Кроме специалистов, ведущих в академической литературе бурные дискуссии, мало кто пишет о царе Федоре Алексеевиче из династии Романовых. Первому российскому императору Петру I легенды были положены по его роли в истории, но вот его рано скончавшийся брат обойден молчанием. Чем же это не миф, когда многие даже никогда не слышали о таком монархе?
Два года назад прошел телесериал режиссера Николая Досталя и сценариста Михаила Кураева и совсем недавно в серии ЖЗЛ вышла биография царя, написанная Дмитрием Володихиным. Вот, по сути дела, и вся популярность единокровного брата Петра I. Хотя этот русский царь совершенно не заслужил такого к себе отношения.
Фигуру самодержца Федора Алексеевича заслонило множество самых разных людей, побывавших вслед за ним на троне российском: незаурядный реформатор и воин Петр Великий, их сестра Софья. А еще Федору Романову был отпущен слишком краткий срок земной жизни. Много чего не успел сотворить отрок — ни худого, ни хорошего. Вот и говорят нынче историки, что он даже более своего батюшки был достоин прозвища Тишайший. Интересно, сказали бы так о нем, процарствуй он больше отпущенного ему срока?
Не подлежит сомнению, что сын более отца был склонен перенимать иноземные обычаи. Так сказать, представитель прогрессивной молодежи. В том числе и по причине своей молодости, царь Федор Алексеевич не проявлял лютой злобы ни в делах церковных, ни в державных. У большинства сердце с годами ожесточается и при своем вступлении на престол ему посчастливилось не видеть смуты, которая навсегда изломала брата его Петра Алексеевича, сделав возбудимым и дерганным.
Читайте также: Павел I не самодур, он просто порядка хотел
За шесть лет его правления жители государства ни разу не бунтовали, хотя "гроздья гнева" вызревали именно в этот период. Царь Федор Алексеевич интересен уже этим и то, что результаты его краткого царствования оказались половинчатыми. Наверное, о таких людях сложена русская пословица: ни богу свечка, ни черту кочерга.
В наследство царю-подростку Федору, взявшему в руки скипетр и державу, достались и последствия церковного раскола и война с турками, но проявил он впервые себя подобно участникам современного телевизионного ток-шоу "Модный приговор". В летописи сказано: "В лето 7189-е (1680) октября в 22 день великий государь, царь и великий князь Феодор Алексеевич указал бояром (так в оригинальном тексте — Прим. Ред.), окольничьим, думным, служилым людем (так в тексте — Прим. Ред.) и всякому чину древнюю одежду — однорядки и охобни — не носить, а указал носить всякому чину служивое платье: кафтаны не на подъем". Тут необходимо пояснение: "кафтаны не на подъем" — длиннополые кафтаны, а не наоборот. Царским указом запрещались как раз короткие кафтаны.
Не напоминает ли вам, читатель, эта история эпизод из телефильма "Тот самый Мюнхгаузен", где герой Леонида Броневого (всего лишь бургомистр заштатного европейского городка) высказывается насчет платья своих подданных. Думается, если бы после смерти Брежнева на пост генсека заступил тинейджер, то вместо костюмов с галстуками чинуши и партаппаратчики надели бы джинсы и майки "Адидас". Мы отнюдь не ерничаем, все историки, словно сговорившись, на все лады комментировали именно это нововведение Федора Алексеевича. Оно крепко засело в памяти народной — остального не помнят.
Опять-таки, напрашивается сравнение с нашими днями. За короткое правление Черненко (благодаря телевизионной картинке, конечно) впечатался момент подвода некрепко державшегося на ногах старика к микрофону. Два дюжих хлопца буквально несут правителя одной шестой части суши. Жалкое зрелище! И жалко не столько немощь правителя, сколько немощь крепкого до того государства.
Польская мода и бритье бороды при Федоре Алексеевиче государственным устоям ничем не угрожали. Еще красавица Елена Глинская уговорила своего супруга немолодого Василия III — отца Ивана Грозного сбрить эти атрибуты мужественности. Церковь осуждала такой обычай, как осуждала скоморохов и лицедеев, но светские власти смотрели на моду и "позорища" (теперь мы используем английское слово show) сквозь пальцы. И отдельные исключения (царь Федор Алексеевич также не носил бороды) не повлияли на нравы московитов.
По свидетельству иностранцев, отказаться от охабней, как одежды "безобразно женской" и "стричь волосы и брить бороды, носить сабли сбоку и одеваться в польские кунтуши" Федора Алексеевича упросила его супруга Агафья Грушецкая. Действительно, при Грозном, при царе, неудачливых воевод было принято наряжать в женское платье. Вот только охабни никогда не считались исключительно женской одеждой, но, напротив, мужской.
Историки немного поторопились приписать Федору Алексеевичу обычай, который вошел в силу лишь при Петре Алексеевиче, одеваться в европейское платье. По мнению тех специалистов, которые не видят в указе царя Федора ни "западничества", ни "охранительства", он и тут поступил по принципу — и вашим, и нашим. Или фифти-фифти. По сути, никакой прозападной или, наоборот, прорусской идеологии нововведение Федора Алексеевича в себе не несло. Это был ответ на веяния времени — одежда должна быть удобной и функциональной. За последние словечки в 17-м веке автора этих строк вполне могли выпороть на площади. Не знали наши предки таких мудреных слов!
По-настоящему действенная и масштабная реформа, проведенная при Федоре Алексеевиче, касалась отнюдь не одежды. Это отмена местничества. В отличие от оценки перемены одежки, тут все историки поголовно согласны — царь Феодор оказался полностью прав, рискнув пойти на такое преобразование феодального общества. При том, что местничество — это не только косность и тормоз общественного развития, как это порой кажется с высоты позднейшего времени. Местничество обеспечивало гарантии крупным вельможам, чьи предки незадолго до того сами были господарями в своих землях. Из истории Западной Европы нам хорошо известно, как противодействовали центростремительным движениям королей наиболее крутые вассалы. Достаточно вспомнить бургундского герцога Карла Смелого вступившего в вооруженный спор с Людовиком XI.
Когда к 1521 году на политической карте Восточной Европы замаячили две сильнейших державы — Московское царство и Великое княжество Литовское, то под руку одного или другого государства потянулись на службу представители многих славных и старинных родов. Аристократы зачастую распоряжались военными дружинами и управляли землями. Притесняя одних, в ответ можно было получить бунт и вооруженный конфликт. Местничество способствовало решению такой проблемы. За былую политическую независимость элита получала своеобразную компенсацию, выстраиваясь в соответствии с иерархией. Центробежные устремления отдельных дворян не разрывали единое государство на убогие и жалкие клочки, как это случилось с СССР, после образования ряда "независимых" государств. Даже Иван Грозный, выдвигавший "худородных" в противовес знатным, не смог до конца преодолеть инертность мышления и проверенную годами систему местничества.
Все недостатки местничества наглядно проявились со временем — к середине 17-го столетия, в правление первых Романовых. Михаил Федорович и Алексей Михайлович уже деятельно ограничивали местничество тремя указами от 1621, 1655 и 1667 годов. Не считая монументального свода общероссийских законов — Соборного уложения 1649 года. По стопам деда и отца пошел и Федор Алексеевич, предпринявший новые меры против местничества.
Так, указом от 2 ноября 1678 года для крестных ходов при сопровождении икон под страхом конфискации земель и "отнятия чести" отменялось всякое местничество. На протяжении нескольких лет (1678-1681) местничество не действовало на южной границе, где шли военные действия против Турции и Крымского ханства. Но это были отдельные и незначительные шажки. 24 ноября 1681 года царь Федор Алексеевич издал указ о полном упразднении местничества. Союзниками юного самодержца выступили тогдашние политические тяжеловесы: князь В. В. Голицын и патриарх Иоаким. Годом ранее монарх всерьез взялся за перестройку армии.
Читайте также: Династия Романовых и технический прогресс
Как видите, реформы тогдашнего русского государства и общества назрели еще до воцарения Петра Великого и, наверное, при Федоре Алексеевиче они тоже были бы проведены, хотя, скорее всего, несколько иначе. Но тут мы, увы, вступаем на поле догадок и предположений. Не будем же плодить новые мифы…