С конца сентября главный психиатр минздрава Зураб Кекелидзе анонсировал начало действия программы психологической помощи онкобольным. "Если врач видит, что раковый больной выказывает признаки депрессии, беспокойства или у него появились суицидальные мысли, то надо бить тревогу и передавать пациента в руки психиатров", — сказал Зураб Ильич.
Собственно, в ходе данной программы будут не только лечить больных, но и учить правильному поведению и врачей-онкологов, и родных пациентов. Что, в общем, выглядит абсолютно обоснованным.
Действительно, с советских времен в отечественной онкологии преобладал подход, согласно которому больных раком не стоит без лишней нужды знакомить с их диагнозом. Для чего медики даже изобрели собственный медицинский "жаргон" — обозначающий опухоли так, что даже формально знающий русский язык иностранец не догадается, о чем идет речь в записи в амбулаторной карточке. В противовес западному подходу, в рамках которого тяжелый диагноз пациентам обычно сообщают сразу.
Ныне же российская онкология, в целом, "покинула берег свой родной", отойдя от "принципа умалчивания", но "к другому так и не пристала", пока не выработав адекватных подходов психологической поддержки онкобольных, которые очень часто руководствуются в своей "жизни после диагноза" псевдомедицинским мифом о том, что "рак — это приговор".
Как будто самая обычная жизнь не значит такое же медленное умирание, а любая другая болезнь гарантировано обеспечивает ее носителю возможность умереть где-то так после 70 лет. Умирают же немало людей от инфарктов, инсультов, вроде бы банального воспаления легких… Да даже и от "синдрома внезапной смерти молодых", точные причины которой пока дискутируются.
С другой стороны, тот же Франсуа Миттеран, один из лучших президентов Франции с 1981-го по 1995 год, заступал на этот пост в довольно почтенном возрасте, уже болея раком предстательной железы. Но о его болезни окружающие узнали лишь после его смерти. Она ничуть не мешала политику 14 лет и относительно нормально жить, и выполнять нелегкие обязанности.
Любая опухоль, на самом деле, не просто новообразование, это "раковая болезнь", течение которой, с обострениями и ремиссиями, зависит от многих факторов, не последним из которых как раз и является психологическое состояние больного.
Врачи древности, подходя к постели пациента, часто говорили ему: "Нас трое, я, ты и болезнь. Выбирай сам: если ты хочешь выздороветь и веришь в выздоровление, вдвоем мы болезнь одолеем. Но если ты спадешь в отчаяние и станешь на сторону болезни, я останусь в меньшинстве и не справлюсь с твоим лечением".
Увы, многие якобы "безнадежные" из числа российских онкобольных как раз и ведут себя, как "приговоренные к смерти". И даже нередко эту смерть стараются ускорить, совершая суицид. Дескать, все равно надежды нет, зачем продолжать эту бесперспективную жизнь…
Даже если при этом они и не испытывают болей, купирование которых, кстати, тоже во многом зависит от психологического настроя больного. Его депрессия часто делает неэффективными даже самые сильные наркотики. И, наоборот, нередко психологическая помощь и искренняя забота и любовь родных и близких позволяют сократить инъекции наркотических анальгетиков до минимума, а то и вообще их отменить.
Так что начинание минздрава начать программу психологической помощи онкобольным, их родственникам и лечащим их врачам более чем актуально.
Правда, немного смущает следующий момент — некоторое "смешение понятий" в данной инициативе. Ведь помощь позиционируется как "психологическая", но оказывать ее, судя по словам ее организаторов, будут психиатры. Между тем, психолог и психиатр — это далеко не одно и то же. Психолог изучает пять лет "человеческую душу" в университете и лечит ее "словом". А будущий психиатр в медицинском институте изучает все без исключения медицинские предметы и лишь после его окончания начинает уделять должное внимание лечению психических болезней.
Собственно, поэтому психотерапия отнюдь не главный, но лишь вспомогательный "инструмент" этой медицинской специальности. Упор там делается на "психофармакологию", назначение медикаментов с антипсихотическим, антидепрессивным и другими подобными эффектами.
В некотором смысле, нормальная последовательность оказания помощи человеческой душе должна идти по этапам: сначала — психолог, затем, при неэффективности, — психиатр, со своими таблетками и уколами. Но реально-то "медицинских психологов" на службе у минздрава на порядки меньше, нежели психиатров. А заменять одних другими — нечто вроде запрягания "орловского рысака" в "ломовую телегу" или здоровенного, но медлительного "битюга-тяжеловоза" в легкую бричку для состязаний на ипподроме.
Ну вот, к примеру, лечение депрессирующих больных раком можно, в принципе, и сразу начинать с антидепрессантов. Но не будешь же подобным образом подходить к родственникам больных и докторам-онкологам. Там для лекций и бесед больше подошли бы опытные "антикризисные" психологи, пусть и без медицинского диплома.
Но найдется ли у минздрава достаточно именно психологических кадров для такой работы, причем, желательно, в масштабах не только столицы, но и всей страны? Не говоря уже о том, что словосочетание "общался с психиатром" в нашем обществе, увы, несет чаще негативную нагрузку, почти что в качестве синонима "я психически болен".
Так или иначе, но намерение медиков помочь в решении психологических проблем, возникающих у всех, кто так или иначе связан с сферой онкологии, можно только приветствовать.