. Я обещал, что теперь все будет в порядке… Поверили, но все же наказали: лишили месячной зарплаты… И дальше испытания пошли нормально. Поэтому я и говорю, что неудач немного было…
— Но как главный конструктор самой большой ямы вы остались в памяти народной?
— Друзья продолжают подшучивать… А на полигоне эту яму превратили в своеобразный экспонат: дорожки к ней проложили и начали гостей туда возить, мол, и такое случалось при летных испытаниях ракет…Но если взять в целом статистику, у нас мало было аварийных пусков, хотя техника создавалась наисложнейшая!
— Сколько нужно пустить ракет, чтобы убедиться в ее надежности?
— После наземной отработки закладывается необходимое количество пусков. У разных комплексов оно бывает разным…
— К примеру?
— Было у нас однажды 43 пуска одного типа ракет, так как не удавалось на земле отработать все ее параметры… Есть у нас в КБ отдел надежности, которые и считает, сколько нужно провести пусков… И практически мы не ошибались…
— Из 43-х сколько было неудач?
— Шесть… Аварийные пуски часто были полезными, так как проводился полнейший технический анализ ракеты. И это сокращало сроки ее испытаний. Так что на аварии мы смотрели по-разному, иногда, повторяюсь, они приносили пользу… А подчас и мистические какие-то события происходили… Шесть неудач из сорока трех пусков… И самое удивительное, что падали каждая шестая ракета- шестая, двенадцатая, восемнадцатая и так далее…
— И чем вы это объясняете?
— Не могу объяснить… Иногда ночью не спишь, вспоминаешь о тех случаях, размышляешь о них, но ничего толкового в голову не приходит…
— А "Сатана" так и ограничилась тремя авариями?
— С этой точки зрения она была самой благополучной… Хотя один случай с ней все-таки выдался необычным. Пускали мы в акваторию Тихого океана. Как обычно к пуску приготовили две машины — номер "10" и номер "11"… Вторую пустили раньше. А трасса проходила как раз над столицей Индонезии. И надо же было так случиться, что третья ступень взорвалась как раз над ней. Причем взрыв был настолько мощным, что "ослепил" системы слежения американских кораблей. Вторая ракета -номер "10" — стояла в боевой готовности, и председатель госкомиссии спрашивает меня:" Что будем делать?" Отвечаю, что причина взрыва неизвестна, а потому вторую ракету нужно пускать.
Уткин поддержал меня. Председатель госкомиссии получил "добро" от двух министров — обороны и общемаша — и пуск состоялся. И это был прекраснейший пуск! А что произошло с "11-м номером" мы так и не разобрались… И после этого случая не было ни одного аварийного пуска. Этап летных испытаний, которые проводило КБ "Южное", всегда был настолько четко подготовлен и обоснован, что у нас не было ни одного аварийного пуска при боевом дежурстве ракет. Ежегодно по программе учебно-боевых пусков мы отстреливаем ракеты и с объектов и с полигона, и ни одного аварийного случая не было! Этим мы по праву гордимся…
— Вы до сегодняшнего дня занимаетесь боевой тематикой?
— На две трети… По-прежнему "Сатана" — этот комплекс находится на вооружении в России и мы его "ведем"… Во-вторых, разрабатываю одну из систем вооружения для Украины. И в-третьих, занимаюсь так называемыми "товарами народного потребления", то есть кое-какими конверсионными разработками — это троллейбусы и ветроэнергетические установки… А должность себе я хорошую придумал однажды. Звоню в Москву в управление вооружений. Меня спрашивают: "А кто звонит?" "Доложите, — говорю, — что беспокоит бывший главный конструктор бывшего комплекса "Сатана". Теперь именно так меня и представляют почти на всех совещаниях…
— Но на них вы убеждаете в совсем ином направлении конверсии!
— У вас хорошо поставлена служба информации… Действительно, речь должна идти не о троллейбусах, а об использовании боевых комплексов в качестве космических носителей. Уже есть договоренность Кучмы и Черномырдина о том, что судьбу боевых комплексов, снимаемых с дежурства, нужно решать иначе. Уже сейчас практически прекращено их уничтожение. Мы сейчас разработали программу запуска на этих ракетах космических аппаратов, в том числе с иностранными инвестициями. В частности, запуск космических аппаратов для радиотелефонной связи — это создание всемирной системы. На бывших боевых ракетах мы должны запустить около 320 спутников. Для практической работы в этой области создается совместное украинско-российское предприятие под эгидой двух космических агентств наших стран.
Будут выделены, как мы предполагаем, государственные финансы и будем привлекать инвесторов. Программа очень обширная. Мы вместе с ракетными войсками 17 апреля 1997 года провели пуск с космодрома Байконур снятую с боевого дежурства ракету. Она простояла на дежурстве 19 с половиной лет"! Это при ресурсе — десять лет… Пуск прошел блестяще! У нас, ракетчиков, есть такое понятие: "попасть в кол". Это свидетельство точности и надежности пуска. Так вот, 17 апреля мы "попали в кол"! Точность привязки на орбите колебалась от 50 до 100 метров, то есть сработали идеально…Так что теперь боевые комплексы будем использовать для запуска космических аппаратов. Около пяти лет нам в КБ "Южное" пришлось потратить на доказательство того, что не нужно уничтожать ракеты, а надо их использовать разумно.
— Неужели столько сил потребовалось для этого?
— Тут есть вторая грань. Используя боевые комплексы для нужд космоса, мы тем самым продлеваем срок службы тех, что стоят на дежурстве.
— !?
— Да, такова ситуация. Пуская в космос, мы набираем статистику по надежности… Кстати, этот подход позволил нам сейчас продлить сроки эксплуатации СС-18 с десяти лет до двадцати. И продолжаем работать с военными над дальнейшим его увеличением… Я думаю, не нужно доказывать, сколь велика экономия средств, которых у наших стран сегодня так ничтожно мало! Да и делается это еще и потому, что на "Южном машиностроительном заводе" производство таких комплексов прекращено.
— Если не секрет: сколько таких ракет?
— Около двухсот штук. Кроме тех, что стоят на боевом дежурстве, есть еще они и в арсеналах. Так что на некоторое время реквием по "Сатане" можно отложить…
— Почему-то вы ни слова не сказали об американцах — неужели они приветствовали такую конверсию?
— Противодействие госдепартамента США огромное… Американцы прекрасно понимают, что мы сохраняем самую мощную ракетную технологию, и это им не нравится! На предприятия ракетной отрасли очень много приезжает делегаций из Америки и стран Европы. Предлог благовидный — совместная работа. Каждая такая делегация старается узнать побольше, рассказать о себе поменьше и ничего не дать нам, но обещая очень многое! На мой взгляд, велась чисто техническая разведка для того, чтобы определить потенциальные возможности предприятий и конструкторских бюро, которые занимались ракетно-космической тематикой… Так что помощи никакой, а противодействие весьма ощутимое. И вполне естественно, против "Сатаны", так как это мощная ракета и весьма эффективная. Она поможет нам более уверенно чувствовать себя на мировом рынке космических услуг. "Нам" — это России и Украине.
Почти два десятилетия прошло с того дня, когда мы беседовали с Главным конструктором "Сатаны". Многое ли изменилось с той поры? Оказывается, не совсем… Вот только новая беда обрушилась и на "Южмаш", и на Украина, и на всех нас — я имею в виду последние события на Украине и вокруг нее.
И все это во имя чего?
Нет ответа…