Главная тайна сталинского периода вовсе не в истинной причине массовых репрессий или точном числе репрессированных за дело и «за компанию». Непонятно, как в одной стране в одно и то же самое время могли уживаться серые улицы, «черные фары у соседних ворот», и солнечный праздник фильма «Волга-Волга».
Этот вопрос долгое время ставил меня в тупик. Ясно, что «Волга-Волга» это пропаганда. Но если пропаганда столь радикально отличается от объективной реальности, она не может быть работоспособна. Невозможно голодного убедить, что он сыт, показывая на экране немыслимые явства - озвереет. Невозможно запуганному населению в черно-сером 37-м показывать солнечный праздник, выдавая его за реальную жизнь страны. Никакие «черные воронки» на улицах не заставят людей поверить в такую картинку.
А пропаганда, между тем, была эффективна. Верили. Не будем же мы отрицать культ личности?
Как-то все это уживалось в одной стране, в одном обществе: черные воронки на улицах, чемоданчик со сменой белья в прихожей, непрерывный порабощающий страх и - беззаботные люди, Фонтан дружбы народов на ВДНХ, мороженое, Парк Горького с эстрадой и танцами теплыми летними вечерами, парашютные вышки, массовый энтузиазм... Похоже, эти реальности существовали параллельно, совершенно не пересекаясь.
Я долгое время ломал голову над тем, как такое возможно. Пока не осознал: а ничего ведь не изменилось.
Я каждое утро и каждый вечер иду по теплой солнечной Москве, и в моем мире не существует снующих по улицам «черных воронков». Я каждый день сижу на работе, и не чувствую на шее зажимающейся удавки цензуры. Я встречаюсь на улицах с друзьями, которых может быть четверо, пятеро и больше - и к нам не бежит озверевший ОМОН, чтобы избить дубинками. Наверное, все дело в том, что нам не приходит в голову подавать заявку на массовый поход в магазин за батоном.
Я не скрываю своих политических взглядов, открыто говорю о них, полемизирую с идеологическими противниками как от власти, так и от либеральной оппозиции, публикую свои книги и не думаю, что за мной следит вездесущее КГБ.
В моей реальности «кровавый режим» - это оппозиционный интернет-мем, используемый кем ни попадя в каком угодно контексте и чаще всего с иронией.
Я ведь не один такой, правда? Вы тоже гуляете по улицам без согласования? Не кричите в трубку сотового «Товарищ полковник, я знаю, что вы меня слушаете»? Не выворачиваете на кухне лампочки и не перекрываете газовый кран, чтобы шепотом поговорить о политике? Нас таких, я искренне надеюсь, все-так много? Может быть даже большинство?
Но ведь прямо рядом с нами есть те, за кем следят, кого «слушают» и кто подает заявки на «шествие» гостей до места празднования собственного дня рождения. Я общаюсь с этими людьми и понимаю, что для них это только отчасти игра. А в значительной мере, и уже давно - страшная действительность.
Пообщайтесь с лимоновцами, из старых, у которых дома действительно стоит «тревожный чемоданчик» на случай внезапного ареста. В их реальности по серым улицам носятся черные воронки. Пообщайтесь с анархистами и леваками, узнайте про фашистских боевиков, подготовленных «фашистскими спецслужбами». Пообщайтесь с либеральной демшизой. Узнайте про всесильное КГБ, про репрессивную машину, про подавление и истребление гражданского общества, про тиски цензуры и уничтожение независимой прессы, начиная от разгона уникального журналистского коллектива НТВ.
Для этих людей «кровавый режим» - не хохма, не мем, для них в этом определении замкнулся мир. Когда пишут: «Арест Ходорковского. Россия вернулась в 37-й» - они действительно так думают. Они верят, когда говорят, что 37-й вернулся, раз прошли обыски в квартирах Яшина и Собчак. Они убеждены, что в стране идут массовые репрессии.
Сегодня оппозиционеры собираются на Пушкинской площади в Москве на митинг в защиту политзаключенных. Для них это не игра - хоть списки «политических» отличаются большим своеобразием. Здесь и Ходорковский, и Козлов, и так далее. Одна часть оппозиции не согласна со списками другой, другая не считает политзаключенными фигурантов списка первой, но в целом это действительно уже давно не игра.
Мир «черных воронков» совсем рядом. Он мал, незаметен, но он существует, и его люди действительно уверены, и поддерживают убежденность друг друга, что живут в «страшном 37-м».
Совсем просто представить себе, что случится, если это меньшинство получит исключительное право писать историю: другой автор, в другом издании через каких-то 50 лет будет ломать голову над тем, как совмещаются запуганный мир 2012-го, с его серыми улицами и «черными фарами», и фильм, скажем, «Питер ФМ».