Академик Лев Зелёный, избранный вице-президентом Академии наук, рассуждает о Марсе и Венере как о близких знакомых. Неудивительно: его жизнь связана с космической разведкой. Есть ли жизнь на Марсе и какой он, Меркурий? Что будет с наукой после реформы РАН? На такие разные вопросы беседует с ученым писатель, автор "Правды.Ру" Владимир Губарев.
Иногда хочется оторваться от обыденности, забыть о всех невзгодах (лето 2013-го выдалось на них щедрым!) и перенестись куда-нибудь подальше, даже за пределы Земли… К счастью, такая возможность есть, а потому оказался я в Институте космических исследований РАН в кабинете директора. Благо, повод представился хороший — академик Л. М. Зелёный стал вице-президентом Академии. Заслуженно, почетно, перспективно. Впрочем, если бы не экстренная реформа РАН, которая обрушилась на всех нежданно, как снег в июне. Кстати, в июне все и случилось…
Доклад о реформе РАН на Отделении физических наук делал новый вице-президент. Начал он его образно:
— Мы находимся на корабле, который терпит бедствие. Получены опасные пробоины. Вокруг рифы и мели. Что делать? Мы знаем, что капитан пытается вывести нас в открытое море и обойти все рифы? К сожалению, пока мы можем только догадываться, о том, что происходит на капитанском мостике. Невозможно в такой момент сидеть, сложа руки. Поэтому самое полезное, что мы можем сейчас сделать — это начать самим заделывать пробоины и щели — то есть, подготовить полный пакет требуемых нами изменений закона к его третьему чтению в Думе…
И далее Зелёный подробно рассказывал о том, что приемлемо для Академии, с чем можно согласиться в проекте Закона о РАН, а что совершенно недопустимо, на чем заострить внимание при обсуждении поправок.
Потом прошла дискуссия. Выступали физики, что-то уточняли, отдельные пункты дополняли, некоторые поправки предлагали убрать.
Мнение были разные. Но в зале знаменитого ФИАНа висело ощущение тревоги и уныния. Всем казалось, что делают они напрасную работу, мол, на эсминце министерства уже решено корабль РАН пустить ко дну, а вместе с ним и всю науку России.
Наша беседа с академиком Зелёным состоялась вскоре после этого заседания Отделения, но все-таки я не хотел детально обсуждать то, что происходит вокруг реформы РАН, — четкого понимания происходящего не было ни у Льва Матвеевича, ни у меня. Об итогах можно было только догадываться, а потому хотелось чего-то светлого, оптимистического…
Однако я начал с реформы:
— Мне почему-то казалось, что вы начнете свой доклад со взрыва на старте "Протона", который случился как раз, когда Закон о РАН попал в Думу. Мол, в этом есть своя символика?!
— Один из депутатов в своем выступлении упомянул о случившемся. Он обвинил Академию как раз в аварии "Протона", сказал, что РАН плохо работает, а потому ракеты и падают.
— Теперь все грехи, в том числе и перепутанные датчики в двигателях ракеты, будут приписывать Академии! А депутат не сказал, что именно академик Владимир Николаевич Челомей создал "Протон" и, не сделай он этого полвека назад, сегодня не на чем было бы запускать коммерческие спутники и зарабатывать на нашу космонавтику деньги?
— Думаю, он об этом не знал…
— Но ваш образ с кораблем, который терпит крушение, все-таки более точен…
— К сожалению, это так…
— Сегодня я хочу поговорить не о "темной" стороне науки, а о "светлой". И надо, конечно же, начинать с достижений нашей космонавтики. Почему-то принято считать, что их нет, но ведь это не так, не правда ли?
— Безусловно.
— Тогда начнем с Марса. Объясню почему: сегодня к нему приковано внимание всех людей, в том числе и тех, кто далек от космонавтики. Нечто подобное было полтора века назад, когда все ждали прилета марсиан. И все благодаря фантастике и писателям. Где же теперь фантастика?
— Вернулась на Марс. Принято считать, что у России нет важных и интересных космических проектов, но это не так. Да, нам с Марсом, как известно, не очень везет. Говорят, что это из-за происков марсиан.
— Хорошо, если бы это было так!
— Я не помню первых пусков к Марсу…
— Так получилось, что я присутствовал на самом первом запуске… Ох, как это давно было — 1 ноября 62-го…
— Каждый раз что-то случалось. В общем, ни разу программа не была выполнена. Американцы подшучивали, мол, странное дело: "красная планета", а вам, красным, не везет с ней. Иное дело, говорили, Венера. Тут уже я улыбался, мол, Венера красивая женщина, а потому у нас с ней лучше получается… Впрочем, и на Марсе нами были получены неплохие результаты при пуске двух "Фобосов" на самом излете советской эпохи в конце 1980-х годов. Хотя один аппарат был потерян на пути к Марсу из-за ошибки оператора, но второй частично выполнил свою задачу и передал нам уникальные данные. О них чуть позже я скажу…
И уже в нынешнее, а не в советское время начал в полном объеме осуществляться проект "Марс-96". К сожалению, дальше Тихого океана аппарат не улетел. Это была серьезная трагедия, сильно сказавшаяся на развитии нашей космонавтики. 13 лет шли споры, что делать дальше. В дискуссии победили геологи, которые доказали, что надо лететь на Фобос, взять там грунт и привезти его на Землю. Его исследование поможет лучше понять происхождение Солнечной системы и Вселенной в целом. В общем, это были бы весьма ценные фундаментальные исследования. Однако и этот проект постигла неудача — "Фобос-Грунт" с орбиты не ушел из-за нелепой ошибки, которая обернулась трагедией для нашей науки. Да, с Марсом не везет… И пока лучшим проектом остается тот самый "Фобос", который в 1989 году два месяца проработал в районе "красной планеты".
— Но все-таки во всех этих неудачах есть, на мой взгляд, и положительное. Я имею в виду опыт создания принципиально новой аппаратуры?
— Я к этому и подхожу. Дело в том, что "Марс-96" в итоге повторили. Но не мы, а европейцы. Их аппарат называется "Марс-Экспресс". В проекте принимает участие и Россия. Три из семи приборов, установленных на аппарате и аналогичных тем, которые стояли на "Марсе-96", изготовлены с непосредственным участием российских специалистов. Важнейшие результаты, полученные с их помощью, касаются геохимии и атмосферной химии.
Теперь мы можем более уверено судить о том, когда закончилась эпоха "теплого и влажного" Марса, наиболее благоприятного для зарождения жизни. Интересным было открытие "авроральных сияний" на планете, которые, в отличие от Земли, происходят не на полюсах. Наконец с помощью этих приборов были получены убедительные данные о том, что в атмосфере Марса есть в ощутимых количествах и метан. Правда пока неясен его источник на планете: свидетельствует ли он о продолжающейся геологической активности планеты или служит признаком жизни? Эти приборы работают до сих пор. ЕКА одобрило продление миссии до 31 декабря 2014 г.
Читайте также: Университет не должен застывать на месте
Оказалось, что аппаратура, созданная для "Марс-Экспресс" полностью соответствует задачам венерианской космической миссии, в состоянии выполнить научные задачи у Венеры и была установлена на европейском космическом аппарате "Венера-Экспресс"-близнеце "Марс-Экспресса", который с начала 2006 года успешно работает на орбите у Венеры. Интереснейшие результаты дают там и российские приборы, сделанные в нашем институте. Недавно в программе "Академия" на канале "Культура" о них рассказал доктор физико-математических наук Олег Кораблев. Олег — ученик Василия Ивановича Мороза, которого вы наверняка прекрасно знали — сейчас отвечает в российской космической программе за исследования планетных атмосфер.
Еще в начале 2000-х годов лаборатория доктора физико-математических наук Игоря Митрофанова поставила на американский аппарат "Марс-Одиссей" прибор ХЕНД, который при облете Марса изучает вторичное нейтронное излучение планеты. Анализ этих данных позволяет определять наличие атомов водорода на небольших расстояниях под поверхностью, а, следовательно, скорее всего и присутствие там воды. Вместе с другими приборами удалось установить наличие воды и на полюсах планеты и на экваторе. Прибор, кстати, прекрасно работает до сих пор. То есть эти — уже многочисленные примеры показывают, что российские специалисты умеют делать очень сложную, современную и надежно работающую научную аппаратуру.
— О посадке на Венеру европейцы не думают?
— Нет. Это очень сложно, но в наших планах на следующее десятилетие мы предполагаем ее осуществить. Однакоглавное внимание приковано теперь к Луне. В частности, НАСА создало аппарат, который можно смело отнести к этапу уже не исследования Луны, а ее освоения. Был объявлен конкурс, в котором приняли участие и российские специалисты. Несмотря на серьезную конкуренцию, наш прибор ЛЕНД был отобран для участия в экспедиции. Прибор сделал по тому же принципу, что и марсианский. Он занимался поиском вкраплений водяного льда под поверхностью, которые удалось обнаружить в нескольких областях в приполярных районах Луны. Причем оказалось, что на юге этот эффект проявляется сильнее.
— Странно, откуда там лед?
-Вопрос хороший. Отвечу чуть позже… А пока хочу еще раз подчеркнуть, что сейчас — в момент нашего разговора — российские приборы работают как вблизи Марса, Венеры и Луны, так и на марсоходе "CURIOSITY" на поверхности Марса. Слухи о гибели российской научной программы в космосе, мягко говоря, преувеличены. То есть, мы умеем делать хорошие приборы для исследований в космосе, и задача нашей большой космической промышленности — доставить их к объектам исследований. Пока мы используем для этого и помощь зарубежных космических агентств.
К примеру, в 15-м году планируется масштабная европейско-японская экспедиция к Меркурию, и сейчас в разгаре изготовление нескольких российских приборов для обоих космических аппаратов этой программы. Меркурий вообще очень интересная планета! — и ближе к делу давайте поговорим о ее загадках. Чтобы попасть на аппараты, направляющиеся к Меркурию, нашим экспериментаторам пришлось пройти через сито жестких конкурсов и выиграть их. А Российское космическое агентство, на мой взгляд, проявило мудрость, финансируя такие работы. Конечно, это небольшие деньги по сравнению с привычными проектами, но наука получается очень хорошая.
— Создается впечатление, что это становится "главным" в наших работах за пределами Земли?
— Нет, так говорить нельзя — это один из путей исследования космоса, который имеет большое значение для науки. Но самое важное то, что сейчас в России появились очень серьезные национальные проекты… То, о чем я говорил, — это своеобразное вступление, пролог к тем планам освоения космоса, которые мы сейчас заканчиваем разрабатывать и которые нам предстоит осуществить. Очень приятно отметить, что благодаря скоординированной работе Роскосмоса и Академии наук, ситуация начинает меняться в лучшую сторону, и тот опыт, что мы получили, летая на зарубежных аппаратах, очень пригодится, к примеру, в той же лунной программе.
— В чем суть изменений?
— Отношение к России меняется.
— Что вы имеете в виду?
— Главное, что от нас ожидали раньше — выступать в роли космических "извозчиков". Это касается и Международной космической станции, и коммерческих запусков спутников с помощью тех же "Протонов".
— После последней аварии звучит сомнительно…
— И тем не менее по статистике пусков "Протон" остается одним из самых надежных носителей. Планируется использовать "Протоны" в 2016 и 2018 годах для запусков космических аппаратов к Марсу в рамках совместной европейско-российской программы "Экзомарс". Это очень смелая и амбициозная программа. Проект состоит из двух этапов. В 2016 году мы ставим на европейский орбитальный аппарат два наших приборных комплекса, но даем бесплатно "Протон" — вот и получается, что везем к Марсу не только свои эксперименты, но и аппаратуру других стран. Это проект посвящен изучению атмосферы Марса и поиску в ней следов метана, наличие которого может свидетельствовать о какой-то современной нам биологической активности…
В 2018-м году перед Российскими наукой и промышленностью стоят уже более сложные задачи. НПО имени Лавочкина делает посадочную платформу, на которой стоит комплекс наших приборов общим весом 50 килограммов. Недавно мы отобрали их — не без напряженных дискуссий, так как предложений было намного больше, чем имеется возможностей. Кроме аппаратуры на российском посадочном модуле на Марс будет доставлен европейский марсоход "Пастер". Это будут комплексные исследования планеты. Не только изучение ее атмосферы, газов, но и исследование грунта, так как предполагается пробурить скважину и искать там следы органических молекул.
— А чем этот аппарат отличается от американских?
— Во-первых, посадка планируется в районе с совершенно другими геологическими и морфологическими характеристиками. Во-вторых, американский аппарат исследует только самые верхние слои грунта, а на европейском аппарате есть буровая установка, которая позволит заглубиться примерно на 2 метра от поверхности. Это принципиально важно, так как на Марсе, где атмосфера очень разрежена, поверхность постоянно бомбардируется космическими частицами высоких энергий, которые модифицируют свойства вещества на глубинах до десятков сантиметров. В этом смысле нам с европейскими коллегами удастся провести более "чистые" измерения.
Исследования Марса показывают, что находясь только на поверхности, мы мало что можем найти — надо идти вглубь, именно там могут быть "остатки" жизни. На "Пастере " тоже будут установлены российские приборы. Так что речь идет о принципиально новом этапе международного сотрудничества. То есть теперь не просто на космические аппараты ставятся приборы разных стран, а они уже создаются общими усилиями — немецкие, французские и российские блоки интегрировались, и это прекрасно. Однако это происходит только в рамках Европы. С американскими коллегами пока получается сотрудничать не столь эффективно.
— Они предпочитают все делать сами?
— Они берут наши приборы, но интеграции нет. Обмен полученными данными — пожалуйста, но не более того… А с европейцами мы научились интеграции, а это дает возможность обмениваться "космической культурой", то есть узнавать новые технологии и демонстрировать свои достижения. Мы у них, и они у нас учимся, обмениваемся идеями, значит, взаимно обогащаемся.
— Казалось бы, с американцами должно получаться лучше: давно работаем вместе и на Международной космической станции, и на "Мире", а "Союз-Аполлон" был еще в начале 70-х?
— Вы правы, и я надеюсь, что и с НАСА нам удастся выйти на более высокий уровень научного взаимодействия. В октябре мы проводим традиционный "Московский планетный симпозиум". Я недавно встречался в Лондоне с руководителем планетного отдела НАСА. Кстати, он мой "однофамилец" — Green — тоже "Зелёный". Мы договорились, что он приедет на симпозиум, выступит на нем. А затем проведем специальное совещание по кооперации в исследованиях Солнечной системы и солнечно-земных связей. Возможно, после этого сотрудничество станет более тесным.
— Два "Зелёных" должны договориться!
— Будем надеяться… Сейчас у нас уже появилось одно общее направление — ядерная планетология. Уже третий эксперимент делаем с американцами: один на Луне, и два на Марсе. Взаимодействие идет нормально, и это внушает оптимизм.
— Все-таки Марс по-прежнему тянет к себе?
— Конечно. Если задуманные программы будут осуществлены, то мы получим любопытные результаты. Многое проясниться. Ну, а затем доставка грунта с Марса — то, о чем мечтают геологи, геохимики, биологи, физики и химии — ученые всех отраслей науки!
— Это поможет найти ответ на вопрос о жизни на Марсе?
— Не обязательно, что он будет получен. Представьте, что инопланетяне посадили аппарат где-то в Сахаре — и остались в убеждении, что жизни на Земле нет.
— Марс столь же разнообразен, как и Земля?
— К сожалению, уже не столь. Думаю, в начале своей истории планеты были более похожи, но Марс по разным причинам гораздо быстрее "постарел". Но тем не менее — в различных районах условия могут очень существенно различаться… Места для посадок выбираем наиболее интересные с нашей точки зрения — долины рек, которые когда-то текли по Марсу, и так далее…
— В таком случаях я вспоминаю стихи Саши Янгеля — сына великого конструктора Михаила Кузьмича Янгеля. На вопрос в КВНе о том, есть ли жизнь на Марсе, он сказал: "Ответить, чтобы на вопрос, я послал на Марс запрос. Вскоре мне пришел ответ: не волнуйтесь — жизни нет!"
— Поживем — увидим, а пока мы расспрашиваем Марс, и он понемногу отвечает…
— Луна менее интересна?
— Есть две модели формирования Луны. Одна — "иностранная", а другая — "российская". Они принципиально разные. Классическая модель: первый миллиард лет — это эпоха больших столкновений, и однажды громадное тело "срезало" с Земли часть материала, расплав собрался в шар и в конце концов стал Луной. А так как тяжелых металлов на поверхности молодой, но уже сформировавшейся Земли уже было мало, то и Луна оказалась обеднена ими и ядро таким образом сформировавшегося спутника Земли должно оказаться намного меньше. Эта модель предполагает сильный нагрев Луны, и испарение воды.
Вторая модель, предложенная академиком Эриком Галимовым, подразумевает, что Земли и Луна образовались одновременно из одного протопланетного облака, и тогда наличие на Луне воды не должно вызывать особого удивления. Многие годы модель с ударом считалась предпочтительной, но ряд исследований лунного грунта последних лет делает ее менее привлекательной… Мне кажется, что основную роль в формировании подповерхностных областей с водяным льдом являются кометы, постоянно бомбардирующие Луну.
— Но сейчас ведь идет подготовка к эксперименту по зондированию Луны?
— Не совсем так. Конечно, очень важно узнать, из чего состоит ядро Луны и каковы его размеры. Первоначально с аппарата "Луна-Глоб" планировался сброс нескольких специальных "снарядов" — пенетраторов, начиненных аппаратурой. Они должны были врезаться в грунт и заглубиться на несколько метров (перегрузки при этом страшные — до 500 единиц!), причем приборы естественно должны были сохранить свою работоспособность. После внедрения в тело Луны пенетраторы должны были передавать оттуда информацию о сейсмических колебаниях, возникающих при бомбардировке Луны метеоритами. Сначала все шло хорошо, но оказалось, что таких "снарядов" в мире нет, и сделать их никто не может.
Попробовали японцы, а потом и англичане, но ничего не получилось. У нас когда-то нечто подобное делалось, но предприятий и организаций этих давно уже нет… В это же время появились данные, что в полярных областях Луны обнаружен лед, о чем мы говорили выше. Есть несколько гипотез о том, как он там появился. Если он действительно, как я упоминал, принесен туда кометами, то они могут заносить туда не только лет, но и органические молекулы, то есть быть своеобразными переносчиками жизни по космосу. Это интересно!… Но есть и еще одна модель образования льда. Это взаимодействие солнечных протонов с кислородом, содержащемся в лунном веществе. Мы ведем сейчас эксперименты в лаборатории, имитируя процессы, идущие на Луне.
— Получается?
— Результаты есть. У профессора Манагадзе уже опубликована статья на эту тему… На Луне нас кроме того интересует всюду проникающая и токсичная пыль, которая мало исследована, и вечная мерзлота, которая находится под поверхностью. Поэтому мы переориентировали лунную программу на исследование многообразных физико-химических и плазменных процессов, разыгрывающихся в окрестностях лунных полюсов. Конечно, задача исследования внутреннего строения очень интересна, но как ее решать, пока неясно…
— А что делаете вокруг Земли? По-прежнему приоритет отдается"малым" спутникам?
— Когда-то мы разговаривали с вами о "птичках" — о "Колибри", о "Чибисе". Так вот: "Чибис" запустили, он работает.
— Что исследует?
— Молнии.
— Расскажите.
— Это маленький спутник. История его такова. Появилась идея создавать маленькие аппараты. Первый из них был создан на деньги спонсоров. Это образовательный спутник, получивший название "Колибри". Его сделали в нашем конструкторском бюро. Потом решили сделать спутник посложнее. В это время открыли новое явление, связанное с гамма-всплесками. Раньше считалось, что гамма излучение рождается при вспышках сверхновых звезд, и приходит к нам из глубин Вселенной. Однако один из американских спутников "посмотрел" не вверх, а вниз и увидел, что излучения, довольно сильные, идут от Земли. Объяснить это привычным физическим языком было трудно, потому что ни одна из известных теорий о грозовых разрядах ясного объяснения не давала. Но в группе работ, проведенных в ФИАНе под руководством академика Гуревича, ученые попытались более четко представить, что происходит с молниями в атмосфере. Тема эта стала "модной", и нужно было проверить ее экспериментально. Однако ни одного специализированного спутника не было…
— Извините, что перебиваю, но хочу напомнить, что космонавты часто говорили: в атмосфере Земли много молний, и они их наблюдают повсеместно. Особенно часты вспышки в районе экватора…
— Да, молнии вспыхивают часто. Их наблюдают над Африкой, над Индонезией. Над океанами, кстати, молний почти нет. Когда рисуем карту, то в основном они появляются в экваториальном поясе над континентами. При создании "Чибиса" нам в определенной степени повезло, так как эта конструкция была "привязана" к Международной Космической станции, которая летает на низкой орбите. Полярные сияния, например, мы, используя МКС, изучать бы не смогли, нужны были иные — полярные орбиты, то для исследований молний орбита МКС прекрасно подходит. "Чибис" делали долго, так как не было обычного регулярного финансирования. Президент РАН Ю. С. Осипов по возможности нам "подбрасывал" денег, так как очень поддерживал этот проект. В официальные программы вплоть до года запуска спутник не входил…
Наконец, 25 января 2012 года "Чибис" отделился от транспортного корабля "Прогресс" и начал самостоятельный полет. Улетел "Чибис" на МКС еще раньше — осенью 2011-го, но два месяца ему пришлось ждать своей очереди. За счет остатков топлива в баках "Прогресса" удалось перед выталкиванием "Чибиса" поднять его орбиту еще на сто километров (это в несколько раз продлит срок жизни аппарата). После отделения "Чибиса" "Прогресс" был затоплен. Кстати, это была не простая задача, так как траекторию его пришлось пересчитывать, чтобы утопить космический грузовик в нужном районе мирового океана. Этой проблемой занимался Владимир Соловьев, известный космонавт и руководитель полета МКС, а теперь и член Российской Академии наук…
Вот так "Чибис" начал работать, и успешно изучает молнии до сих пор. Мы получаем интересные результаты… Конечно, хотелось бы и приборы иметь помощнее, и площадь обзора увеличить, но тем не менее данные, получаемые со спутника, весьма любопытны. А потому мы начали работать над вторым подобным спутником, где будут учтены некоторые недостатки первого "Чибиса" и усилены его положительные стороны. Работаем вместе с РКК "Энергия", там наши исследования очень поддерживают, так как физические результаты изучения молниевых разрядов налицо, да и очень убедительно продемонстрирована еще одна грань возможностей МКС — ведь международная станция становится своеобразной стартовой площадкой для малых спутников.
— Значит, будущее за малыми спутниками?
— Это направление в космонавтике, безусловно, надо развивать. Наш филиал в Тарусе под руководством В. Ангарова разработал и создал "транспортно-пусковой контейнер". Это некая конструкция, которая вписывается в габариты "Прогресса". В нее помещается спутник. Он может быть больше или меньше, но обязан вписываться в заданные габариты. Фактически такая конструкция станет своеобразным индустриальным стандартом для запуска спутников с массой до 50 кг. Интересы у разных организаций и научных учреждений к этому проекту постепенно появляются. Средств на запуск спутника требуется немного, а потому, безусловно, желающих отправлять свои космические аппараты в полет по этой методике найдется немало.
— Красивый проект! И идеи уже есть?
— У нас есть несколько предложений и проектов, да и коллеги заинтересовались. В том же "Сколково" появился отдел по малым спутникам.
— Вам как вице-президенту РАН теперь будет легче координировать это направление…
— Если появится Агентство, которое будет распоряжаться имуществом, то придется туда ходить и просить деньги на такие проекты. И никто не гарантирует, что они будут выделяться, так как судьбу исследований будут определять чиновники, подчас далекие от науки.
— Под "имуществом РАН" подразумеваются не толькоздания, сооружения, земли, но и спутники, физические установки и так далее? Кто ими будет распоряжаться?
— Не знаю. Пока мы видим только страшные сны по этому поводу… Ясно только то, что Агентство такое будет… Вроде бы, ему нужна только недвижимость, а лабораторное оборудование и разные научные установки ему не нужны…
— Стоп! Мы сидим в директорском кабинете. В нем висит картина… Чья?
— "Рождение звезды" Юона.
— Кому она теперь принадлежит?
— Мне. Так как ее нет в перечне имущества Института, я покупал ее на свои средства. Уйду на незаслуженный отдых от административной деятельности и картину заберу. Так что за картину могу не беспокоиться, а вот телевизор уже будет принадлежать Агентству… В общем, посмотрим, что будет.
— Есть какой-то оптимизм не по поводу телевизора, а в отношении космических исследований?
— Оптимизм, конечно, есть. Он вообще погибает последним. У нас выстроились сейчас четкие и понятные отношения с космическим ведомством, которое интересуется наукой и поддерживает наши программы. Большая заслуга здесь принадлежит руководителю РКА Владимиру Александровичу Поповкину. Есть и в общем-то достаточное финансирование. Конечно, денег всегда не хватает, но с такими объемами, которые получаем сейчас мы и наши партнеры в космической промышленности, уже можно работать и думать о перспективах. К сожалению, не хватает специалистов — инженеров и техников.
У меня была возможность на совещании по космосу, проходившему в Благовещенске 12 апреля, высказать министру образования Д. В. Ливанову свое мнение по этому поводу, мол, не хватает техников, специалистов среднего звена, и очень хорошо, что министерство решило этим, наконец, серьезно заняться, ну, а с наукой мы сами разберемся… Ну, а потом появилась и печальная иллюстрация к этому разговору: неквалифицированные сборщики перепутали полярности при установке датчиков ориентации у погибшего "Протона"…
— Что-то слишком уж все просто!?
— Не верите в это.
— Честно признаюсь — нет! Не верится, чтобы на сборке молотком вбивали датчики!?
— Я знаю только то, что было в прессе. Что могу сказать? Есть интересное психологическое наблюдение. В том же Европейском космическом агентстве, если какой-то разъем не подходит, то насильно его ставить не будут — не та культура работы. У нас же психология "кувалды" существует. Первое, что думают: неточность при изготовлении, ошибка в допусках, и лишь в последнюю очередь сборщик подумает, что возможно он действует неверно. Понятие того, что виноват кто-то другой, а не я, присутствует повсеместно. А потому сборщик, действительно, мог "вбивать" датчики…
— Я бывал в цехах, где идет сборка космических аппаратов и ракет, а потому не верю, что подобное может происходить! Технология отработала до мельчайших деталей, и "кувалда" в ней не предусмотрена… Это как низко должно все упасть, чтобы так вести себя в сборочном цехе космического предприятия!?
— Ничего не могу добавить к сказанному, комментировать не могу, так как ситуация слишком уж необычна и драматична. Жаль, что цепочка неудач пока не прекращается…
— Мне рассказывал знаменитый Макаров, директор завода в Днепропетровске об одном случае. На сборке ракеты рабочий уронил гайку в топливный бак. Никто, конечно, этого не заметил бы. Был бы аварийный пуск, но причина аварии осталась бы невыясненной. Однако рабочий пришел к директору и честно во всем признался. Ракету разобрали, гайку вынули. Директор получил выговор за срыв срока испытаний новой ракеты. Он же премировал рабочего! Самому выговор, а рабочему — премию за честность. Понятно, каковы были отношения в коллективе и каково качество работы! Не случайно "Южмаш" считался лучшим предприятием страны… Это традиции в космической индустрии. Не верится, что они утрачены.
— Главное, чтобы такие трагедии не повторились. Они влияют не только на коммерческие дела, но и на нас. Пуски на Марс, о которых мы говорили, рассчитаны на "Протоны". Считалось, что они самые надежные ракеты в мире, а теперь вот аварии — ценность нашего вклада в такие грандиозные проекты это, безусловно, снижает.
— Вы сказали, что до реформы РАН все было понятно…
— По космическим делам, безусловно. Есть у нас свое КБ и тщательно выстроенные линии связи с промышленностью, с НПО имени Лавочкина, ВНИЭМОМ, РКК "Энергией" с другими организациями…
— НПО Лавочкина возрождается?
— Я очень верю в это. У нас нет другой фирмы, которая работала бы с планетными станциями, и у которой был столь же богатый, еще советский, опыт. О советском опыте я говорю в абсолютно положительном смысле. Таким образом, нам удалось, хотя и с трудом, но все-таки выстроить работающие связи науки и промышленности. Однако не совсем ясно, что будет с самим Институтом космических исследований.
— А что с ним может быть?
— По закону о реформе имени Ольги Голодец мы можем перестать принадлежать Академии наук и подчиниться какой-то другой загадочной организации типа "Оборон" — извините — "Академ-Сервиса". Меняется форма собственности, появляется другой Устав. Он утверждается минимум полгода. Я говорил с юристами, и они подтвердили, что в случае, если Закон о Реформе Академий Наук будет принят без пакета поправок подготовленных комиссией Президиума РАН, у институтов (включая ИКИ) изменится правовой статус, а потому договора с организациями промышленности, с тем же Роскосмосом станут нелегитимными, их нужно переутверждать. То есть надо сделать новый Устав, перезаключать договора, снова получать разрешения на космическую деятельность. Короче говоря, минимум на год работы будут приостанавлены. Это хаос, который продлится долго и разрушит все наши планы. Для нас это смерти подобно, так как мы завязаны на астрономические даты.
— Зачем все это?
— Существует три версии. Одна газета утверждает, что это козни ЦРУ.
— ЦРУ всегда виновато в наших бедах…
— Вторая версия: олигархи хотят заниматься политикой, но их деньги вынуждены возвращаться в Россию из-за давления Запада, и они решили скупить всю недвижимость Академии. И не только ее, а вообще все, что возможно. Ну, а третья версия — месть некоторых ученых, близких к власти и находящихся во власти, которых в Академию не избирают… И так далее и тому подобное.
— Тут я с удивлением узнал, что в Высшей школе экономики, которая, насколько мне известно, определяет во многом экономическое развитие страны и очень близка к власти, нет ни одного члена РАН. Помню, некоторые ученые и политики пытались "прорваться" в Академию, в том числе и министр Ливанов, но избраны не были… Может быть, месть чиновников, которые нынче в России всемогущи?
— Мне трудно судить об этом, так как мы в основном занимаемся наукой, а не политикой. Последней — по необходимости… К сожалению, это мощный удар по науке, особенно по ее будущему. Люди пенсионного возраста, конечно, никуда не уедут, а вот молодые исследователи из страны побегут. К примеру, в Пущино уже появились представители Китая, которые переманивают биологов и биофизиков к себе. Причем приглашают не отдельных ученых, а лаборатории целиком, в полном составе.
Обещают создать наилучшие условия для работы. Я постоянно получаю письма из разных зарубежных университетов. В них спрашивают о молодых талантливых ребятах, обещают интересную и хорошо оплачиваемую работу. Иногда приходится рекомендовать таких молодых и перспективных ученых, потому что обеспечить жильем в Москве невозможно — купить квартиры нереально. Я сам обзавелся собственным жильем, когда уже было за 50. А что говорить об аспирантах или молодых кандидатах наук?! Вот они и уезжают… И в лучшем случае мы передаем их в хорошие руки, нашим друзьям за границей. Лучше если они там будут работать для науки, а не станут офисным планктоном в коммерческих банках и других конторах.
Кадровые потери у нас были большие, сейчас стало заметно получше, но навязываемая реформа заведомо приведет к следующей волне "утечки мозгов" из России. Но если вы заметили всю часть интервью, посвященную "реформам", я проговорил с вами в сослагательном наклонении — я все таки верю в то, что если и не мудрость, то хотя бы чувство самосохранения, остановит нож, занесенный над отечественной наукой и через много лет, поеживаясь от ужасных воспоминаний, мы будем смотреть фильм "Жаркое лето 2013 года". Интересно, кто из тогдашних актеров возьмется сыграть роли Голодец и Ливанова?
На рабочем столе директора Института космических исследований внушительная стопка бумаг. Оказывается, это распечатки материалов, связанных с реформой РАН. Чтобы все просмотреть, у Льва Матвеевича времени нет — приходится читать их выборочно. Впрочем, общее тенденция ясна: научное сообщество взволнованно столь неожиданным и стремительным решением о реформе Академии наук. Почти 300 лет она существует, и вот теперь нынешнюю власть она не устраивает… Жаль! И Академию, и власть… Что станет в России с наукой, неведомо никому…
Рядом с бумагами лежит диск. Название привлекает внимание сразу же: "Парад планет". Это лекции, прочитанные известными учеными, докторами наук, главными специалистами Института космических исследований РАН в рамках программы "Академия" на канале "Культура".
Планеты и космические исследования… Что может быть интереснее в наше время!?
Фрагменты лекций — это прекрасное дополнение к нашему разговору с академиком Л. М. Зелёным. Первое слово заведующему Отделом физики планет ИКИ РАН доктору физико-математических наук Олегу Игоревичу Кораблёву. Он рассказывает о Марсе и Венере.
В основном то, что мы знаем о Марсе сегодня, связано с экспедиций "Викинг", которая состоялась в 1976 году. В настоящее время вокруг Марса работает целый флот спутников, а на поверхности остался еще один "живой" марсоход. Американские роверы — вообщекакое-то техническое чудо. Запущенный еще в 2003 году марсоход (один из двух) еще продолжает работать и поставляет на Землю уникальные научные данные.
Несколько слов об атмосфере Марса. Она настолько тонка, что многие исследователи ее даже не замечали. Она приблизительно в 150 раз тоньше земной, температура в экваториальных областях днем положительная, а зимой она падает до минус 130 градусов Цельсия. Пыль играет очень большую роль в атмосфере и климате Марса. Глобальные пылевые бури иногда охватывают всю планету и длятся несколько месяцев.
Почему нас интересует климат Марса? Эта планета наиболее близка к Земле, хотя атмосфера тонкая и температуры низкие. А потому, если искать где-то жизнь, то это надо делать в первую очередь именно на Марсе. Была ли она в прошлом? Если жизнь возникает, то уничтожить ее трудно, так как она приспосабливается ко всему, а потому ее, конечно, следует там искать. Геологические исследования говорят нам, что климат Марса был совсем другим.
Поиски воды на Марсе напрямую связаны с поиском жизни. Она есть в атмосфере в виду облаков, выпадает иней. Лед есть и на поверхности, и под ней, а также в горных породах. Между всеми этими резервуарами происходит обмен. Можно считать, что под поверхностью существует вечная мерзлота. Иногда она подтаивает, текут ручьи. Нечто аналогичное происходит на нашем Крайнем Севере. Но самым убедительным доказательством того, что на Марсе может быть много воды, это древние русла рек — наблюдаются разветвленные системы потоков, дельты. Масштабы этих геологических образований — гигантские! Возраст этих преобразований превышает три миллиарда лет.
На Марсе есть горы, которые достигают 25 километров, а диаметр их порядка 500 километров. Таких образований на Земле нет. На склонах вулканов постепенно накапливается лед. Ледники похожи на те, что мы наблюдаем в Антарктиде. Все это свидетельствует о том, что климат на Марсе менялся довольно часто. Около трети атмосферы зимой конденсируется в полярных областях. Она выпадает там в виде снега из углекислого газа. Это явление нам незнакомо, так как на Земле ничего подобного нет.
Можно теперь представить геологическую историю Марса. Сначала шла интенсивная бомбардировка планеты различными космическими телами. Был теплый климат, жидкая вода. Северное полушарие покрывал гигантский океан. Затем произошла некая катастрофа, вода исчезла, атмосфера конденсировалась в полярных шапках. Образовалась криосфера. Затем она расплавилась, по планете потекли мощные потоки воды. Заключительную картинку происшедшего мы и наблюдаем сейчас.
Предполагалось ранее, что успех поиска жизни на Марсе зависит от воды, мол, найдем ее и сразу обнаружим признаки каких-то живых организмов. Вода найдена. Надо найти жизнь! И в связи с этим следует упомянуть о метане. Открытие состоялось в 2003 году. Оно было сделано группой астрономов, в частности, с помощью аппарата "Марс-Экспресс". Что непонятно пока: метан наблюдается в виде локальных выбросов, и он изменяется… Нужно определить, где истоки метана и почему он разрушается так быстро? Ответов пока нет, нужно искать их на Марсе. Возможно, это деятельность микроорганизмов… Все это предстоит выяснить, что мы, земляне, и будем делать с помощью тех аппаратов, которые направляются для исследования все еще очень загадочной планеты.
Планета вызывает большой интерес, так как она близка к Земле по параметрам и удивительно сильно от нее отличатся по климатическим условиям. Невозможно представить полет астронавтов или космонавтов на нее, и, вероятнее всего, этого никогда не произойдет.
Температура у поверхности достигает 750 градусов, атмосфера — это мощный слой облаков, которые состоят из капель серной кислоты.
Курьезно то, что Венера получает энергии от Солнца меньше, чем Земля, хотя и находится значительно ближе. Это показывает, насколько тонки взаимодействия внутри Солнечной системы, насколько сложны механизмы, поддерживающие энергетический баланс планет.
Очень сильные ветры в атмосфере, мощный парниковый эффект — давление у поверхности около ста атмосфер. Вся вода перешла в атмосферу… Если испарить океаны на Земле, то давление вырастет до 270 атмосфер — таковы мощные физические процессы, что идут на планетах. Понятно, что их изучение дает представление о том, как произошла Солнечная система, каково ее прошлое и что же нас ждет в будущем.
Доктор геолого-минералогических наук Александр Тихонович Базилевский работает в Институте геохимии и аналитической химии имени В. И. Вернадского, где заведут лабораторией сравнительной планетологии. Он рассказывает об исследованиях планет-гигантов.
В России межпланетных аппаратов, которые улетели бы к Юпитеру, Сатурну, Урану и Нептуну, не создавали. А потому речь пойдет о тех работах, которые провели в основном американские ученые.
К планетам-гигантам было несколько экспедиций. Первыми были космические аппараты "Пионер-10" и "Пионер-11". Это был 1972-й год. Они пролетели мимо планет, и с ними еще довольно долго была связь. В 77-м году запустили аппараты "Вояджер", до сих пор с ними поддерживается связь. Они почти покинули пределы Солнечной системы, ноприборы, установленные на них, продолжают давать нам информацию о том, что происходит там. В том районе, где излучение от Солнце почти сравнялось со звездным. В 89-м году ушел к планетам "Галилео", он работал до 2003 года. Был еще в 1997 году запущен аппарат "Кассини", который нес на себе "пассажира" — посадочный модуль "Гюйгенс", созданный в Европейском космическом агентстве. При подлете к Сатурну "Гюйгенс" отделился, раскрылся парашют, начался спуск на планету. А "Кассини" стал спутником Юпитера.
Вообще-то Солнечная система — это грандиозная пустота. Мой учитель Кирилл Флоренский создал весьма убедительный образ, иллюстрирующий это. Если представить Солнца в виде апельсина, то на расстоянии 10 метров будет маковое зернышко — Земля, на расстоянии 50 метров — мелкая вишня, Юпитер, а на расстоянии 300 метров — песчинки: планеты-гиганты. Воттакие "пустоты" приходится преодолевать, чтобы долететь до планет.
Юпитер — пятая от Солнца планета. У него 63 спутника, большинство из них маленькие. А планета большая — его диаметр в 11 раз больше, чем у Земли. Это газовая планета. Юпитер — это почти сплошная атмосфера. Большое "красное пятно" — это вихрь в атмосфере, его наблюдают астрономы уже более двухсот лет. Атмосфера — водород и гелий. Очень интересный спутник Юпитера Ио. На нем обнаружена вулканическая деятельность. Процессы очень интересные. Европа — второй спутник Юпитера. Мы знаем, что там лед. Сделаны очень интересные снимки. На них виден ледяной панцирь. Ганимед — третий спутник. На нем много кратеров. А кратеры в планетологии нечто вроде "часов". Много кратеров — значит, давние. Мало — свежие. Каллисто — самый большой спутник в Солнечной системе. Много пятен, линий. Светлые концентрические уступы хорошо видны на снимках… Космический аппарат "Галилео" пролетал мимо спутников — такие были расчеты, и это дало возможность узнать их внутреннее строение. Ио и Ганимед имеют металлическое ядро, а у других — камень, плотные породы. Почему такое различие, пока не ясно.
Системы планет очень разные. И это видно не только на примере Юпитера.
Когда посмотрели на кольца Сатурна поближе, то выяснилось, что это частицы льда. Такое впечатление, что это разрушившийся спутник. Очевидно, он столкнулся с ледяной кометой или другим спутником. Рой небольших тел и образовал такое кольцо. Они разные у Сатурна. Очевидно, это связано с разным составом, а также какими-то физическими явлениями. У Сатурна есть спутники. Они разные по форме. И это отчетливо видно на снимках, сделанных космическими аппаратами.
У Урана тоже есть кольца, но они слабо выражены. Главная его особенность в том, что он крутится "лежа на боку". Так не должно быть. Наверное, с ним столкнулось какое-то очень большое тело. Причем удар был столь мощным, что Уран развернуло. У него тоже есть спутники. Загадочные тела. В частности, спутник Миранда. Там есть ударные кратеры, и в то же время образования, связанные с вулканической деятельностью.
Голубой Нептун — последняя планета-гигант. На нем очень холодно — минус 200 градусов. Уж больно далеко до Солнца… Есть один большой спутник, по размеру немного не дотягивает до Луны. "Вояджер", пролетая мимо, увидел только часть спутника — южный его полюс. Это какие-то тектонические разломы, есть и более молодые участки типа застывших ледяных озер… Атмосфера — азот и метан. На снимках удалось заметить "хвостики" — это бьют азотные гейзеры, и мы видим их тени. То есть активность какая-то есть…
Зачем мы изучаем планеты-гиганты, которые находятся так далеко?
Во-первых, это часть нашего дома — Солнечной системы. И все, что в ней происходит, нам небезразлично. В частности, несколько миллиардов лет назад в Солнечной системе проходили мощнейшие процессы, связанные с ударами астероидов. Это мы видим и на Луне, и на Земле. Масштабы катастрофы были огромные…. Впрочем, некоторые ученые считают, что благодаря ей появилась на Земле жизнь… Интересно, не правда ли?… И второе: мы открываем новые процессы, которые раньше были неведомы. К примеру, тот же "приливный разогрев". Мы, геологи, не догадывались, что он может играть такую важную роль. И, наконец, мы видим, что в системе планет-гигантов есть вода, есть энергия, то есть там может зародиться жизнь. Мы не знаем, как она произошла. Это интересно, и одновременно страшно. Представим, что появятся там какие-то микробы, которые к нам будут заброшены, и они нас съедят… Страшно? Успокою: скорее всего, этого не произойдет, потому что будь такое в реальности, все давно бы уже произошло…
Игорь Георгиевич Митрофанов, доктор физико-математических наук, заведует лабораторией в Институте космических исследований РАН. Под его руководством созданы приборы, которые позволяют провести уникальные эксперименты в космосе, в частности, на Луне и Меркурии.
В настоящее время мы выходим на новые уровни естествознания, пытаясь понять, каково наше место в космосе. Один из интересных сюжетов исследований — это вода. Каким образом она сохранилась на планетах? Ответ на этот вопрос помогает понять то, что еще недавно было скрыто от нас.
Меркурий — одна из самых малоизученных планет, она весьма загадочна. Убежден, что никто и никогда не будет осваивать Меркурий — уж слишком необычный и странный это мир! И при этом в каких аспектах он очень похож на мир Луны, который, как подчас нам кажется, мы уже неплохо исследовали и понимаем, что там происходит.
Первая революция в изучении Вселенной произошла, когда Галилей направил телескоп на небесные тела, а вторая — когда за пределы Земли ушли космические аппараты. Я буду говорить о "второй революции".
На Меркурий лететь тяжело: он близок к Солнцу, движется с большой скоростью, а потому за все время всего два аппарата побывали в окрестностях Меркурия. Первый в 1974 году — "Маринер-10" вел исследования с пролетной траектории. Сейчас туда прилетел настоящий орбитальный исследователь "Мессенжер". Он изучает поверхность, и те данные, что получаем, часто удивляют нас. Ясно, что нужно лететь туда вновь и продолжать исследования этой планеты. Европейское космическое агентство подготовляет новый комплекс для Меркурия. Он состоит из двух спутников. Один будет изучать магнитное поле, а второй — поверхность. Первый создается японскими коллегами, а на втором будут приборы, созданные в нашем Институте. Мы в группе создаем спектрометр для фиксации нейтронного излучения Меркурия. Это позволяет изучать элементный состав поверхности, то есть проводить геологическую разведку с орбиты. Запуск аппарата состоится в 2015 году, но доберется он до места назначения только в 2019 году.
Меркурий — самая маленькая планета из всех, что населяют Солнечную систему. Но она очень плотная. То есть это небольшой, но тяжелый шарик. В нем много железа — три четверти радиуса занимает металлическое ядро. Оно образовалось в результате того, что Меркурий находится близко к Солнцу.
Однако на Меркурии есть так называемые "холодные ловушки", где температура постоянно держится около минус 200 градусов. Это связано с его движением по орбите и особенностями его вращения вокруг оси. Эти районы находятся в районе полюсов. Так есть углубления от ударов астероидов, и лучи Солнца никогда не попадают в них. Потому температура и столь низкая. Там и может находиться водяной лед. Наблюдения с "Мессенжера" подтверждают данные, полученные с помощью радиолокации. Так что Меркурий "не только пламень, но и лёд"…
Мы не знаем, откуда лед на Меркурии, и разобраться в этом нам может помочь Луна.
Это такое небесное тело, которое находится на границе того, что мы можем называть "планетой". Земля и Луна — это скорее двойная планетная система, и уникальные свойства Земли напрямую связаны с тем, что у нас есть такой большой и близкий спутник.
У Меркурия, Венеры и Марса спутников нет (Фобос и Деймос слишком малы, чтобы влиять на природу Марса). У планет-гигантов спутников полно. Однако там уже совсем иной мир, совсем не похожий на наш (имеется в виду планеты "земной группы"). Как и почему образовались Земля и Луна, пока неясно, и ученые пытаются в этом разобраться.
Система "Земля-Луна" образовались четыре с половиной миллиарда лет назад. Мы знаем, что были сначала "героический этап эволюции", а затем "спокойный". Четыре миллиарда лет назад произошла мощная бомбардировка большими кометами и астероидами вновь образованных планет. На Земле мы почти не видим следов этой атаки, так как у нас активная поверхность, а на Луне все осталось — кратеры, которые мы наблюдаем, свидетели той катастрофы. Потом наступил медленный, консервативный этап эволюции.
А теперь сравним сюжеты у полюсов Луны и Меркурия. И там и тут солнечные лучи идут по касательной к поверхности. Оказывается, "холодные ловушки" присутствуют и на Луне. В то же время, если у полюсов есть высокая гора, то на вершине ее солнце будет светить всегда — там "вечный день". Это очень важно знать, если представить, что люди начнут осваивать Луну и будут работать там постоянно.
Как известно, эпоха лунной гонки, в которой принимали участие США и СССР, завершилась три десятилетия назад. Прилунения астронавтов и посадки автоматических станций в основном проходили на средних широтах — туда летать было проще. Но теперь оказалось, что наиболее интересные районы — это полюса Луны.
Начали создаваться аппараты, которые будут "пристрастно" обследовать полюса Луны. Мы принимаем активное участие и в американских проектах, и, конечно же, в наших. Судя по всему, человечество возвращается к Луне, теперь уже для того, чтобы не только исследовать ее, но и осваивать.
Владимир Губарев
Ссылка на эту статью была добавлена в статью в Википедии, посвященную деятельности академика Льва Зеленого, однако через сутки она была удалена участником Q-bit_array, которого часто называют "диктатором русской Википедии". В результате в Википедии нет ссылки ни на одну беседу с академиком Зеленым. Нам искренне жаль ее пользователей, которые в результате действий некомпетентного редактора лишаются возможности ознакомиться с этой беседой двух замечательных людей.