В интервью Pravda.Ru проректор Санкт-Петербургской духовной академии, кандидат исторических наук и кандидат богословия, протоиерей Константин ответил на вопросы касательно христианского осмысления чудовищного теракта в "Крокус Сити Холле", унесшего жизни 137 человек.
— Как православному человеку относиться к террористам? Как можно простить то, что они сделали и не осуждать их?
— Всё отношение православных христиан к происшедшему основывается на нескольких мировоззренческих постулатах.
Это то, о чем Христос сказал:
"Кесарю — кесарево, а Божие — Богу"
, а апостол Павел -
"Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (Рим 13.1-7).
Исходя из этого отношение к террористам предполагает:
Простить совершённое всегда трудно. Трудно простить обиду. Трудно принять предательство. Трудно и здесь — смириться с тем, что уже совершено. Но Церковь наиболее последовательно настаивает на том, что совершённого не вернёшь, и молиться о погибших — значит просить для них прощения грехов и Царства Божия. Перенесённые страдания, невинная гибель приближают то, о чём мы просим. В значительной мере это касается и родных, друзей и всех неравнодушных. Неравнодушие очень важно, но не менее важно — не опуститься до уровня террористов, не требовать мести, не отвечать принципом "око за око", не проклинать их в ответной злобе. Только человек, который плачет о погибших, но находит силы не проклясть злодеев, может вымолить и ближних, и себя, и, может быть (хотя бы отчасти), самих террористов.
— Как может православный человек, ведущий добропорядочный образ жизни, считать себя более грешным, чем террористы, убившие и искалечившие десятки невинных людей?
— В Православии со времён проповеди Спасителя наиболее последовательно применяется принцип относительности. Одна ложь не равносильна другой, одно предательство не равносильно другому, одно убийство не равносильно другому — всё зависит от множества факторов. Какое убийство страшнее: когда террористы пробежали за полчаса по торговому центру, сея мгновенную смерть сотням людей, или когда другие террористы мучают своих жертв днями, неделями или месяцами, нанося им раны, лишая сна, пищи, мучая допросами и угрозами? Мы не ответим на этот вопрос.
Бывает, что проклятия, посылаемые убийцам, их родным и близким, желание им мести (а они тоже есть, и далеко не всегда они злы), значительно превышают по уровню злобы нанесённые террористами раны.
Да, причинённое зло — очень велико. Но последовательный христианин будет прежде всего думать: "За что мне дано такое испытание? За мои грехи? Для проверки меня на "прочность"?"
Начался Великий пост. У многих возникло искушение думать: погибшие в торговом центре вместо покаянных молитв пошли туда развлекаться и получили то, что получили. Эта мысль сама по себе не менее греховна. Христос в своей проповеди не обличал массово убийц, хотя их хватало две тысячи лет назад, но массово обличал фарисеев. Так вот, думать так о пострадавших есть классическое фарисейство, обличённое Христом однозначно.
— Существуют ли примеры в истории России, когда злодеи, на чьих руках кровь десятков людей, смогли исправить свою жизнь и стать образцом покаяния и добродетели?
— Вероятно, такие примеры есть, хотя история не следит за ними. Как правило, вслед за тяжко греховной публичной жизнью следуют годы тихого тайного покаяния, слёз раскаяния в тишине кельи. Тайна исповеди не раскрывается, и потому примеры такого раскаяния остаются наедине с Богом и не повествуются потомкам.
Можно, пожалуй, вспомнить
Случаи прославления в лике святых таких людей единичны и, прямо скажем, легендарны. Как правило, рассказы о злодеяниях, раскаянии и подвижнической жизни, на столетия отстоят от их жизни, не опираются ни на какие документы или свидетельства и потому могут восприниматься только как пример того, что чудо может произойти и там, где оно кажется невозможным не только в материальном плане, но и в морально-психологическом.