23 августа 1991 года после победы над ГКЧП был закрыт ЦК КПСС. Как защищали коммунисты свой главный штаб? Дали ли хоть какой-то отпор демократам? Об этом с генерал-майором безопасности Евгением Савостьяновым в прямом эфире беседовал председатель совета директоров "Правда.Ру" Вадим Горшенин.
— С моим гостем в переломное для СССР время находились по разные стороны баррикад. Я работал в редакции газеты "Правда", когда Евгений Вадимович Савостьянов закрывал здание ЦK КПСС. Никто не вышел на защиту главного штаба Коммунистической партии СССР.
Евгений Вадимович, расскажите, как это было. Что там происходило? Вы пришли к пустым дверям, где никого не было, либо там всё-таки было еще много сотрудников? Чем они занимались? Было ли оказано какое-то сопротивление? Жгли ли там какие-то секретные материалы?
— Если говорить о технике, то это началось утром 23 августа. Представьте себе ситуацию: только вчера завершился путч, снесли памятник Дзержинскому, народ еще в упоении от победы, кое-кто продолжает это праздновать, но город-то должен продолжать жить. И утро мы начали как обычно — планёркой.
Мы сидели втроём — Попов, Лужков и я, обсуждали задачи на текущий день, что надо сегодня сделать. Входит управляющий делами правительства Москвы Василий Шахновский с какой-то бумажкой и с таким хитрющим лицом подает эту бумажку Попову. Попов прочитал ее, хмыкнул, передал Лужкову. Лужков прочитал, тоже хмыкнул и передал мне.
Записка на имя Генерального секретаря ЦК КПСС, Президента страны Горбачёва была написана печатными корявыми буквами с большим количеством ошибок и исправлений.
В ней говорилось, что в здании ЦК КПСС идёт работа по уничтожению документов, свидетельствующих о причастности КПСС к путчу, и в заключение сказано: "считаем целесообразным приостановить функционирование комплекса зданий ЦК КПСС на Старой площади".
И тоже печатными буквами, как будто это — какая-то конспиративная записка, подпись "Бурбулис". И по диагонали в левом верхнем углу подпись "Согласен. Горбачёв". Я прочел это, поднимаю глаза, мне Попов говорит: "Выполняйте, Евгений Вадимович".
Я взял бумагу и пошел к себе в кабинет. Первый звонок я сделал начальнику ГУВД Москвы Мырикову. Говорю: "Николай Степанович, мне нужен батальон ОМОНа к комплексу зданий ЦК КПСС на Старой площади. Выставите спаренные патрули у каждого входа и до моего прихода никаких действий не выполняйте. Начальник, командир батальона, должен ждать меня на пересечении Старой площади и Ильинки, у подъезда".
Он говорит: "А с чем это связано, Евгений Вадимович?". Я говорю: "Это связано с решением Президента страны Горбачева о закрытии комплекса зданий ЦК КПСС". Судя по тону, Мыриков очень обрадовался, но сразу взмолился: "Нет у меня, — говорит, — батальона. У меня сейчас на всю Москву полбатальона осталось".
Я говорю: "Вы не упрямьтесь, выполняйте команду. Кто будет старшим?". — "Полковник Иванов. Вы ему, пожалуйста, покажите эту бумажку". Я говорю: "Хорошо". Потом я позвонил начальнику Управления КГБ по Москве и Московской области Прилукову: "Виталий Михайлович, значит, вот есть такое решение. Предупредите руководство охраны комплекса зданий ЦК КПСС о том, что я сейчас подъеду для выполнения этого приказа".
Я посидел минут 15 — подождал, чтобы омоновцы успели выдвинуться. И поехал туда. Сначала показал бумагу Иванову. Там же стоял такой высокий, очень симпатичный молодой человек. Он представился майором Фроловым, начальником охраны. Я спрашиваю: "А кто старший здесь?". Он говорит: "Управляющий делами ЦК Кручина". Я говорю: "Пошли к Кручине".
Приходим к Кручине. Он встречает меня так вальяжно: "Вы по какому вопросу?". Я говорю: "Вы подпись своего начальника знаете?". Он говорит: "Какого начальника?". Я говорю: "Горбачёва". — "Конечно, знаю". Я говорю: "Читайте". Положил перед ним бумагу эту. Он прочел и стал красный, пунцовый такой.
Я говорю: "Выполняйте. Эвакуируйте весь персонал из зданий. Мы берем его под охрану на свою ответственность". Тут началась волынка: "Так нельзя. У нас здесь — ценности, секретные бумаги. Мы должны создать комиссию инвентаризационную по приему-передаче, тра-та-та та-та-та-та…"
Вот так он тянет, тянет, тянет, но мне было важно, чтобы он успокоился. Вот когда он успокоился и расслабился, я ударил кулаком у него перед носом и рявкнул: "Делай, что тебе говорят!". Тут он сломался сразу, вызвал к себе товарища, в котором я узнал бывшего первого секретаря ЦК ВЛКСМ Мироненко.
Он спрашивает: "А как же я это сделаю?". Я говорю: "У вас есть радиотрансляция "Гражданская оборона"? — "Есть". Я говорю: "Давайте по этой трансляции объявим об эвакуации здания". Пришли мы с Мироненко в шестой подъезд, поднялись на пятый этаж, где радиотрансляционная рубка была.
Там толпа народу, они говорят: "Радист ушел, никого нет. А кто вы такой? Вы не имеете права, тра-та-та-та-та-та-та…" Я посидел, подождал, говорю: "Ладно". Посмотрел на часы и говорю: "У вас осталось 45 минут. Через 45 минут я арестую всех находящихся в здании. Теперь ваше время пошло". Сразу появился радист с ключами, включил всё.
Я сделал объявление, а Мироненко мне говорит: "Вы представьтесь, пожалуйста, кто это делает". Я думаю: "Эх, ты черт, тут такой ответственный момент, а я забыл обозначить свое имя". Повторил уже с указанием имени, и народ, хватая сумки и портфели, сразу побежал на выход.
Буквально минут через 20 я вернулся к Кручине, но он уже уехал. А минут через 20 буквально подошёл Мироненко и говорит, что людей обыскивают на выходе, проверяют вещи, Прокофьеву даже подзатыльник или пинка дали. А это был первый секретарь МГК КПСС…
Беседовал Вадим Горшенин
Подготовил Юрий Кондратьев