Откуда мы знаем о тяжелой доле бурлаков, тянувших по рекам и озерам суда в дореволюционной России? Ну, конечно, главным образом, благодаря известной картине Ильи Репина "Бурлаки на Волге", репродукции которой есть даже в школьных учебниках.
Но вот насколько соответствует все изображенное на ней исторической правде - это очень и очень большой вопрос.
Еще в старой советской школе нам, тогдашним ее ученикам, рассказывали о тяжелом труде волжских бурлаков, а мы должны были, глядя на картину Репина, пересказать слова учительницы своими словами. В итоге получалось так, что несчастнее людей не было на свете, ну и понятно, покончивший со всем этим Великий Октябрь был событием в высшей степени справедливым.
Однако потом я как-то прочитал книгу американского писателя Бернарда Шульца "С индейцами в Скалистых горах" и вот там тоже был описан труд местных бурлаков-кордильеров, которые хотя и тащили габару вверх по течению, по вечерам и песни пели и, вообще, отнюдь не показаны несчастными людьми. Впрочем в сознании это хотя и отложилось, но к каким-то выводам я тогда не пришел. Мол, американская габара это одно, а наша волжская баржа — совсем другое.
Читайте также: Почему Обручев стал геологом, а не писателем?
Но потом я как-то раз сам оказался на Волге, и вопросы посыпались один за другим. Оказалось, что берега у Волги разные.
Левый
А правый
Причина этого в том, что Волга течет в меридиональном направлении и на ее течении действует "сила Кориолиса", подмывающая правый берег.
А вот теперь давайте посмотрим на карту и прикинем, как долго пришлось бы тащить баржу бурлакам вверх из Астрахани в Нижний Новгород на торговую ярмарку?! Левым берегом идти неудобно, хотя он и пологий, именно из-за той же "кориолисовой силы", а правой — просто невозможно, так как обрывы там подходят вплотную к берегу, который к тому же зарос кустарником.
И как же они тогда шли? Особенно если учесть, что на картине Репина они идут как раз по правому берегу! А все дело в том, что показано на полотне художника не совсем то, что было на самом деле. Просто автору его захотелось единичное явление сделать массовым, и поскольку он был талантлив, то это ему вполне удалось. Репин был человеком впечатлительным, интеллигентным, вот на него они тяжкое впечатление и произвели.
"Какой однако это ужас, — говорю я уж прямо. — Люди вместо скота впряжены! Савицкий, неужели нельзя как-нибудь более прилично перевозить барки с кладями, например, буксирными пароходами?" — вспоминает свои впечатления Илья Ефимович на страницах автобиографической книги "Далекое близкое".
Другой, более поздний, отзыв его был таким:
"Должен сознаться откровенно, что меня нисколько не занимал вопрос быта и социального строя договоров бурлаков с хозяевами; я расспрашивал их, только чтобы придать некоторый серьез своему делу. Сказать правду, я даже рассеянно слушал какой-нибудь рассказ или подробность об их отношениях к хозяевам и этим мальчикам-кровопийцам".
Между тем, если бы художник слушал все это повнимательнее, то… сюжет картины вполне мог быть совершенно другим!
Дело в том, что картина эта реально живописует труд бурлаков совсем не таким, каким он был на самом деле, и в этом нетрудно убедиться, обратившись к монографии И. А. Шубина "Волга и волжское судоходство, изданной в СССР в 1927 году. Дело в том, что настоящие бурлаки работали совсем по-другому. Они же баржи снизу вверх по реке гнали, и как тут берегом вдоль реки можно было идти? Хоть левый, хоть правый берег бери — все одно вдоль воды далеко не уйдешь!
Поэтому на баржах верхняя палуба была всегда ровной — понятно, что это были те баржи, что плыли вверх по течению самоходом шли, потому как были еще и баржи буксирные. На корме такой баржи стоял большой барабан. А на нем был трос намотан, а к нему цеплялись три якоря. Движение начиналось с того, что люди садились в лодку, забирали с собой канат с якорем и плыли вверх по течению, а якорь бросали. Потом другой, третий, до тех пор, пока им каната хватало.
А тут уж и бурлакам приходилось браться за работу. Подходили они к этому канату, цеплялись за него своими чалками и шли от носа на корму, выбирая канат, а там, на корме, его наматывали на барабан. Получалось, что шли они назад, а палуба у них под ногами проходила вперед. Потом они опять бежали на нос баржи, и все это повторялось. Вот так баржа и плыла вверх по течению до самого первого якоря, который потом поднимали, а после и второй, и третий. То есть поочередно их все время и ставили, и поднимали, так что баржа как бы сама собой по канату ползла против течения. Понятно, что это был труд нелегкий, но не такой, чтобы люди от него падали!
Зато всякая артель бурлацкая при найме на работу сговаривалась о харчах. И за такой труд в день им обычно давали:
да к тому же еще сколько-то
все-все оговаривалось. Отдельно на палубе ставилась бочка с красной икрой — у кого желание было — тот мог подойти, горбушку хлеба от своей доли отрезать и ложками сколь хочешь есть. После обеда всегда спали, работать было грех.
И только если уж лоцман по пьянке посадит баржу на мель, тогда лишь приходилось всей артелью лезть в воду, и вот так, как Репин это написал, баржу с нее стаскивать. И то… перед этим особо договаривались о том, за сколько бурлацкая артель будет это делать, а после купец-то им за это еще и водки ставил!
И денег за летний сезон хороший бурлак зарабатывал столько, что в зимнее время мог и ничего не делать, и все равно ни он сам, ни его семья при этом не бедствовали. А если он не пьянствовал по кабакам, а давал деньги в рост своему хозяину, так ему и вовсе была хорошая жизнь.
Хозяева таких ценили, старались всячески услужить и добиться их расположения. К таким шли самые сильные и сноровистые артели, поэтому и на ярмарку в Нижний Новгород они добиралась раньше других, и имели барыша поболе, чем другие! Вот это и было общее, а то, что мы видим на картине у Репина, — единичное. А зачем он это так написал тоже понятно: вызвать у зрителя жалость к трудящимся. Это в то время мода такая была у русской интеллигенции, и Илья Ефимович был отнюдь не одинок в том, чтобы представить его страдания "пожалостливее"!
А были ведь еще и баржи-коногонки — где вместо бурлаков работали лошади, вращавшие этот самый барабан. Вот только особых преимуществ перед людьми они не имели. То есть, да, в работе "коногонки" обходились куда дешевле, тем более, что и сено и овес для лошадей покупали прямо на стоянках, а с собой не везли. Но зато как быть, если баржа вдруг села на мель? Стаскивать ее лошадьми? Очень даже это было неудобно во всех отношениях. А держать на этот крайний случай на борту бурлаков — невыгодно. То есть нужно было куда-то ехать их искать, а время-то дорого, не говоря уж о том, что в страду все артели были давно уже разобраны. Вот поэтому-то они широкого распространения и не получили и никто картин о труде этих коняг не написал!
Читайте также: Мельница мифов: художники не лгут?
Интересно, что написанная Репиным картина очень понравилась Федору Достоевскому, который в своем "Дневнике писателя" высказался о ней, как о подлинном торжестве правды в искусстве. Но самое удивительное, что потом за 3000 рублей ее купил великий князь Владимир Александрович и повесил в бильярдной комнате Владимирского дворца:
"Нaдo пpaвдy скaзaть, чтo вeликoмy князю кapтинa этa искpeннe нpaвилaсь. Oн любил oбъяснять oтдeльныe xapaктepы нa кapтинe:
- и pacстpигy пoпa Kaнинa,
- и coлдaтa Зoтoвa,
- и нижeгopoдскoгo бoйцa,
- и нeтepпeливoгo мaльчишкy —
yмнee вcex свoиx стapшиx тoвapищeй; вcex иx знaл вeликий князь, и я слышaл coбствeнными yшaми, c кaким интepecoм oн oбъяснял вce дo caмыx пoслeдниx нaмeкoв дaжe в пeйзaжe и фoнe кapтины", — писал о том сам И. Е. Репин в своих воспоминаниях.