В России полным ходом идёт избирательная кампания. Насколько страна готова к тому, что произойдет 19 сентября? И чем эта кампания отличается от предыдущих?
В студии программы "Точка зрения" на Pravda.Ru краткий экскурс в недавнюю историю российской законодательной власти провела секретарь Объединённой коммунистической партии, кандидат в Государственную Думу по 197-му Кунцевскому избирательному округу Москвы Дарья Митина.
— Это моя шестая избирательная кампания. Из них было четыре федеральных и две городского уровня. Так что мне есть с чем сравнивать.
Впервые я была кандидатом в 1995 году. Тогда проходили выборы в Государственную Думу второго созыва — наверное, это была самая яркая Государственная Дума из всех парламентов постсоветской России. Не будем считать расстрелянный Верховный совет. Он не доработал до конца своего срока, потому что был расстрелян Ельциным.
И через два года после этих трагических событий был пик успеха анти-ельцинской оппозиции, коммунистической оппозиции.
Тогда коммунисты составили пусть не конституционное, но хотя бы относительное большинство в Государственной Думе. У них был перевес:
- они имели 240 с лишним голосов, когда простое большинство — 226;
- у них были родственные депутатские группы: аграрные и группы народовластия.
В принципе, больше половины тогдашней Госдумы была оппозиционная. Интересное время, но очень жёсткое. Мы работали в жёсткой конфронтации с Ельциным. Буквально каждая наша инициатива воспринималась в штыки. Каждый социальный закон Ельциным зарубался.
И кульминация нашего тогдашнего депутатского созыва — наша попытка вынести Ельцину импичмент, объявить по нескольким пунктам обвинение. Работала специальная комиссия, можно сказать, парламентский трибунал, который выносил обвинение по пунктам. А каждый пункт отдельно голосовался. И для объявления этого импичмента не хватило от нескольких голосов по ряду вопросов до более сотни голосов по другим вопросам.
Из-за предательства целого ряда парламентских сил импичмент вынести не получилось. Но тогда страна была другая. Совершенно другая.
И, соответственно, избирательная кампания была другая. Тогда действительно Парламент многое значил. Несмотря на ту трагедию, которая произошла с Верховным советом, после расстрела Парламента даже очень многие сомневались:
надо ли дальше играть в эту буржуазную парламентскую демократию, стоит ли.
Потому что наступил период реакции и кровь ещё не высохла на ступеньках здания Верховного совета на Краснопресненской набережной, но, тем не менее, все понимали:
для того чтобы иметь возможность что-то делать, что-то значить, что-то мочь и работать в легальном политическом поле, эти выборы были необходимы. И это была действительно кульминация успеха оппозиции. И потом шло медленное загнивание.
— Но насколько оппозиция смогла этим успехом воспользоваться и насколько она могла обратить его даже не себе во благо, а людям? И что было с выборами в 1996 году, когда — есть такая информация — победил не Ельцин?
— Да, я тоже разделяю такую точку зрения: в 1996-м победил не Ельцин.
— Но Зюганов отдал все полномочия Ельцину. Это конспирологические теории?
— Нет, это не теории. Самое смешное, что очень долгое время эта точка зрения Зюганова была его публичной позицией, которую он высказывал:
"Мы победили, но у нас украли победу".
А потом вдруг концепция изменилась.
— Тем не менее, они последовательно голосовали по массе самых важных стратегических, политических, бытовых, хозяйственных и иных вопросов. Не как оппозиция голосовали. Непонятно, была ли тогда оппозиция…
— Оппозиция за эти годы — за вторую половину 90-х годов — воспользовалась своими возможностями по полной. Статья о том, что Россия является социальным государством, в новом варианте Конституции ушла, но, тем не менее, в своей основе государство удалось сохранить социальным именно благодаря работе первых двух составов Государственной Думы.
Потому что вся нормативно-правовая база, основа остались старые. И очень много есть законодательных зацепок, согласно которым можно оспорить те или иные ущемления твоих социальных прав, нарушения каких-то преференций и так далее.
В принципе, основы социального государства были в основном сохранены. И это действительно благодаря нашей Думе. Несмотря на то, как президент воспринимал эти инициативы, у нас была опора в лице Совета Федерации.
Сейчас обе палаты не отличаются одна от другой.
Обе палаты — это мешок с голосами и 450 совершенно бессмысленных кнопкодавов, которые давят на кнопки и придумывают… точнее, делают вид, что придумывают.
А в наше время 85% законодательных предложений вносили депутаты, только 15% — исполнительная власть.
Сейчас ситуация диаметральным образом поменялась. Как будто кто-то перевернул песочные часы:
Первые два созыва Госдумы при Путине это было очень видно. Поэтому сделали по-хитрому:
теперь законопроекты разрабатываются в недрах кремлёвской администрации или, допустим, Белого дома правительства. А депутатам от "Единой России", от других фракций просто дают подписать эти законопроекты, поставить свою фамилию, чтобы формально это выглядело вроде как от депутата, а на самом деле, конечно, это не депутатские законопроекты.
И это не единственное отличие от Думы 90-х годов. Тогда Дума действительно решала если не всё, то, по крайней мере, многое. Сейчас не так. Сейчас Дума превратилась в декорацию, в чистую фикцию. В мешок с голосами.
Это орган даже не нормотворчества, а легитимации тех предложений, которые вносит исполнительная власть.
И поэтому вот такая апатия среди населения. Многие не голосуют. С каждым разом снижается явка, потому что люди понимают, что они голосуют за какой-то очень странный орган, который прославился какими-то очень странными экзотическими инициативами, статисты которого по указке голосуют за то, на что укажет из Кремля куратор.